Глава 3 Константин критически осмотрел себя в зеркале со всех возможных ракурсов, по‑бабьи причмокнул губами и только после этого развернулся лицом к сыщикам. Помимо него, в гримерке находились еще двое актеров, и все они, как и Константин Протасов, были облачены в костюмы викторианской эпохи. — Не знаю уж, зачем я вам понадобился, господа, — с пафосом произнес актер, глядя не на Гурова и не на Крячко, а в абстрактную точку между ними, — но я вряд ли смогу уделить вам достойное количество времени. Дело в том, что ваш визит сейчас не совсем уместен. И крайне неудобен для меня… Крячко презрительно хмыкнул. — И тем не менее пообщаться придется, Константин Романович, — сухо откликнулся Гуров. Он взял свободный стул и подсел поближе к Протасову. Стас остался стоять. — У нас есть к вам пара неотложных вопросов. — Вы не понимаете? Да? — Константин двумя руками взбил локоны своего пышного парика. — Я, между прочим, на работе. Так же, как и вы. У меня спектакль… — Начало которого через полчаса, — напомнил Лев. — И вы считаете, что это много? — Актер картинно закатил глаза, демонстрируя, насколько плохо простой люд понимает тонкую специфику театральной профессии. — Напротив. Этого слишком мало… Мне нужно настроиться, зазернить роль, проникнуться общей идеей постановки… — Слышь, Смоктуновский, — не выдержал Станислав, — твоей фамилии даже в программке нет. — И что? — Внутреннее достоинство Константина никуда не делось. Он чуть приподнял голову и похлопал себя руками по подбородку. Вновь покосился в зеркало над гримерным столиком. — Пусть у меня и не главная роль, но я почти все время на сцене. На меня смотрят, меня оценивают… Атмосфера не может быть фальшивой. Как известно, короля играет свита. И я… Я как раз в этой самой свите. — То есть, стоя весь спектакль без слов на заднем плане, в носу ковырять нельзя? Да? — саркастически уточнил Крячко. Но Константин сарказма не уловил. Или предпочел сделать вид, что не улавливает. — Ни в коем случае! — категорически отверг он высказывание сыщика. — Вы что?! Я — английский придворный шестнадцатого века! Как я могу ковырять в носу в присутствии царствующей особы? Любые мои неправильные действия на сцене могут пошатнуть не только режиссерскую концепцию, но и историческую достоверность. Я всегда должен оставаться в образе. Все два часа. Я и сейчас уже должен быть в образе, а ваш приход… Гуров молча достал из кармана два листа бумаги и положил их на гримерный столик перед Протасовым. На одном листе был фоторобот, составленный со слов Штурминой, на втором — портрет в исполнении Корольковой. — Узнаете кого‑то из них? — Вы что, меня совсем не слушаете? — вспыхнул Константин. — Нет, — честно признался Гуров. — Как вы сами только что и сказали, у каждого из нас своя работа, Константин Романович. Чем раньше мы получим ответы на свои вопросы, тем быстрее уйдем. И у вас останется время войти в образ. — Не останется! — Останется. Поверьте, я знаю, о чем говорю. У меня жена — актриса. — В самом деле? — оживился Протасов. — И в каком театре она работает? — Не тратьте собственное время, Константин Романович. Речь сейчас не о моей жене. Посмотрите и скажите: вам знаком кто‑то из этих людей? Актер тяжело вздохнул, сокрушенно покачал головой, но все же исполнил просьбу полковника. Долго и сосредоточенно вглядывался в портреты, машинально накручивая на указательный палец длинную прядь парика. — Нет. Определенно нет, — пожал он плечами. — Я не знаю ни того ни другого. А должен знать? Гуров не ответил на его встречный вопрос. Внимательно наблюдая за лицом Константина, он не заметил в нем никаких видимых перемен. Ни волнения, ни страха. Крячко тоже не спускал глаз с актера. — Ясно. — Лев забрал портреты со столика. — А с Ингой Корольковой вы знакомы? Протасов мгновенно насторожился и даже слегка отпрянул. Реакция на этот вопрос с его стороны была более чем очевидной. Взгляд метнулся с Гурова на Крячко и обратно. — Инга? — Актер невольно понизил голос до шепота. — При чем тут Инга? Это она вас прислала? — Так вы знакомы? — жестко повторил Гуров. — Скажем так… Мы были знакомы. — Константин нервно потер ладони. — Мы с Ингой жили вместе достаточно длительное время… Как муж и жена, но без штампа в паспорте… Если вы понимаете, о чем я. — Понимаем. — Но это уже в прошлом. Мы… разошлись. И я не виделся с Ингой уже бог знает сколько времени… — Это не отменяет факт вашего знакомства, — поддержал беседу Крячко, засунув руки в карманы брюк. — Ну да… Разумеется… Это не отменяет… — Непонятно почему, Протасов продолжал говорить шепотом. Один из актеров, деливших с Константином гримерную комнату, поднялся, вставил в рот сигарету и вышел в коридор. Второй остался сидеть за своим столиком, расчесывая парик. — Просто мне непонятно… Прошло так много времени… В чем она меня обвиняет? — Пока что ни в чем. На днях Инга Леонидовна подверглась ограблению… — Это не я! — тут же открестился Протасов. — Клянусь вам, это не я! В свое время у нас с Ингой были конфликты. И даже на финансовой почве, так сказать. Я готов это признать. Уверен, она рассказывала вам, что я… немного подворовывал у нее… У меня тогда были непростые времена, и… мне пришлось пойти на такую подлость. Я не горжусь этим. Более того, если Инга хочет, я готов вернуть ей те деньги. Сколько там в итоге могло быть?.. Тысяч десять… Да и то вряд ли… Я верну! Правда верну! — Лицо Константина скривилось, и казалось, что он готов расплакаться в любую секунду. В этот момент он напоминал нашкодившего тинейджера. — Но к ограблению я не имею никакого отношения. Зачем мне ее грабить? — Чтобы отомстить, например, — подсказал Крячко. — Отомстить?! — Да. Мы слышали о том, что ваша бывшая сожительница выставила вас вон без гроша в кармане. Разве не так? — Да, это было, — поморщился Константин. — И я совру, если скажу, что не затаил на нее обиду за тот случай, но… Честно говоря, я это заслужил. Инга застукала меня. С другой… Причем у нее дома… Согласитесь, было бы странно, если бы после этого она меня не выгнала. Но мстить… Нет, я не собирался ей мстить. Так что вы напрасно тратите время, господа. — Актер сумел взять себя в руки и вновь оседлал любимого конька. — Как мое, так и свое. К ограблению я не имею никакого отношения. Это кто‑то другой… — Кто? — попытался мгновенно подловить допрашиваемого Крячко. Но попытка не увенчалась успехом. Протасов развел руками. — А мне откуда знать? Ищите… Мало ли с кем она еще якшалась после меня. — Он посмотрел на огромные настенные часы. — А теперь все‑таки прошу меня извинить, господа. Я должен готовиться. До начала действа почти пятнадцать минут. — Да. Зазернить роль, — солидно покачал головой Крячко. — Мы помним… Только мне жутко интересно, а как это происходит? Какая‑то медитация или аутотренинг? «Я — Том Хенкс. Я лучше Хенкса. Я значительно лучше Хенкса. Мне нельзя ковырять в носу. Я должен продержаться два часа. Как это делает Хенкс…» — Стас, прекрати! — осадил напарника Гуров. — Еще один вопрос, Константин Романович. — Да? Протасов с презрением окинул взглядом Крячко и отвернулся к зеркалу. Гуров мог видеть только отражение его лица. — Вы рассказывали кому‑нибудь об утренних пробежках Инги? Или о ее желании побывать в ресторане «Седьмое небо»? — А это тут при чем? — нахмурился актер. — Если спрашиваем, значит, важно. — Я не помню. — Ответ прозвучал с такой интонацией, словно Константин отмахивался от назойливого насекомого. — Может, рассказывал, может, и нет. Для меня эта деталь не была важной, и я ее не запомнил. У вас все? — Пока все, — сухо отозвался Гуров. — Но если нам снова понадобится поговорить с вами, мы вызовем вас повесткой. И не рекомендую покидать столицу до окончания расследования. Константин хотел было возразить что‑то против такого заявления сыщика, но не успел. Гуров, а следом за ним и Крячко покинули гримерку. Спустились по винтовой лестнице и покинули здание театра через черный ход. Автомобиль Гурова был припаркован в соседнем переулке. — Мне не нравится этот хлыщ, — высказал свое мнение Стас, садясь в машину. — Какой‑то он дерганый и явно что‑то скрывает. Хотя это может и не иметь отношения к ограблениям… — В таком случае нас это не интересует, — резонно заметил Гуров. — У всех есть свои скелеты в шкафу. — Так‑то оно так, Лева, — задумчиво протянул Крячко. — Но я сказал: «может и не иметь». А может иметь… Давай натравим на этого доморощенного Брюса Уиллиса Лозинского. На всякий пожарный… — Лозинского? — удивленно вскинул брови Лев. — С каких это пор ты стал доверять психологам? — Ни с каких. Я им и не доверяю. Но Лозинский… Знаешь, у него все‑таки есть одно ценное качество… — Станислав отвел взгляд. Видимо, признавать такое ему было непросто. Гуров пристально наблюдал за напарником, сдерживая улыбку. — Он таких засранцев, как этот актеришка, на лжи ловит по щелчку пальца. И хуже‑то не будет. Ведь так? — Так, — согласился Лев. — Хуже не будет. Тут ты прав. К тому же мы по‑прежнему не можем нащупать связь между жертвами… А она есть. Наверняка есть. Глядишь, Лозинский сможет ее отыскать… — Не‑не‑не, — живо запротестовал Крячко. — О том, чтобы привлекать мозгоправа к расследованию, я ничего не говорил. Это уже чересчур. Психологически напихать кому‑то из потенциальных подозреваемых — одно, а работать с нами в связке — совсем другое. Давай не будем перегибать палку. — А мне кажется, он может быть полезным. — Чушь! Не перебарщивай, Лева! — В любом случае позвони ему, Стас, и обрисуй ситуацию с Протасовым. — А почему я? — Так это же была твоя идея. — Давай лучше ты, — замявшись, буркнул Крячко. — У меня как‑то с этим понтярщиком отношения не очень сложились… Не хочу прогибаться. А ты у нас вроде как дипломат. Гуров ничего не ответил. Завел двигатель, и машина плавно тронулась с места.