— Не говори чепуху. Во всяком случае, завтра большой день. Именно потому и губернатор приехал. — Чтобы прочесть завещание? — Да, он же поверенный нашей семьи. Отец сделал его губернатором пару лет назад. Я забыла, зачем ему это было нужно… Ну ты же знаешь, как делают политику. — Начинаю понимать. Кстати, ты уже уладила проблему с Ленгдоном? — Что за гнусный вопрос! — воскликнула она, потом покачала головой. — У меня не было времени. Вчера вечером это было неприлично: сразу после убийства… А сегодня днем помешал ты! — Мне кажется, он слишком невинен, чтобы тебе понравиться. — Перестань… Ты ничего не понимаешь. Должна признать, что он немного скован, но тем они и хороши… такие скованные молодые люди. — Каким же скучным был, наверно, я! — Ты сам это признал! — она рассмеялась, потом замолчала и посмотрела на только что вошедших. Я оглянулся и увидел в дверях чету Помрой. Он казался бледным и измученным; она же, напротив, выглядела очень мило, успешно справившись со своим гриппом. Губернатор сердечно поздоровался с ними. Элен оставила меня и направилась к Ленгдону. Я же присоединился к группе, расположившейся у камина, в которой был и губернатор. И какое-то время только слушал. — Камилла, вы молодеете с каждым годом! — воскликнул губернатор. Миссис Помрой кокетливо потупилась. — Джонсон, вам просто нужен мой голос. — Долго вы с нами пробудете, губернатор? — спросил Помрой. Если он и был обеспокоен обрушившимися на него неприятностями, то не показывал этого. Миссис Роудс извинилась и вышла в столовую. Губернатор сообщил, что пробудет в городе, пока не пройдут похороны и не огласят завещание, а потом сразу вернется в Талисман-сити. — У меня же на руках это чертово законодательное собрание, — прогудел он. — Просто не знаю, что они придумают в очередной раз. — Он осмотрелся, чтобы убедиться, что никого из членов семьи покойного нет поблизости, потом спросил: — Как прошло совещание в министерстве обороны? Помрой пожал плечами. — Я провел в Пентагоне большую часть дня. Боюсь, единственное, о чем со мной хотели говорить, был этот… инцидент. — Такое трагическое событие, трагическое, — губернатор покачал головой, как большой старый бык. Помрой вздохнул. — Большой пользы моему делу это не принесло. Конечно, нельзя сказать, что я слишком опечален происшедшим, да простит меня миссис Роудс, но в конце концов дома у меня фабрика, и нужно продолжать бизнес. — Прекрасно понимаю, Роджер, — сказал губернатор с несколько большим чувством, чем того требовала сложившаяся ситуация. Интересно, есть ли между этими двумя какая-то деловая связь. — Ведь мы не хотели бы увеличивать число безработных. — Конечно нет, если я тоже окажусь в их числе, — сухо заметил Роджер Помрой. — Я всегда чувствовала, — заметила его жена, которая внимательно прислушивалась к разговору, — что позиция Ли ужасно неразумна. Он должен был сделать все, что в его силах, чтобы помочь нам. — Что вы имеете в виду? — спросил губернатор. Первым, прежде чем жена успела ответить, заговорил Помрой. — Ли не проталкивал мою продукцию так энергично, как я надеялся, вот и все. В этом одна из причин моего приезда в Вашингтон. Бедняга Ли… — Бедняга Ли, — совершенно искренне повторила миссис Помрой. — Ушел большой государственный деятель, — произнес губернатор, явно репетируя свою речь на похоронах. — Подобно старому дубу, который, упав, оставляет в небе пустоту, он оставил пустоту в наших сердцах. Потрясенный величием этого образа, я прозевал панегирик, произнесенный Помроем, но следующее замечание заставило меня очнуться. — Вы уже видели завещание? — спросила миссис Помрой, шумно прочищая нос. Губернатор мрачно кивнул. — Конечно, Камилла, ведь я сам его составлял для Ли. — Интересно… — начала она, но была прервана появлением лейтенанта Уинтерса, который подошел к нам, поклонился губернатору, а потом вежливо, но твердо увел мистера Помроя в столовую. Я подумал, что их беседа может оказаться долгой. Губернатор отошел от Камиллы Помрой и присоединился к мисс Прюитт, сидевшей на кушетке. Учитывая «трагические обстоятельства», сведшие их вместе, они начали громогласно обсуждать политическую ситуацию. Как только Уинтерс закончил беседу с Помроем, он взялся за меня. В столовой мы сели рядом. Стол был накрыт к ужину, в неярком свете сверкало серебро времен одного из Георгов. Через дверь буфетной я слышал, как суетились слуги. Человек в штатском, делавший заметки, сел позади Уинтерса. Понадобилось несколько минут, чтобы пробиться через официальную маску лейтенанта. Когда мне это наконец-то удалось, я понял, что он встревожен. — Дела не слишком хороши, — грустно сказал он. — У нас нет никаких улик. — Если не считать взрывчатку. — Которая ничего не значит: ее мог взять любой из находившихся в доме, возможно, кроме вас. — Так, стало быть, вы не считаете, что виноват Помрой? Уинтерс задумчиво повертел в руках вилку. — Я думаю, что, вероятно, это он, но у меня нет никаких улик. И нет мотива… Или тот же, что и у остальных. — Кого вы имеете в виду? Я тотчас же понял, что прямой вопрос оказался ошибкой. Он покачал головой: — Я не могу вам этого сказать. — И тем не менее я начинаю поиск, — сказал я и произнес: — Руфус Холлистер, — а потом многозначительно замолчал. — А что вы о нем знаете? — Уинтерс оставался все таким же непроницаемым, но мне показалось, что я на правильном пути. — Мне представляется чрезвычайно подозрительным его настойчивое желание попасть в кабинет сенатора. У меня такое ощущение, что он очень не хотел бы, чтобы вы кое-что нашли. Уинтерс некоторое время рассеянно смотрел на меня, потом протянул: — Возможно… Мне бы очень хотелось узнать, что это может быть. — Было видно, что говорит он откровенно. — Мы все еще читаем изъятые документы и письма. Чтобы все просмотреть, понадобится около недели. — У меня такое ощущение, что в этих бумагах могут найтись нужные улики. — Я тоже на это надеюсь. — Никто из прессы до сих пор не допущен к материалам следствия? Уинтерс покачал головой. — А ничего и нет, кроме исходных фактов. Но на нас здорово давят со всех сторон. Мне неожиданно стало жаль его: существует масса неудобств, когда имеешь дело с политическим убийством в таком городе, как Вашингтон. — Например, мисс Прюитт сегодня связывалась с Белым домом, пытаясь избавиться от допроса. — И это помогло? — Нет, черт возьми! Есть случаи, когда закон прежде всего. Это один из них. — А что известно о завещании? — сменил я тему разговора. — У меня еще нет копии. Губернатор не разрешает ознакомиться с ним до завтра: говорит, что не может нарушить доверие покойного. — Может быть, вам удастся что-то выяснить из завещания. — Сомневаюсь. — Лейтенант оставался все таким же угрюмым. — Ну, вот так обстоят дела на данный момент, — сказал он наконец. — Когда вам удастся что-то выяснить, дайте мне знать… Постарайтесь узнать от мисс Роудс как можно больше о семье, это изрядно помогло бы нам и ускорило расследование. — Сделаю, — кивнул я. — У меня уже есть парочка идей насчет Холлистера, но расскажу я вам о них немного позже. — Ладно, — мы оба встали. — Кстати, будьте осторожны. — Осторожен? Он мрачно кивнул. — Если преступник узнает, что вы висите у него на хвосте, нам придется расследовать двойное убийство. — Спасибо за совет. — Не за что. В довольно легкомысленном настроении я присоединился к расположившимся в гостиной. В голове моей роились подозрения, все они в этот момент представлялись мне потенциальными убийцами. Неожиданно, прежде чем присоединиться к Элен и Уолтеру Ленгдону, я вспомнил цитату, которую обнаружил у него в комнате, ту самую, что он у меня отобрал. Уже несколько часов я подсознательно пытался вспомнить, откуда она, и теперь из туманного прошлого всплыл ответ: Уильям Шекспир, «Юлий Цезарь». Слова эти принадлежат Бруту, а змея в яйце — Цезарь.