– Да. В последний год он начал летать на самолете. Элиос находил это более удобным способом добираться до Грасса. Он мог чаще наведываться на свои фабрики. – Что случилось с самолетом? – спросил Майло. – Самолет был, конечно, сильно поврежден, но я не слышала, чтобы в нем обнаружили какие-то неисправности. – Она замялась. – Полагали… посчитали, что с мсье Беланже было что-то не так. – Он был пьян? – уточнил Майло. Я посмотрела на него. Он немного подался вперед, взгляд его стал острым. Я редко наблюдала, чтобы он проявлял к чему-то подобный интерес, но тут он явно был заинтригован. – Не знаю. По-моему, решили именно так. Говорили, что он выглядел оглушенным и нетвердо стоял на ногах. – Понимаю, – произнес Майло. – Наверное, авария так на него подействовала, – добавила мадам Нанетт. – Подобные происшествия любому потреплют нервы. – Да, конечно, – согласился Майло. Мадам Нанетт улыбнулась: – Не надо мне потакать, мой дорогой. Я знаю, что ты думаешь: мои чувства могут помешать разобраться в сути, однако уверяю тебя, что дело совсем не в этом. Не думаю, что он был пьян, поскольку он не из тех, кто пьет сверх меры. Ему всегда нравилось обуздывать свои чувства, даже в молодости. Как-то раз он мне сказал, что его самое мощное оружие – это ум, и он не хочет его притуплять. Майло, похоже, с этим согласился. – Его шофер был там? Она покачала головой: – Нет. Он оставил свой автомобиль на аэродроме. Говорили, что Элиос настоял на том, чтобы самому поехать домой. С их стороны казалось довольно безрассудным позволить ему самому садиться за руль, учитывая пережитую им авиакатастрофу. И тут я снова отметила, что Элиос Беланже был не из тех людей, кого можно легко переубедить, когда он на что-то решился. – До дома он благополучно добрался? – спросила я. – О да. Открывший ему дверь дворецкий не заметил ничего из ряда вон выходящего. Он сказал, что мсье Беланже выглядел немного усталым, и добавил, что он тяжело опирался о перила, но дворецкий не придал этому значения. На следующий день он выглядел гораздо лучше, и о происшествии почти забыли. Но через два дня Элиос скончался. В последний вечер он сидел со всей семьей за ужином, а на следующее утро… его обнаружила горничная. – Горничная? – уточнил Майло. – Его жена не спала с ним вместе? Вопрос был довольно личный, однако он не смутил мадам Нанетт. – Нет, – ответила она. – Они спали в разных комнатах. Подобное было в порядке вещей, но эти слова навели меня на размышления о том, каковы же были отношения между Элиосом Беланже и его молодой женой. – А что говорилось в официальном заключении? – спросил Майло, озвучив мой вопрос. – Сердечная недостаточность. – Вызванная, возможно, потрясением после аварии. – Да. – Однако мне было достаточно одного взгляда на мадам Нанетт, чтобы понять: она не верит в это простейшее объяснение. – Но? – не унимался Майло. – Но Элиос всегда отличался отменным здоровьем. Я ни на мгновение не поверю, что у него могло быть что-то с сердцем. Его личный врач казался чрезвычайно удивленным. Я не стала спорить, однако не думала, что сердечная недостаточность могла полностью исключаться как причина смерти. Человек, подверженный переменам в настроении, с семейными неурядицами и управляющий многомиллионной империей, мог, безусловно, находиться в постоянном напряжении. Подобные факторы пагубно влияют на сердце. – Если не сердце, то что тогда? – продолжил расспрашивать Майло. Мадам Нанетт перехватила его взгляд, и лицо у нее помрачнело. – Я полагаю, что его убили. Я подозревала, что она клонит именно к этому, но ее слова, тем не менее, прозвучали весьма неожиданно. Майло, похоже, тоже ожидал подобного признания, поскольку это заявление не застало его врасплох. – Ты думаешь, что авиакатастрофа могла быть первым покушением на его жизнь? – Возможно, – ответила она. – Его могли чем-то опоить или отравить, а убийца надеялся, что он погибнет в аварии. Когда это не получилось, вторая попытка оказалась успешной. – Кто еще был в доме вечером перед его смертью? – Вся семья и герр Йенс Мюллер, немецкий скульптор. Все ели за ужином одно и то же, но кто-то мог что-нибудь подмешать ему в стакан коньяка, который он обычно выпивал после еды для улучшения пищеварения. – А вы кого-нибудь подозреваете? – Я была больше не в силах молчать. Мадам Нанетт взглянула на меня, и ее губы тронула печальная улыбка. – В том-то и загвоздка, Эймори. Подозреваемых слишком много. Как мне ни больно признавать, но, боюсь, каждый из них вполне на это способен. – А чего же тогда ты хочешь от меня? – спросил Майло. Мне не понравилось, что он сказал «от меня» вместо «от нас», но решила пока не поднимать эту тему. О моем участии мы могли бы поспорить после ухода мадам Нанетт. – Я, разумеется, не могу обратиться в полицию. У меня нет доказательств. Там меня поднимут на смех. Даже если у меня и были бы улики, очень маловероятно, что полиция поверила бы няне, свидетельствующей против одной из влиятельнейших парижских семей. – Значит, вы хотели бы, чтобы мы занялись этим делом? – уточнила я. Мадам Нанетт кивнула: – Я знаю, что вы помогали раскрытию преступлений подобного рода, и мне показалось, что вы способны выяснить то, что не удалось мне. Вы сможете пообщаться с семьей и ее окружением. Я вызову подозрение, если начну задавать вопросы, но с вами они станут разговаривать. Возможно, вы сумеете что-то сделать. – А возможно, нет, – сказал Майло. Выразился он несколько прямолинейно, но был прав. Я не представляла, что мы могли бы сделать. Как мы отыщем улики, говорящие в пользу убийства, особенно если его официально признали смертью в результате естественных причин? – Это верно, – согласилась мадам Нанетт. – Но если мы сделаем все возможное, то этого должно оказаться достаточно. Майло улыбнулся: – «Тебе достаточно самого лучшего». Помню, ты часто повторяла мне эти слова. Мадам Нанетт улыбнулась в ответ: – Это по-прежнему верно. – Тогда мы сделаем все, что в наших силах, – заявил Майло. – Только об этом я и прошу. – Она встала. – А теперь, полагаю, мне надо возвращаться. Меня не отпускали, но с тех пор, как умер Элиос, мадам Беланже стала по вечерам сидеть с Серафиной, и я знала, что смогу уйти, чтобы увидеться с вами. – Знаешь, тебе ведь не нужно работать, – заметил Майло с едва заметным раздражением. – Как бы мне хотелось, чтобы ты обналичила чеки, что я тебе высылаю. – Мне не нужны твои деньги. – Ее голос звучал строго, но темные глаза улыбались. – Работа с детьми сохраняет мне молодость. Я поверила этому. В ее лице было что-то очень молодое и живое. Неудивительно, что в детстве Майло ее просто обожал. Мадам Нанетт озорно улыбнулась: – Возможно, однажды, постарев, я их приму. Майло вздохнул, но его лицо повеселело. – Очень хорошо. Дай мне знать, когда настанет этот день. – Очень не скоро, уверяю тебя. – Ты, наверное, нас всех переживешь, – сказал он. Это, похоже, ей польстило. Она сменила тему: – Спасибо за прием. Я очень рада, что смогла с вами побеседовать. Ты дашь мне знать, если вы что-то выясните? – Разумеется, – заверил Майло. – Однако мне кажется, что лучше не афишировать, что мы знакомы. Мадам Нанетт кивнула: – Да, я тоже об этом подумала. – Когда у тебя следующий выходной? – Во вторник. – До него оставалось пять дней. Я задумалась, сможем ли мы к тому времени хоть что-то разузнать.