Райсевик на бетонном покрытии продолжал как-то странно ворочать кистями у ступней. Вроде хотел продеть ноги в образовавшееся кольцо. Выглядело это странно умилительно, подобно перевернувшейся на спину черепахе. Он поднял голову, посмотрел в сторону грузовой фуры и заорал: – Убей ее. Лена инстинктивно прицелилась в него. На долю секунды ее охватила дикая паника, нервы были на пределе, и она чуть не пристрелила Райсевика. Прямо здесь, в живот. Он закричал громче, у него на губах повисла слюна: – Стреляй в нее! Стреляй! Стреляй же… «Грузовик, – кричало ее сознание. – Чертов грузовик со стариком и винтовкой…» Воздух стал липким. Лена тонула в адреналине, словно в зыбучем песке. Девушка резко повернулась к фуре. Да, винтовка снова торчала в окне, над дырой от выпущенной ею пули. Ствол был направлен прямо на нее. Вспышка невероятно яркого света… Лена упала на бетон под грохот оглушительного взрыва. Пуля большого калибра рассекла воздух и унеслась дальше, просвистев прямо у нее над головой. Лена лежала, распластавшись на дороге, потом повернулась, прицелилась и выстрелила. Плохой выстрел. Она даже не уверена, что попала в грузовик. Винтовка дернулась, съехала в сторону. Лена не видела скорчившегося в кабине мужчину – только мелькание темной движущейся тени. На несколько дюймов показалась верхняя часть головы, он снова в нее целился. Вероятно, ударной волной выбило потрескавшееся окно – сине-белым дождем посыпались кусочки стекла. Лена не знала, какое именно у него оружие, но однозначно оно было большим. И стреляло громко. А он был готов палить по ней снова. «Я на открытом пространстве». Ей требовалось укрытие. Надо было спрятаться за чем-то твердым и прочным. В двадцати футах позади слева стояла «Тойота» Кэмбри. Она должна подойти. Лена стала подниматься. – Она сейчас сбежит, – прозвучал голос Райсевика. Вначале Лена оперлась на ладони, ствол «Беретты» царапнул по дорожному покрытию – скрежет и скрип песка – затем приняла беговую стойку для низкого старта и сорвалась с места. «К машине! Времени нет…» Мужчина из грузовика снова выстрелил. И снова Лена почувствовала, как пуля пронзила воздух и врезалась в дорожное покрытие слева, осыпав ее кусочками бетона. Покачиваясь, она бежала дальше. В глаза попала пыль, а в воздухе продолжал звучать грохот выстрела. На бегу Лена повернула голову влево и проверила, что делает Райсевик. Он тоже встал с дороги, но нагнулся к одной ноге, приподнял штанину и продолжал орать: – Пристрели ее, пристрели ее! Она высоко поднимала пятки. Работала руками. «Не останавливайся». Лена приближалась к голубой машине сестры, последние пять футов она почти летела: бросилась на машину, прокатилась по багажнику и больно приземлилась на спину, а потом еще проехалась по неровному грубому покрытию. Копчик спасли джинсы, но она сильно расцарапала правый локоть, словно по нему прошлись теркой для сыра. Лена вскрикнула, продолжая катиться. Выстрел ударил по «Тойоте» – слетел номерной знак. А Лена так и катилась дальше и остановилась, только врезавшись коленом в ограждение моста. Но уже в безопасности за машиной. У нее получилось. До нее долетело облако пыли, накрыло и пошло дальше. Сердце судорожно стучало в груди. Ничто из этого не казалось реальным. То, что произошло за последние двадцать секунд, просто не могло случиться. Ее наполнил грубый, примитивный, бессознательный страх оттого, что в нее стреляли и она стреляла сама. «Беретту» она теперь держала в левой руке, не помнила, как перекладывала оружие из одной руки в другую, но, вероятно, сделала это. Коленная чашечка пульсировала в том месте, где она ударилась о столб ограждения. Жгло локоть, где она содрала кожу. Она чувствовала, как горячая и липкая кровь катится по ее руке вниз, намочив рукав. А солнце, которое било в глаза, было странного, неестественного оранжевого цвета. Воздух потемнел от дыма лесного пожара. Происходящее напоминало странный сон: солнце казалось умирающей звездой у какой-то чужой планеты. «Сосредоточься». Мысли текли в различных направлениях. Ее отвлекали миллион деталей и ощущений. Лена перекатилась на живот и поползла к переднему крылу «Тойоты», прижалась спиной к металлу, чтобы ее защищал блок цилиндров. Самая мощная, самая труднопробиваемая часть любой машины. С другой части «шпильки» снова выстрелили из винтовки. Пуля влетела в «Тойоту», послышался звук удара о металл. Лена почувствовала отдачу у себя в костях. Она тоже содрогнулась и чуть не выронила «Беретту» между колен. «Упокойся». Дрожащими пальцами она протерла глаза от пыли, пытаясь собраться с мыслями. «Успокойся, Лена. Подумай». Водитель грузовика стрелял, словно из снайперского укрытия, устроившись у себя в кабине на другой половине моста. Но он не попадет, если не поменяет положения. Она защищена машиной Кэмбри. Лена едва сюда добралась, сильно повредила локоть – потребуется его зашивать – но временно в безопасности. Хотя его громоподобное оружие – что бы это ни было – определенно превосходит по дальности стрельбы ее «Беретту Р×4». И по мощности. И точности. И шуму. И вообще по всем параметрам. «Сосредоточься. Что бы сделала Кэмбри?» Лена, сидя боком, только одним глазом выглянула из-за капота. Водителя грузовика видно не было. Хотя Лена заметила движение: ствол винтовки двигался в окне, прицеливался, готовился снова стрелять… Поэтому Лена выстрелила первой. Она приподняла «Беретту» над разогретым капотом и выстрелила по тому месту, где, по ее прикидкам, находилось лицо ублюдка. Один выстрел за другим. Это была паническая стрельба по теням, которые мелькали в кабине. Она стреляла быстро и считала оставшиеся патроны в уме: «Осталось двенадцать, одиннадцать, десять, девять, восемь». При этом она знала, что отправляет пули, не приносящие ему никакого урона, они свистят у него над головой, влетают в одно окно, вылетают из другого. Он спрятался в укрытии и ждет. Она надеялась, что ей повезет, одна из пуль срикошетит, или же он получит пулю в лоб, просто решив выглянуть из окна. Вдали в жарком и спертом воздухе с каким-то металлическим отзвуком прозвучал голос. Лена узнала дурацкий акцент лепрекона из рекламы, и, в замешательстве, все внутри нее опустилось. – Она расходует патроны. В ярости она выстрелила еще раз («Теперь осталось семь, черт побери») и разбила зеркало у кабины грузовика. Кусочки стекла полетели на дорогу. Она даже его не задела. Какой постыдный промах. Сколько игральных карт она уже пропустила? В клубе «Меткие стрелки» она никогда, вообще никогда так не мазала. – Как думаешь… – водитель грузовика разразился гнусным смехом. – Как думаешь, у нее есть запасной магазин? Лена прекратила стрелять и нырнула за капот. Райсевик на вопрос не ответил. Но ответ был «да». Она взяла с собой второй магазин для «Беретты» на семнадцать патронов, но в кобуре на поясе не имелось отсека для запасного магазина. В карманы джинсов она его засунуть не могла – это сразу же выдало бы ее. Поэтому она положила его в сумочку. А сумочка сейчас валялась в центре моста, в двадцати футах от нее, где она ее уронила после того, как первая пуля просвистела у нее над головой. И теперь она прячется за капотом «Короллы», заслоняясь ее двигателем. А больше половины магазина уже израсходовано. «Проклятье». Ей хотелось врезать кулаком по бетонному покрытию. – Тупая сука, – из кабины грузовика послышался легкий смешок. – Наверное, это первая в ее жизни перестрелка… Кто бы ни был этот человек, она испытывала к нему отвращение и ненависть. И еще она презирала себя за то, что поддалась давлению. За то, что зря потратила ценные боеприпасы. За то, что сделала все так, как они предполагали, за то, что показала себя испуганным профаном, как они и считали. Но она была лучше, должна быть лучше. Она покраснела от грустной мысли: «Что подумала бы Кэмбри?» И ответила сама себе: «Она посоветовала бы мне быть жестче. Быть умнее и хитрее. Она сказала бы: сопротивляйся изо всех сил, Крысиная Морда». Еще один выстрел из винтовки, пуля с грохотом вошла в блок цилиндров «Тойоты». Лена дернулась за капотом и боковым зрением заметила движение – Райсевик переместился в другое место. Теперь он стоял перед своим черным «Доджем», слева от нее. Ничем не защищенный, на открытом месте, словно контуженный солдат. Она прекрасно его видела. И на какое-то мгновение они встретились глазами. Это не укладывалось в голове. На его лице отсутствовали эмоции. Никакой спешки. Просто спокойствие, хотя и немного окрашенное отчаянием, как и когда он просил ее уйти. По ощущениям это было так давно. Странно – это чем-то напоминало стокгольмский синдром, но при виде капрала Райсевика Лена на самом деле испытала небольшое облегчение. Может, все дело в том, что он представлял меньшую опасность в наручниках и без оружия, но Лена почти обрадовалась при его виде, словно приветствовала старого друга. Затем Райсевик поднял обе руки, скованные наручниками, и мгновенно она узнала маленькую вещь, которую он в них держал. Компактный револьвер. Его глаза смотрели холодно, так ничего и не выражая. «О, как же это он…» – успела она подумать. Оружие рявкнуло, и боковое зеркало «Тойоты» разлетелось на части, осыпав Лену кусочками стекла и пластика. Она снова легкая мишень. Лена рухнула на живот, выставила пистолет на Райсевика, сжала его так, что побелели костяшки пальцев, и сделала два выстрела в ответ. Она даже не смотрела в прицел, а действовала рефлекторно. На лобовом стекле «Доджа» появились трещины в форме морской звезды, справа от Райсевика. Он нырнул за машину. Скрылся из вида. Он вернется. «Теперь у меня осталось пять выстрелов». Она на корточках передвигалась вдоль машины, а встревоженный голос в ее голове говорил: «Это нехорошо». Она жалась к машине, с одной стороны ее поджидал огонь винтовки, а с другой – полицейский револьвер. Она попала в перекрестный огонь под углом в девяносто градусов. «Тойота» не могла закрыть ее с обоих углов. Лена это понимала. И они это вскоре поймут. Она прижалась к горячему металлу машины, подтянула голени, расправила плечи, но этого было недостаточно. «Лена, они достанут тебя с двух сторон». Простая геометрия. Она ничем не защищена. Слева, с ее незащищенной стороны, из-за своего «Доджа» снова вылезет Райсевик и выстрелит по ней. «Это нехорошо. Это совсем нехорошо». Она прижала правую руку, из нее опять пошла кровь. Между пальцев Лена видела капли, яркие, как кетчуп, чувствовала запах пороха. Больше деталей, больше отвлекающих моментов. Она убеждала себя: «Будь как Кэмбри, которая бродяжничала на своей машине. Сосредоточься на важном. Отбрось все остальное». Она поймала себя на том, что с отсутствующим видом накручивает пряди волос на указательный палец и яростно их дергает. Она не могла в это поверить. Она дергает себя за волосы даже сейчас? Даже во время перестрелки? Снова прогрохотала винтовка. «Тойота» содрогнулась, жидкость из двигателя выплеснулась на дорогу. После последнего выстрела из грузовика прошло какое-то время – может, водитель перезаряжал винтовку. А если так, то теперь в ней всего пять патрон. Но это также был отвлекающий момент, потому что главную опасность представлял не жирный ублюдок в другой части моста. Опасность исходила от Райсевика. Слева от нее. Она снова прицелилась в патрульную машину и выждала, когда он опять появится. Соленый пот жег глаза. «Беретта» подрагивала в руках, а вместе с ней и картина, которую Лена видела сквозь прицел. Она не могла сосредоточиться и использовать центральную и боковые линии прицеливания. Она понимала, что шансов почти нет. Райсевик мог воспользоваться прикрытием. Лена – нет. Она была у него на виду. Он же рисковал только своим лицом. Если вспомнить ее любимый постер, то из пятидесяти двух карт она попала бы в половинку одной. «Не промахнись». Ее указательный палец пополз к спусковому крючку и нажал его до половины – с точностью до миллиметра. По руке пробежала судорога. Ребята в «Метких стрелках» называли это «спуск с предупреждением».