Слушая этот рассказ, Гуров невольно проводил параллели. Испорченная флэшкарта, которую нашли в кабинете Иванникова, сразу пришла ему на память. И теперь, когда Максим рассказывал новую историю про подброшенную флэшку, он думал, что догадки о находившемся там компромате, похоже, оказались недалеки от истины. — В общем‑то, сначала там ничего и не было, — продолжал Максим. — Маска какая‑то и голос. Аудиозапись. — И о чем в ней шла речь? — с интересом спросил полковник. — О том, что кое‑кто имеет в своем распоряжении нож с моими отпечатками, и в любое время этот нож могут найти в любом трупе. Например, в трупе Ларисы. — Голос Максима дрогнул. — Или в любом другом. Потом этот человек сказал, что если я не хочу, чтобы это произошло, то должен ночью, в два часа, снять браслет и прийти к месту, откуда отходит служебная маршрутка. — Голос не вызвал у тебя никаких ассоциаций? Может, показался знакомым? — Нет. Он вообще был каким‑то странным. Как металлический. Скорее всего, изменили. Ведь есть такие специальные устройства, которые делают голос неузнаваемым. — Что‑то еще было на этой флэшке? Или только аудиозапись? — Нет, не только. — Максим снова нахмурился. — Еще были фотографии. — Правда? — Гуров снова навострил уши. — И что же на них было изображено? — Лариса. В подъезде, в каком‑то закоулке, на пустынной аллее. Везде одна и везде без защиты. — Понятно. Показывали, что вонзить нож ничего не стоит. — Да. Мне, собственно, наплевать было, что там мои отпечатки, но Ларке действительно грозила опасность, если бы я не выполнил их требования. Точнее, его. — Есть какие‑то соображения о том, как подбросили флэшку? — Сначала я вообще ничего не понял. Но потом вспомнил один небольшой эпизод на прогулке и догадался. Мы когда по аллее прохаживались, на меня налетел какой‑то парень. Шел, уставившись в телефон, ничего перед собой не видя, и в итоге врезался в меня. Я‑то поначалу особого значения не придал. Мало ли что случается. Каждый может зазеваться. Ничего особенного, посмеялись, да и разошлись. А потом, когда стал обо всем этом думать, понял, что неспроста это было. Это он, парень тот, мне флэшку подсунул. Долго ли в карман опустить? Думаю, это он. — Значит, ты прослушал это «обращение» и решил, что придется выполнить их требования? — спросил Гуров. — А что мне оставалось? Они угрожали Ларисе. Ее я не мог подставить. И без того у нее из‑за меня одни проблемы, а тут еще… Нет. Ее я не мог подставить. — Что было, когда ты пришел на остановку? — Сначала ничего. Я просто стоял и ждал. Ничего не происходило. «Муса хотел убедиться, что нет «хвоста», — понял Лев. — Резонно». — Потом из кустов выскочил этот парень и сразу приставил мне ствол к затылку, — продолжал Максим. — Велел идти на летное поле. — Вы всю эту дорогу проделали пешком? — Да. Там, в общем‑то, не очень далеко. Не так, как по основной трассе. — Он сказал, зачем ведет тебя туда? — Да, сказал. — И сказал, куда собирается лететь? — Нет, этого не говорил. Сказал, что я должен буду поднять вертолет, а курс он мне сообщит позже. — Откуда на аэродроме взялись полицейские? — Этого не знаю. Я точно не вызывал, — усмехнулся Максим. — Может быть, кто‑то нас увидел. Он все время своей пушкой мне в затылок давил, думаю, со стороны это выглядело интересно. Может быть, кто‑то был на летном поле или из окон увидел. Но не успели мы дойти до «Медведей», как из‑за администрации одна за другой стали появляться эти машины. Выстроились они на поле, кто‑то в мегафон стал орать. Потом снайпера эти вылезли. От того места, где мы на тот момент находились, до «Охотника» еще далеко было. Похититель мой, похоже, сначала растерялся, но потом ничего, освоился, только сильнее мне стволом в затылок стал тыкать. Все пугал, дернешься, мол, пристрелю. А куда уж там дергаться? Шли мы медленно, он все за меня прятался, но до вертолета в итоге все‑таки дошли. Он велел мне в кабину лезть, двигатели запускать. Я и полез. А потом вас увидел. Вот, собственно, и все, дальше вы знаете. — Да, дальше знаю. Рассказ Максима полностью прояснял произошедшее этой ночью. Но он не давал ответа на главные вопросы, за решением которых Гуров прибыл в Покровск. На улице уже светало, и он решил не откладывать разъяснение дела в долгий ящик, поэтому тут же набрал номер Сырникова: — Сергей Степанович? Как твое самочувствие? Успокоился от треволнений? Все, кажется, закончилось хорошо? — Да, если не считать того, что мы подставили под удар уважаемого московского гостя, — смущенно, как будто извиняясь, ответил Сырников. — Ничего, я привычный. Я, собственно, зачем звоню. Кажется, все главные фигуранты у нас в сборе. Как смотришь на то, чтобы сразу же с ними и побеседовать? Пока, как говорится, впечатления еще свежи. Зачем понапрасну тянуть время? — Отчего же, я не против. Вы Китаева и Джункаева имеете в виду? — Нет, я имею в виду Джункаева и Белавина. — Белавина? А он здесь при чем? — А вот мы и выясним. Я сейчас Максима домой отвезу, а потом сразу в СИЗО. Постарайся к этому времени их обоих туда доставить. — Минуточку! Как это домой? Ведь Китаев сбежал из‑под ареста. Это статья. Он должен в СИЗО находиться. — Не нужно ему в СИЗО. Парень натерпелся, пускай отдохнет. Можешь не сомневаться, больше он никуда не денется. — Но как же… — Послушай, Сергей. На него надавили, угрожали убить невесту. В такой ситуации даже противоправные действия, за которые полагается статья, трактуются совершенно иначе. Кроме того, я уверен, что в ходе допроса Джункаева и Белавина обвинения с Максима удастся полностью снять. Так что давай не будем цепляться к пустякам, а сосредоточим усилия на том, что важнее. К моему приезду ты должен подготовить очную ставку между Белавиным и Джункаевым. Этим и займись. А за Максима не беспокойся, с ним больше проблем не будет. Закончив разговор, Лев повернулся к Китаеву. Тот смотрел на него сияющими от восторга глазами, кажется, боясь верить своему счастью. — Это… это правда? Я могу ехать домой? — Правда, правда. Ты свое отработал. Отдыхай! Полицейский «Форд» ненадолго притормозил у подъезда ветхой трехэтажки, и, попрощавшись с Максимом, Гуров поехал в изолятор. Очная ставка между Джункаевым и Белавиным превратилась в искрометное шоу, напоминающее фейерверк. Накал эмоций и количество взаимных претензий превышали все мыслимые нормы. Гуров, поначалу даже с некоторым интересом слушавший этот обмен любезностями, быстро понял, что реальной пользы от этой перепалки ждать не приходится. Несмотря на то, что в ходе этого эмоционального «обмена мнениями» он даже отметил для себя несколько новых, ранее не известных ему фактов относительно доказательств чьей‑то конкретной вины в конкретном преступлении, все было так же безрадостно, как и до этой «встречи старых друзей». — Это он, товарищ начальник, он меня заставил! — устремив на Гурова пионерски‑честные глаза, уверял Муса. — Он меня все время заставлял. Как будто я его раб. И видео подделывать заставлял, и людей разных подсылать. И с вертолетом этим. Сам бы я ни за что не решился. Это все он, он придумал! — Чего? — презрительно кривил лицо Белавин. — Да это ты меня постоянно провоцировал. Не слушайте его, это он только сейчас такой, паинькой прикидывается. Тоже мне, ребеночек беззащитный! Жареным запахло, вот он и заскулил. Шакал вонючий! Вы бы на него в другом месте посмотрели. Ему что в консервную банку выстрелить, что живому человеку в затылок — все едино. Еще немного послушав этот прочувствованный диалог, полковник решил, что необходимо переменить тактику, и, вызвав охрану, велел развести задержанных по камерам. Через некоторое время, когда, по его подсчетам, волнения должны были уже несколько успокоиться, он вновь пригласил к себе приятелей для беседы, но уже по одному. Сначала Гуров решил поговорить с Джункаевым. Что‑то подсказывало ему, что, несмотря на всю свою брутальность, он будет менее склонен искажать информацию, чем поднаторевший в интригах Белавин. — Ладно, Муса, что было, то было, — примирительно произнес он, глядя на сидевшего перед ним азиата. — Я зла не держу. Так что и тебе обижаться незачем. В конце концов, это ты хотел меня убить. Тогда ночью, помнишь? Тебя Белавин послал? — Не знаю. Никто меня не посылал. А этот вообще всегда эксплуатировал. Как раба. — Нет, Муса, так дело не пойдет. Я с тобой как с умным человеком хочу поговорить, а ты мне снова «дуру лепить» начинаешь. Неинтересно. Ты пойми: причастность твоя фактически уже доказана, и попытка угнать вертолет — только дополнительный аргумент в серии этих доказательств. А еще побег из СИЗО, нападение на полицейского. Уже немало, согласись. Хочешь, чтобы вдобавок на тебя повесили убийство командира части? Если все так и будет продолжаться, когда Белавин все валит на тебя, а ты все пытаешься свалить на него, результат в итоге только один. Раскосые глаза Мусы вопросительно уставились в лицо полковника. — Хочешь знать, какой? Не проблема. Могу тебе сказать точно. Вину просто разделят пополам, и соответственно сроки вы будете мотать совершенно одинаковые. Оно тебе надо? Может быть, твоя часть во всем этом не такая уж большая, а ты должен будешь отвечать так, как будто именно ты все это организовал. — Я не организовывал, — угрюмо проговорил Муса. — Так вот я же об этом и говорю, — чувствуя, что лед тронулся, поддержал Гуров. — Давай разберемся, кто и чем здесь занимался. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Взрывчатку заложил Белавин? — Да, он. И придумал все он. И начальнику своему мозги замутил. Мол, давай над этим молокососом еще одну шутку сыграем. Я, дескать, слабенькую заложу, он полезет проверять, она и рванет. А ты, мол, потом на некомпетентность спишешь, скажешь, что пацан этот все сам испортил. — Поэтому Курбанский в момент взрыва в кабине находился? Чтобы самолично засвидетельствовать «некомпетентность»? — Поэтому. — А он не боялся? Знал, что будет взрыв, и все равно пошел на эту аферу, сидел себе преспокойно в кабине, дожидаясь, пока у него под самым носом бомба взорвется? Как‑то немного странно получается. — Нет, он не боялся. Коля всегда очень точно рассчитывал. Он в этом деле вообще ас. До миллиметра может определить безопасное расстояние от бомбы. Работал просто ювелирно. Даже я удивлялся. Он и для командира несколько раз такие штучки устраивал. Да и на построении тоже. Это у них самая любимая забава была, над курсантиками прикалываться. Засунет Коля где‑нибудь поблизости «секретик» и в самый неожиданный момент на кнопочку‑то и нажмет. Эти молокососы, бывало, аж подскочат, бедные. Но членовредительства никогда не бывало. А если никто не пострадал, значит, никто и не виновен. — Но один раз он, кажется, не угадал? — Да, в тот раз не угадал. — Но ведь и с вертолетом этим тоже. Похоже, не такая уж там слабенькая была, если два взрослых мужика в отключке оказались. — Само собой. Ему это и нужно было. Если бы они не вырубились, как бы тогда можно было все дело провернуть?