Может. Я этого никогда не узнаю. Вот, теперь все изложено в письменном виде. Теперь это не только у меня в голове. Я не могу описать, какое это облегчение – видеть эти слова на экране. Один клик, и они опубликуются в «Огнях и звуках», станут частью истории. Если я завтра умру, то правда будет жить. Я ее отпустила. Может, когда завтра все пойдет не так и капрал Райсевик решит меня прикончить, на душе у меня будет чуть спокойнее. Он осторожно приближался с взведенным револьвером тридцать восьмого калибра. Один осторожный шаг за другим. Под его ботинками, как яичная скорлупа, хрустели кусочки стекла. В воцарившейся зловещей тишине каждый звук и каждый шаг усиливались в два раза. Лена слышала, как он приближается. А если бы пошевелилась она сама, он тоже бы ее услышал. Но Рай ничего не слышал. Куда она могла деться? Она засела за багажником «Тойоты» и бежать ей было некуда. А патронов у нее осталось мало, если они вообще не кончились. Если бы у нее имелся запасной магазин, то она уже перезарядила бы пистолет. А если она перезарядила пистолет, то он услышал бы щелчок. Но Рай ничего не слышал. Под нещадно палящим солнцем его окружала тишина. Подходя все ближе и ближе, он не переставал целиться, осторожно толкнул переднюю дверцу, та закрылась со щелчком, хотя и была покорежена. Еще шаг по стеклам, опять треск. Еще один. – Папа, ты там держись, – крикнул он в сторону грузовика. – Я сейчас ее прикончу. Никакого ответа. Рай держал револьвер, наклонив прицел. В учебниках говорят, что такая стойка подходит для стрельбы стоя по мишеням, которые расположены ниже стреляющего. Его ведущая рука была поднята, локоть второй руки опущен. Ступня опорной ноги стояла под углом девяносто градусов. Это называется «блокировка центральной оси». Жесткий и прагматичный ответ устаревшей фронтальной стойке Лены, которая казалась ему даже забавной. Ведь основываться-то надо на том, что выяснение отношений с помощью огнестрельного оружия происходит не на стрельбищах. В реальной жизни все внезапно и непредсказуемо. И стрелок должен уметь удержать оружие в руках, если начнется рукопашный бой, быстро перестраиваться с ведения стрельбы на близком расстоянии (когда просто не прицелиться) на стрельбу по удаленным мишеням (когда прицеливаешься). В этом есть своя поэзия, и интересно наблюдать, как участники действия меняют положение тела для того, чтобы грамотно отвечать на угрозы. Да, самодовольная маленькая Лена Нгуен умеет прекрасно стрелять по бумажным мишеням, но она уже узнала, что приобретенные на стрельбище навыки не очень-то сочетаются с пóтом и ужасом настоящей жизни. Она уже многократно промазала, ее оружие давало сбой, в нее стреляли сквозь укрытие. Оставался только последний урок. Рай подошел к ней. Он сделал шаг влево, обошел багажник «Тойоты», приготовив оружие к бою. Равнобедренная стойка. Прицел точно настроен. Линия прицеливания совмещена с целью. Идеальный фокус. Он осторожно, дюйм за дюймом, преодолевал вражеское пространство за задней дверцей. Это напоминало отрезание куска пирога, когда постепенно тебе открывается… Пустое бетонное покрытие. Она исчезла. Он моргнул. «Как так?» На дорожном покрытии стояла пара кед. Их сняли и аккуратно поставили. Его мозг пытался это переварить. Он был так же шокирован и раздражен три месяца назад, когда Кэмбри, казалось, исчезла в ночи, внезапно растворилась за поворотом на погруженной во мрак автомагистрали. Куда она могла пойти? И зачем ей было снимать… Что-то прижалось к его шее сзади, напоминающее горячий металл. – Брось оружие, Рай. «Боже! – с восхищением подумал он. – Они на самом деле близнецы». Лена поменяла руку и направила на Райсевика оружие, а затем под дулом подвела его к своей сумке. Там она быстро нагнулась, достала запасной магазин и перезарядила «Беретту». Он наблюдал с угрюмым видом. – Погоди. Пистолет был пустой? Она улыбнулась, играя большим пальцем с остановом затвора. Еще семнадцать патронов в пистолете готовы к использованию. Ей начинало это нравиться. – Пошли, – она сунула его револьвер в свой задний карман. – Давай проверим, жив ли твой папаша. Райсевик вздохнул. Этот бой он проиграл. Подходя к фуре, Лена велела Райсевику идти впереди – если старик в кабине с затонированными стеклами все еще жив и способен поднять оружие и выстрелить, то ему придется постараться, чтобы не попасть в сына. Его сына, Райсевика. Она все еще пыталась это переварить. – Ты провалил экзамены в полицейскую академию? – уколола она его. – А я-то думала, что ты у нас суперполицейский. Он ничего не ответил. – И что ты провалил? Отжимания? Не запомнил радиокоды? Никакого ответа. – А есть тест на то, как не дать себя обхитрить и обезоружить женщине, что в два раза тебя ниже и легче? Этот тест ты точно провалил, Рай-Рай. «Рай-Рай». Любимая издевка его отца. Он ненавидел, когда его так называли. Тем не менее, когда они шли в тишине и дышали воздухом, наполненным дымом, Райсевик продолжал угрюмо молчать, ничего не отвечая. Лена поняла, что дальше его поддразнивать ей не хватает смелости. У нее не было сил на жестокость к человеку, который только что потерял отца. Она сама знала, что такое потеря и какие ощущения при этом испытывает человек. В какой-то момент ей стало не по себе. Лена забыла весь ужас последних десяти минут. Обливаясь потом, она ощутила себя убийцей. «Я не убийца. Я просто пытаюсь добиться справедливости ради сестры. Так ведь?» На мост налетел порыв ветра, и пот на коже Лены сразу стал холодным. Она поежилась. До нее дошло, что первый выстрел в их выяснении отношений сделала она сама, а не отец с сыном. Это не была самооборона. Какой бы ни оказалась правда, ей требовалось обеспечить себе безопасность, подстраховаться от действий и сына, и отца. Только тогда она наконец получит ответы. Наконец она сможет услышать из их уст правду о том, как эти больные на голову ублюдки задушили Кэмбри, а потом сбросили ее тело с моста Хэйрпин, этой проклятой Шпильки, пытаясь выдать ее смерть за самоубийство. «Все же было так?» Ответ на вопрос она знала. Ей просто требовалось его услышать от них. Теперь она подошла слишком близко. Они добрались до кабины грузовика. – Стой здесь, – приказала Лена Райсевику. Он подчинился, поднял голову и с явным опасением уставился на высоко расположенную кабину грузовой фуры. На три отверстия, пробитых в красной дверце. – Папа? – позвал он дрожащим голосом. – Заткнись. Лена приблизилась к кабине с поднятой «Береттой». Крики внутри давно стихли, но это совсем не означало, что старик мертв. Он вполне мог ждать ее в засаде. Лена решила, что если он все еще жив, то она попытается с ним поговорить – объяснить, привести доводы, порассуждать. Если он мертв, то она просто в этом убедится. Что бы ни случилось, внутри находится смертоносная винтовка, и Лена не может позволить Райсевику завладеть ею. Она вытерла пыль из глаз, щеку жгло из-за шрапнели, ее крошечные кусочки застряли в коже, а теперь по ощущениям зудели, как укусы насекомых. Пульсировал ободранный локоть. Но расслабляться нельзя, только не сейчас. Не тогда, когда она подошла так близко к правде. Следовало быть на чеку постоянно. Она поднялась по гладкой серебристой подножке грузовика. Ступени были скользкие, да еще и очень сильно нагрелись на солнце, обжигали ее ступни сквозь носки. – Папа! – хрипло произнес Райсевик. – Она поднимается… Лена резко повернулась и гневно посмотрела на него, но он уже закончил предложение: – …поэтому, папа, пожалуйста, не стреляй в нее. Лена внимательно на него посмотрела, в душу закралось сомнение. У полицейского в наручниках подрагивала челюсть, он не встречался с ней взглядом и, покорно опустив голову, смотрел на полотно дороги, сморгнув слезинку, которая полетела вниз и блеснула в солнечном свете. Убедительная актерская работа – а это явно было представление. «Пожалуйста, не стреляй в нее». Слова ничего не значат, она это знала. «Она поднимается». А вот это уже другое, определенно что-то значило. Она стояла на подножке у кабины так, чтобы видеть Райсевика, а свободной рукой потянулась к тонкой и полированной ручке. Лена коснулась ее липкими окровавленными пальцами. Внутри все сжалось. Она задержала дыхание и приготовилась к тому, что из темноты прозвучит еще один оглушительный выстрел, прорешетит металлическую дверцу, из-за чего Лена лишится нескольких пальцев. На таком расстоянии это будет громоподобный звук и кошмарный удар. Но ничего не прозвучало. Ручка щелкнула, Лена потянула дверцу на себя, та открывалась с трудом и скрипом, из нее выпало на дорогу несколько остававшихся в ней кусков армированного стекла. Лена пока не влезала в кабину и опасно балансировала на скользкой перекладине. Она раздумывала, не сказать ли что-то человеку внутри, но решила этого не делать. Райсевик уже сказал достаточно. Лена заглянула внутрь, как маленькая испуганная птичка, и увидела человека, головой вниз рухнувшего с сиденья. И кровь. Много крови. Она чуть отодвинулась от окна и выдохнула воздух. – Он мертв? – прошептал снизу Райсевик. Лена на него внимания не обратила, переложила «Беретту» в левую руку и заглянула во второй раз, на этот раз рассматривала дольше. Она держала указательный палец на спусковом крючке, готовая в любую секунду выстрелить. Внутренняя часть кабины была погружена в темноту, ей потребовалось какое-то время, чтобы глаза привыкли к сумраку. Казалось, что мужчина внутри мертв, этого и боялся Рай. Белая футболка с надписью «Я верю в Снежного человека» была заляпана ярко-красной кровью. В него определенно попала выпущенная ею пуля. Он навалился на рычаг переключения передач, голова свесилась вниз и смотрела в сторону колен. Лена разглядела коричневый ремешок глазной повязки, который врезался в седые волосы. Наверное, он был неудобный. В воздухе все еще пахло порохом. А потом она почувствовала мерзкое зловоние: старый пот, неприятный запах изо рта, газы, которые неизбежно испускал мужчина шестидесяти с лишним лет. Вот чем воняло в кабине, где старик, не моясь, проводил много дней подряд. Лена дышала только ртом. Она увидела старую, но в безупречном состоянии винтовку, из которой в нее стреляли, та лежала у старика на коленях дулом вниз. В пределах ее досягаемости. «Забери ее, Лена». Она уже было потянулась, но остановила себя. Казалось, что это была ловушка. Она же повернется спиной к оставшемуся снаружи Райсевику. А если старик только притворяется мертвым? Он может схватить ее за запястье, вырвать «Беретту». А она окажется слишком близко, чтобы вывернуться и снова по нему выстрелить…