Из кондитерской выскочил Матей с улыбкой до ушей. В его руках источали запахи корицы и ванили два золотистых куска яблочного пирога. – Держи. Это всегда помогает. Пирог, невероятно сладкий и вкусный, почти таял во рту. Карлсен поблагодарил. – Мама всегда говорила: из любой ситуации есть как минимум два выхода. Когда я не могу что-то долго решить, то всегда покупаю себе этот пирог. Мне кажется, он и есть один из двух выходов. – А что на самом деле имела в виду твоя мама? Матей пожал плечами: – А кто её знает. Я никогда не справлялся со сложными задачами, потому даже не берусь рассуждать на эту тему. Мне по душе моя версия. Вот он, мой ответ всем трудностям! Он рассмеялся и впился зубами в пирог. Карлсен смотрел на него, пока жевал. Внезапно его челюсти замерли. Он как будто совершенно по-новому увидел Матея. – Чтоб меня… – О да, я же говорил! – просиял Матей. – У них ещё осталось, я могу взять, если хочешь. – Сколько тебе лет, Матей? – Двадцать, – ответил югослав. – А тебе? – И мне двадцать. – Понятно. Ну так что, брать ещё? – Так в этом всё дело?.. Карлсен только что схватил ускользавшую так долго деталь, мысли засуетились, забегали по извилинам, головоломка начала складываться легко и просто. Вырвался глубокий вздох. Медные глаза вспыхнули. – Мне нужна аптека. Далеко отсюда до Трёхмостовья? – Совсем рядом, пешком минут семь. – Нам нужно спешить! Надеюсь, что она ещё там… В вопросах топографии и времени Матей был необычайно точен. Как он и обещал, через семь минут перед ними высилась церковь францисканцев. Карлсен сориентировался, пробежал за угол, оказавшись на узкой мощёной улочке, покрытой льдом, и к глубочайшему облегчению обнаружил свет в аптечной витрине. А внутри была всё та же гордо взиравшая на мир вокруг себя женщина. Карлсен, запыхавшийся, поприветствовал её самыми радостными возгласами. В ответ она слегка приподняла брови. – Вы меня помните? Да, конечно, вы же всё ещё не говорите по-английски… Матей, пожалуйста, спроси у неё вот что… В вопросе, который Матей перевёл без особых трудностей, он не усмотрел ничего необычного, впрочем, как и в ответе, который дала дама за прилавком. Он лишь не вполне понимал, почему Карлсен так интересовался этим. Но вот – опять этот блеск за толстыми линзами. Норвежец был чем-то озарён, ошеломлён, озадачен. Он поблагодарил женщину. Молодые люди вышли на вечерний мороз. – Если поторопимся и не попадём под снегопад, то через час уже будем в отеле, – пообещал Матей. Это были все слова, сказанные между ними по пути в отель. Карлсену долго не верилось в свою находку, но иных объяснений он не видел. Все слова и поступки обрели смысл только сейчас. Но как проверить, правда ли это? К ужину в «Мамонте» Карлсен прибыл с десятиминутным опозданием. Гости отеля звякали приборами, из-под рук пианиста во фраке нежно лилась мелодия Коула Портера. Месьё Фабьен спасал положение как мог: лично принимал заказы, подливал напитки за счёт заведения и поддерживал любую беседу. Разумеется, трещали в основном миссис Палмер и мадам Фабьен, ставшие вдруг лучшими подругами. Вероника Бёрч и Эмили Нортон подбадривали мистера Робинсона, его младший сын с дочерью сидели напротив, но ничего не ели. Пол Каннингем ужинал в одиночестве. Он позвал норвежца за свой стол и сообщил новости: – С Коннором порядок. Но медикам пришлось потрудиться. Сейчас он в больнице. Представляю, какая была бы трагедия! Если бы не Леонард, боюсь, мы бы не успели. Карлсен налил себе воды и сделал несколько глотков. – Где вы были? – В тупике. Принесли еду. – Вы ещё там? – Каннингем уставил в Карлсена добрые выцветшие глаза. Карлсен неопределённо покачал головой: – Мне нужно время, сэр. Чтобы разобраться. – Боюсь, его-то у нас немного, – Каннингем отпил из бокала с вином и глянул в окно, было видно только их отражения. – Впереди лишь ночь. – Только она мне и понадобится. – В таком случае, я с нетерпением жду завтрашнего утра. Они продолжили есть молча, пока к ним не подлетел месьё Фабьен. – Скажите мне, что этот юноша с вероналом не убивал мать! – умолял он. – Присаживайтесь, старина, – пригласил его Каннингем. – Вам необходимо успокоить нервы. Мистер Карлсен нам всё расскажет. – Вот как? – Но только завтра. – А-а… – А пока присядьте. Выпейте вина. – Пожалуй, я буду мартини. Официант принёс ему стакан с напитком. Их разговор быстро перешёл на другие темы. Месьё Фабьен выразил глубокое сожаление, что его друг Поль так ни разу и не встал на лыжи в его отеле. Но завтра обещают чудесную погоду – сплошное солнце и никакого снегопада с ветром. Затем Пол Каннингем обратился к Карлсену: – Мадам Фабьен говорит, вы уже начали свои тренировки в бассейне. Карлсен хмуро кивнул. Его мысли в ту секунду были явно не связаны с апноэ. – Как вы смотрите на то, чтобы я поделился с вами своими навыками? – предложил Каннингем. Кончилась очередная композиция, музыкант взял перерыв, и на переднем плане оказались звуки столовых приборов и зычный голос Жоржетты, угощавшей всех красочным рассказом: – …женщины в моём роду всегда стойко переносили невзгоды, даже когда были наложницами в коленах Израилевых… Её прервал резкий звон разбившегося стекла. Вилки с ножами замерли. В обрушившейся тишине все разом посмотрели на Карлсена. – Извините, – громко сказал он, вставая, стараясь не наступить на осколки стакана, – но я бы хотел потренироваться один. Месьё Фабьен, до которого часа работает бассейн? – Обычно до одиннадцати… – Чудесно. Вы не могли бы сделать для меня исключение и позволить мне потренироваться в двенадцать? – В полночь? – удивился месьё Фабьен. – Я хочу быть уверенным, что меня точно никто и ничто не отвлечёт, – жёстко заявил Карлсен. – Я хочу продержаться под водой восемь минут, но это возможно только в полном уединении. Пол Каннингем сказал: – Это очень долго. Вам раньше это удавалось? – Нет. Мой предел – шесть с половиной. Тогда офицер секретной службы резко возразил: – Вы не можете тренироваться в одиночестве. Это опасно. Можно запросто захлебнуться и потерять сознание. – Ну и что? – Как – ну и что? Вы можете погибнуть! Из-за такой глупости… Но Карлсен упрямо настаивал: – Я хочу попробовать свои силы. Месьё Фабьен не станет возражать?