— Странная вещь эти нервы, — сказал коротышка. — Вот, кстати, «Гиннес». У моей старой тетки был попугай. Та еще была птичка, скажу я вам. Болтать он научился у матроса. Слава богу, старуха не слышала и половины того, что он говорил, а вторую половину не понимала. Так вот, эта птица… — Вижу, у вас большой опыт общения с разной живностью, — вставил Гектор Панчон. — Эт-точно, — согласился коротышка. — Так вот, я хотел сказать, что у этого попугая случались нервные припадки, как ни удивительно. И тогда он сидел на своей жердочке и дрожал так, будто его вот-вот разорвет на куски. И как вы думаете, из-за чего все это? — Будь я проклят, если знаю, — сказал возчик Номер Два. — Ваше здоровье, сэр. — Мыши! — торжественно провозгласил коротышка. — Этот попугай с ума сходил при виде мышей. И как вы думаете, что мы ему давали, чтобы привести в чувство? — Бренди, — предположил Кулак. — Для попугаев нет ничего лучше бренди. У нас был один, зеленый. Брат моей жены привез его из… — Зеленые не такие говоруны, как серые, — перебил его Номер Два. — Вот в «Розе и короне», что на Севен-Дайелс[51], был попугай… — Бренди? — фыркнул коротышка. — Нет, это не для нашего. Он бы и не посмотрел на бренди. — Да ну? — сказал Кулак. — А нашему только покажи бренди — он прям выпрыгивает из клетки, вот те крест. Но, само собой, немного — чайную ложечку… — Ну, у тетки это был не бренди, — не сдавался коротышка. — Теткин попугай был непьющий. А что? Угадаете с трех раз — всех угощаю. — Аспирин? — предположил хозяин, которому хотелось, чтобы рассказчик заказал выпивку на всех. Коротышка покачал головой. — Имбирь, — сказал Номер Два. — Иные птицы падки на имбирь — он внутренности возбуждает. Хотя некоторые считают, что он чересчур «горячительный», у птиц от него перья дыбом встают. — «Нутракс» для нервов», — выдал свою догадку Гектор Панчон, которому в той самой утренней газете на глаза попалась реклама с интригующим заголовком «Стоит ли винить женщину?». — «Нутракс» — мурá, — презрительно фыркнул коротышка, — как и вся остальная патентованная бурда. Нет. Крепкий кофе со щепоткой жгучего перца — вот что было птичке по вкусу. Вмиг приводило его в чувство. Вижу, проставляться придется не мне… Он обвел всех задумчивым взглядом, и Гектор снова выставил угощение по кругу. Номер Два, чуть ли не залпом опорожнив свою кружку и подняв ее в знак общего приветствия, стал проталкиваться к выходу, а коротышка вплотную прижался к Гектору, пропуская краснолицего мужчину в смокинге, который стремительно вошел в паб и теперь стоял, покачиваясь, возле стойки. — С-скотч с с-содовой, — заявил он без предисловий, — двойной с-скотч и с-совсем немного содовой. Хозяин пристально посмотрел на него. — Вс-се в п’рядке, — сказал вновь прибывший, — я знаю, о чем ты думаешь, мой мальчик, но я не пьян. Ни капли. Нервы н’много расш’тались, вот и вс-се. — Он помолчал, явно сознавая, что язык у него слегка заплетается. — Сидел с больным другом, — объяснил он, тщательно выговаривая слова. — Настоящее иш-шпытание для нервной шиштемы так вот прош-шидеть вш-шю ночь. Очень тяжело для органиш… органишма. Прошу прощения — небольшая авария ш моим жубным протежом, придетшя подправить. — Он поставил локоть на стойку, пошарил под ней ногой в поисках перекладины, сдвинул цилиндр на затылок и одарил всех лучезарной улыбкой. Окинув его наметанным взглядом, хозяин «Лебедя» решил, что этот посетитель, вероятно, способен выдержать еще один скотч с содовой без катастрофических последствий, и выполнил заказ. — Спсибо бльшое, приятель, — поблагодарил незнакомец. — Ну, всем здоровья! А что пьют эти джентльмены? Гектор вежливо извинился, сказав, что ему уже достаточно и пора идти домой. — Нет-нет, — обиженно запротестовал джентльмен. — Не говорите так. Домой еще рано. Ночь только началась. — Он дружески обнял Гектора за шею. — Мне нравится ваше лицо. Я люблю таких, как вы. Вы должны как-нибудь прийти посмотреть, как я живу. Розы вокруг крыльца и все такое прочее. Вот вам моя визитка. — Он пошарил в карманах, извлек на свет бумажник и шлепнул его на стойку. Какие-то листки разлетелись в разные стороны. — Ч-чертп’бери, — сказал человек в смокинге. Гектор наклонился, чтобы поднять листки, но его опередил коротышка. — Спасибо, спасибо, — сказал джентльмен. — Где же визитка? Это не визитка, это список покупок моей жены… У вас есть ж-жена? — Пока нет, — признался Гектор. — С-счастливец! — выразительно воскликнул незнакомец. — Нет ж-жены — нет ч-чертовых списков покупок. Его блуждающее внимание сосредоточилось на списке, который он держал в одной руке, безуспешно пытаясь сфокусировать на нем прищуренный взгляд. — Вечно таскаешь домой какие-то п-пакеты, как какой-то мальчик на п-побегушках. А куда я положил свой пакет? — Когда вы пришли, у вас не было никакого пакета, сэр, — сказал возчик по прозвищу Кулак. Вопрос об угощении грозил забыться вовсе, и достойный человек, без сомнения, чувствовал, что пора напомнить джентльмену, что в пабе присутствуют и другие люди, кроме скромного мистера Панчона. — Таскать за собой пакеты… От такой работенки в горле пересыхает. — Чертовски пересыхает, — подхватил женатый джентльмен. — Где мой скотч с содовой? Что вы сказали будете пить, приятель? — Он снова обнял Гектора Панчона, но тот деликатно высвободился из его объятий. — Я действительно ничего не хочу… — начал было он, но, видя, что повторный отказ может обидеть джентльмена, сдался и попросил маленькую порцию биттера. — Кстати о попугаях, — послышался высокий голос у них за спиной. Гектор насторожился и, обернувшись, увидел иссушенного старика, сидевшего за маленьким столиком в углу и потягивавшего джин с тоником. Должно быть, он сидел там все это время, подумал Гектор. Джентльмен в смокинге развернулся к старику так стремительно, что, не удержав равновесия, вынужден был ухватиться за коротышку, чтобы не упасть. — Я ничего не говорил про по-пу-га-ев, — сказал он, очень тщательно выговаривая слово «попугай». — Я и не думал говорить о по-пу-га-ях. — Когда-то я знавал пастора, у которого был попугай, — продолжал старик. — Его звали Джоуи. — Кого, пастора? — уточнил коротышка. — Нет, попугая, — мягко пояснил старик. — И этот попугай никогда не расставался с семьей этого пастора. Даже во время молитвы. И всегда говорил в конце «Аминь», как истинный христианин. И вот однажды этот пастор… Толпа галдящих посетителей, ввалившихся с рынка, отвлекла внимание хозяина и поглотила несколько следующих фраз рассказа. Возчик поприветствовал знакомых, оказавшихся среди вновь прибывших, и отошел, чтобы выпить с ними еще кружку. Гектор, отделавшись от пьяного джентльмена, который теперь приглашал его на рыбалку с друзьями в Шотландию, повернулся, чтобы уходить, но его схватил за руку старик-рассказчик. — … и старый пастор увидел, что епископ сидит на клетке с куском сахара в руке и говорит: «Ну, Джоуи, давай, скажи б… б… б… А это, заметьте, был епископ англиканской церкви. И как вы думаете, что он сделал потом? — Даже представить себе не могу, — ответил Гектор. — Сделал пастора каноником, — торжествующе сообщил старик. — Не может быть! — сказал Гектор. — Но это еще что, — продолжил старик. — Был один попугай, в Сомерсете… Гектор понял, что рассказа о соммерсетском попугае уже не выдержит, поэтому деликатно высвободился и улизнул. Затем он вернулся домой, принял ванну, после чего уютно свернулся в постели калачиком и мирно проспал до девяти утра. Позавтракав в халате, он стал переодеваться и именно тогда, перекладывая содержимое карманов своей ночной одежды в карманы повседневного темно-синего пиджака, обнаружил маленький пакетик. Тот был аккуратно свернут из белой бумаги, запечатан сургучом и снабжен невинной этикеткой «Бикарбонат натрия». Гектор с удивлением уставился на него. Гектор Панчон, молодой человек со здоровым пищеварением, конечно, был наслышан о пищевой соде и ее достоинствах, но лишь в том смысле, в каком богатый человек наслышан о покупках в рассрочку. Сначала он подумал, что, должно быть, прихватил пакетик в ванной и машинально сунул его в карман, но потом вспомнил, что тем утром в ванную в брюках не входил, а накануне вечером все из карманов вынул. Он отчетливо помнил: когда ему поступило сообщение о пожаре, он поспешно рассовал по карманам обычные мелочи — носовой платок, ключи, горстку монет, карандаши и все такое прочее, лежавшее на туалетном столике, но никакой соды там быть не могло. Гектор Панчон был озадачен. Взгляд на часы, однако, напомнил ему, что времени на гадания не оставалось. Ему надлежало быть в церкви Сент-Маргарет, в Вестминстере, к десяти тридцати, чтобы сделать репортаж о бракосочетании светской красавицы, которое происходило в условиях строгой секретности и поэтому в столь неурочное время. После этого он должен был поспешить в Кингсуэй-Холл, чтобы освещать политический митинг, потом — галопом в «Коннот»[52], где давал официальный обед знаменитый летчик. Если речи к трем часам закончатся, он мог успеть на поезд в Эшер, где член королевской семьи открывал новую школу и устраивал по этому поводу торжественное чаепитие для детей. Тогда, если будет еще жив, он сумеет набросать тексты в поезде на обратном пути и закинуть их в редакцию, и у него появится время поразмыслить. Эту насыщенную программу он выполнил без особых — во всяком случае, каких-то необычных — затруднений и, только положив на стол помощника редактора последний материал, отправился в таверну «Петух», где уселся за стол — усталый, но с сознанием хорошо проделанной работы — и энергично принялся за бифштекс. Тут он снова вспомнил о таинственном пакетике с содой. И чем больше он об этом думал, тем загадочней казалась ему находка. Он перебрал в уме все свои передвижения прошлой ночью. Ему совершенно отчетливо помнилось, что, собираясь на пожар, он надел свой клетчатый тренч и застегнул его до подбородка, чтобы защитить пиджак и светло-серые брюки от сажи и воды из пожарных шлангов. Едва ли там кто-то мог сунуть ему в карман таинственный пакетик. После этого он брал интервью у разных людей и у кошки, писал текст в помещении редакции «Морнинг стар» и завтракал в ресторане на Флит-стрит. Предположение, что он случайно нашел и сунул в карман четыре унции соды в одном из этих мест, казалось невероятным. Если, конечно, кто-нибудь из коллег-газетчиков не решил над ним подшутить таким образом. Но кто? И в чем смысл шутки? Он продолжал вспоминать дорогу домой и разговоры в «Сером лебеде». Подвыпивший мужчина в смокинге, подумал он, похож на человека, которому время от времени могут требоваться способствующие пищеварению и ветрогонные средства. Возможно, обнимая Гектора, он по ошибке сунул пакетик в его карман вместо своего. Возчики, мистер Панчон в этом не сомневался, порошка с собой не носят… Порошок! Когда он четко произнес это слово — а Гектор Панчон обычно думал вслух и зачастую в процессе сочинения вполне сознательно беседовал сам собой, — перед ним замаячил большой знак вопроса. Питьевая сода? Как же! Ничего подобного! Гектор был готов поставить на кон свою журналистскую репутацию. Нащупав в кармане пакетик, он вынул его и был уже готов открыть, чтобы исследовать содержимое, но тут его посетила идея получше. Оставив свой съеденный лишь наполовину бифштекс, пробормотав удивленному официанту, что сейчас вернется, он, не надев шляпы, бросился в ближайшую аптеку, каковой оказалась аптека мистера Твидла, хорошо ему знакомого. Аптека была закрыта, но внутри все еще горел свет, и Гектор принялся отчаянно колотить в дверь, пока ее не открыл помощник аптекаря. Мистер Твидл здесь? Да, но он уже уходит. Получив заверение, что мистеру Панчону позарез нужен мистер Твидл лично, помощник согласился передать это хозяину. Мистер Твидл, в пальто и шляпе, появился из внутреннего помещения через несколько минут, которых оказалось достаточно, чтобы Гектор осознал, что, вероятно, он действует несколько опрометчиво и охотится за призраком, однако, начав охоту, следовало довести ее до конца. — Послушайте, Твидл, — сказал он, — простите, что беспокою вас, возможно, все это полная ерунда, но я хотел бы, чтобы вы взглянули на это. Оно попало ко мне весьма странным образом. Аптекарь взял пакетик и, подержав его в руках, спросил: — А что с ним не так? — Я не знаю, так с ним что-то или не так, я хочу, чтобы вы мне это сказали. — Бикарбонат натрия, — произнес аптекарь, взглянув на этикетку и запечатанные края пакетика. — Имени аптекаря нет. Вы его, вижу, не открывали. — Не открывал и хочу, чтобы вы засвидетельствовали это в случае необходимости. Выглядит так, будто куплен в аптеке, правда? — Определенно так, — с некоторым удивлением согласился мистер Твидл. — Этикетка, похоже, настоящая, и печать, судя по всему, не взламывали, если вы это хотели от меня услышать. — Да. Вы ведь подтверждаете, что я не мог его так запечатать, правда? Печать выглядит профессиональной. — Абсолютно. — А теперь, если вы в этом совершенно уверены, вскройте его. Мистер Твидл аккуратно просунул лезвие перочинного ножика под один из клапанов пакета, сломал сургуч и развернул бумагу. Как и ожидалось, внутри находился мелкий белый порошок. — Что дальше? — спросил мистер Твидл. — Это действительно пищевая сода?