– На тебе они пахнут просто дивно. – И тебе кажется, что чувственные ноты мне подходят? – тихо спросила я. – О, чрезвычайно. Он притянул меня к себе и прижался ко мне губами, и меня снова охватило непривычное чувство полного умиротворения, которое в последнее время я часто испытывала. Я была отдохнувшей, расслабленной и очень счастливой. Всего лишь год назад я пребывала в уверенности, что мой брак вот-вот рухнет. Теперь же мне казалось, что лучше и быть не может. Тут Майло внезапно замер, немного отстранившись от меня. – А когда принесли почту? Я подняла на него глаза и заметила, что его взгляд устремлен за мое плечо. Очевидно, этот неожиданный поворот в его поведении произошел, когда он взглянул на небольшой столик за моей спиной, где стопкой лежала утренняя почта. – Не так давно, – ответила я. – Ее принесла Винельда. Я еще не просматривала. Майло выпустил меня из объятий, протянул руку и взял письмо. Было всегда ужасно трудно распознать его настроение, но я чувствовала, как оно переменилось, когда он принялся рассматривать конверт. – В чем дело? – спросила я. Он слегка замешкался, и, хотя выражение его лица не изменилось, меня охватила тревога. – Кое о чем я тебе не рассказал, – признался муж. Мне представился целый веер вероятного развития событий. С учетом довольно бурного прошлого моего мужа, можно было вообразить самые разные неприятности. Оставалось ждать, что он скажет дальше. – У меня был скрытый мотив для того, чтобы заехать на озеро Комо, – продолжил он, даже не пытаясь меня успокоить. – Вот как? – Он связан с мадам Нанетт. Я постаралась не выдать своего несказанного облегчения. Мадам Нанетт была няней Майло, женщиной, которая его вырастила. В чем бы ни состояла тайна Майло, она не могла быть такой страшной, как я опасалась. – И что с ней? – Когда мы были на Капри, я получил от нее письмо, которое переслали из Ладлоу. Она нашла место в Париже и со всей семьей собиралась на Комо. Из светской хроники она узнала, что мы в Италии, и поинтересовалась, не могли бы мы ее навестить. Пока мы были за границей, Майло получил несколько писем, пересланных нашим поверенным, так что это не привлекло моего внимания. Но странно – что он предпочел не делиться со мной этим известием, пока мы находились на Капри. Это приглашение ведь не было какой-то неприятностью – совсем наоборот. – Какая прелесть, – сказала я. – Я бы с радостью с ней увиделась. Майло подошел к стоявшему в углу столику, взял нож для бумаги, вскрыл конверт и вытащил письмо. Быстро пробежал глазами текст, его лицо при этом оставалось бесстрастным. Наконец он поднял глаза. – Она собирается остаться в Париже. И просит нас туда приехать. – У нее что-то со здоровьем? – спросила я взволнованно. Просить приехать – очень не похоже на мадам Нанетт. Хотя они с Майло прекрасно друг к другу относились, тесной связи они не поддерживали. Я встречалась с ней всего два раза: на нашей свадьбе и когда мы на Рождество оказались в Париже проездом. – Она не пишет. Письмо очень короткое. – Можно мне прочесть? Майло молча протянул его мне. Я взглянула на лист. Это была плотная, высокого качества почтовая бумага с тисненым гербом – геральдическим знаком дома, где, видимо, мадам Нанетт работала. Почерк у нее был исключительно красивый и идеально ровный. Мой дорогой Майло! Я все-таки не могу уехать из Парижа. Было бы просто чудесно, если бы ты со своей премилой супругой мог найти время приехать и навестить меня. С любовью, мадам Нанетт. В приписке она указала свой номер телефона и попросила позвонить, как только мы приедем. – Не очень-то много, – заметила я. – Да, немного, – согласился Майло. Краткость, с которой было написано письмо, отчего-то меня тревожила, хотя я и не знала, почему. – Не возражаешь, если мы отправимся в Париж? – спросил муж. – Конечно, нет. По-моему, нам нужно выехать как можно скорее. И лучше прямо сейчас начать собирать вещи, – ответила я, мысленно принимаясь делать необходимые приготовления. – Завтра можем сесть на поезд. Майло вдруг улыбнулся одной из тех своих улыбок, от которых мне становилось не по себе. – Дорогая, а как ты насчет того, чтобы полететь в Париж? Глава 2 Мы выехали из Милана ночным поездом. – Сейчас уже были бы в Париже, – пробормотал Майло, когда мы после ужина готовились лечь спать в нашем отдельном купе, за окнами которого пролетали темные пейзажи. – Но поезда более романтичны, – заметила я. – Возможно, если бы была кровать, способная вместить нас обоих, – возразил он, взглянув через дверь небольшого холла на узкие кроватки в соседней спальне. Присаживаясь на банкетку, я пропустила его недовольные замечания мимо ушей. Самолетом, возможно, и быстрее, но я предпочитала путешествовать, стоя обеими ногами на твердой поверхности. К тому же мне нравились поезда. В теплом желтом свете ламп тускло мерцают полированные деревянные панели, вагон тихонько покачивается, колеса ритмично стучат по рельсам. Все это успокаивает, и меня охватывает умиротворенная дремота. Я взглянула на Майло, в котором не было ни умиротворения, ни дремоты. Сегодня вечером из него била неуемная энергия, и я знала, что ему не очень-то нравилось сидеть в тесном купе. Однако он отказался от моего предложения выпить, когда мы закончили с кофе после ужина. – Присядь, – пригласила я, похлопав ладонью по соседней банкетке. Он завязал пояс на халате и присоединился ко мне. Достав из кармана серебряный портсигар и зажигалку, он закурил и со вздохом откинулся на спинку сиденья. На мгновение я вгляделась в гладкие очертания его профиля, прежде чем спросила: – Ты ведь не сердишься, что мы не отправились в Париж самолетом? Он посмотрел на меня. – Нет, дорогая, – ответил он, протягивая руку, чтобы сжать мою ладонь. – Дюво наверняка полетел бы на истребителе «Хитрый лис», а там всего два места. – Ты мог бы полететь и без меня. – Я не столь дорожу обществом Дюво, чтобы предпочесть его тебе. – Но тебе бы очень понравилось полететь на аэроплане. – Я бы отдал все аэропланы мира за тесное купе с тобой, – произнес Майло, поднося мою руку к губам и целуя ее. Я улыбнулась, но ощутила нарастающую тревогу. Обычно Майло всегда говорил правильные вещи. Но когда он проявлял такую нежность, это вызывало подозрение. Это чувство не отпускало меня с той минуты, как я прочла письмо мадам Нанетт. В нашей поездке в Париж таилось нечто большее, чем лежало на поверхности. Я повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. – Майло, я хотела тебя кое о чем спросить. – Да? – отозвался он, беря французскую газету, разворачивая ее и пробегая глазами заголовки. – И о чем же? – Почему ты не сказал мне на Капри, что тебе писала мадам Нанетт? Он пожал плечами: – Да не было особых причин.