— Минутку, — сказал Миллиган, не дав заговорить Дайане. — Думаю, я неплохо ориентируюсь в каталоге аристократических родословных, но никогда не слышал, что у вас есть кузен по фамилии Бредон. — Не каждого отпрыска заносят в племенную книгу, — небрежно ответил Уимзи, — но благоразумный человек должен знать всех своих кузенов. А в чем дело? Семья есть семья, пусть не вся она размещается на поле геральдических символов и кто-то из родственников имеет на своем гербе черную полосу, которую большинство сочинителей романов по необъяснимой для меня причине называют символом незаконнорожденности. Мой достойный порицания кузен Бредон, не имеющий, в сущности, права ни на одно из родовых имен, взял себе за правило пользоваться всеми ими по очереди, демонстрируя таким образом счастливое отсутствие предпочтений. Курите, пожалуйста. Сигары вполне сносные, мистер… э-э… — Миллиган. — О! Пресло… хорошо известный майор Миллиган? У вас, кажется, усадьба на берегу реки. Прелестно, прелестно. Слухи о ней время от времени доходят до меня через моего зятя, главного инспектора Паркера из Скотленд-Ярда. Должно быть, чудесное уединенное местечко? — Что-то в этом роде, — ответил Миллиган. — Однажды я имел удовольствие принимать там вашего кузена. — Он явился к вам без приглашения? Это очень даже в его духе. И вы решили отплатить той же монетой моей невестке? Око за око, так сказать? Я оценил. Хотя у моей невестки может быть другое мнение на этот счет. — Нет, его привела ко мне одна моя знакомая. — О, да он, как я погляжу, исправляется потихоньку. Майор Миллиган, как мне это ни прискорбно, но я вынужден предостеречь вас от этого моего кузена. Он определенно не из тех людей, знакомство с которыми делает честь. Если он оказывает особое внимание мисс де Момери, не исключено, что он делает это с какой-то тайной целью. Не то чтобы мужчине требовалась тайная цель для ухаживаний за мисс де Момери, она и сама по себе — цель… Тут он окинул Дайану, весьма откровенно одетую и слегка нетрезвую, холодным оценивающим взглядом, который придал его словам почти оскорбительный оттенок. — Но, — подытожил он, — я слишком хорошо знаю своего кузена Бредона. Мало кто знает его лучше. И должен сказать по правде, что он последний человек, от которого я ждал бы бескорыстной привязанности. К несчастью, я вынужден, самозащиты ради, следить за деятельностью Бредона, и был бы глубоко признателен, если бы вы рассказали мне о его последней эскападе. — Ладно. Я вам расскажу, — согласилась Дайана. Виски взвинтило ее до безрассудства, и она, став говорливой, невзирая на недовольство Миллигана, вывалила Уимзи всю историю своих приключений. Рассказ о нырянии в фонтан, казалось, сильно огорчил лорда Питера Уимзи. — Какое пошлое позерство! — вздохнул он, качая головой. — Сколько раз я умолял Бредона вести себя тихо и благоразумно. — А мне он показался восхитительным, — возразила Дайана и перешла к изложению событий, случившихся в лесу: — Он всегда наигрывает песенку про Тома, поэтому, когда вы подошли, тоже насвистывая ее, я и подумала, что это он. Лицо Уимзи весьма убедительно помрачнело, и он произнес: — Отвратительно. — А кроме того, вы так похожи — такой же голос и лицо, как у него, насколько я могла его рассмотреть, — он никогда не снимает маску… — Неудивительно, — сказал Уимзи, — совсем не удивительно. — Он издал очередной тяжелый вздох. — Моим кузеном Бредоном интересуется полиция. — Как увлекательно! — воскликнула Дайана. — За что? — полюбопытствовал Миллиган. — В частности, за то, что он выдает себя за меня, — ответил Уимзи, довольный тем, что втянул их в свою игру. — За то короткое время, что имеется в нашем распоряжении, я не успел бы рассказать вам обо всех огорчениях и унижениях, которые вытерпел по вине Бредона. Вносил залоги, чтобы вызволить его из полицейского участка, оплачивал чеки, которые он выписывал от моего имени, вытаскивал его из гнусных притонов… Все эти прискорбные подробности я открываю вам, разумеется, конфиденциально. — Мы никому не расскажем, — заверила его Дайана. — Он бессовестно использует наше сходство в личных целях, — продолжал Уимзи. — Копирует мои привычки, курит мои любимые сигареты, водит такую же машину, как у меня, даже насвистывает мой любимый мотив — надо сказать, весьма подходящий для его свистульки. — Он должен быть весьма состоятелен, — вставила Дайана, — чтобы иметь такую же машину, как у вас. — А это — самое печальное. Я подозреваю… впрочем, об этом я лучше умолчу. — О, расскажите! — взмолилась Дайана. Ее глаза блестели от возбуждения. — Это так захватывающе. — Я подозреваю, — мрачно произнес Уимзи, — что он имеет дело с… наркобандой контротиков… черт, с контрабандой наркотиков. — Вы шутите, — сказал Миллиган. — Видите ли, я не могу этого доказать, но мне приходили предупреждения из определенных кругов, вы меня понимаете. — Уимзи вынул новую сигарету и постучал ею по пачке с видом человека, заколачивающего крышку гроба, в котором надежно похоронена некая тайна. — Я никоим образом не хочу вмешиваться в ваши дела, майор Миллиган, и уверен, что мне никогда не придется этого делать, — тут он пронзил майора тяжелым взглядом, — но позвольте мне предупредить вас и эту леди: постарайтесь иметь как можно меньше дел с моим кузеном Бредоном. — Думаю, вы несете вздор, — сказала Дайана. — Да его нельзя даже заставить… — Сигарету, Дайана? — резко перебил ее Миллиган. — Я не говорю, — резюмировал Уимзи, медленно окидывая взглядом Дайану, потом снова поворачиваясь к Миллигану, — что мой недостойный кузен сам употребляет кокаин или героин или что-нибудь еще в этом роде. Но мужчина или женщина, которые наживаются на чужих слабостях, не разделяя их, для меня тем более отвратительны. Возможно, я старомоден, но это так. — Нельзя не согласиться, — поддакнул Миллиган. — Я не знаю и не желаю знать, — продолжал Уимзи, — ни как вы допустили моего кузена Бредона в свой дом, ни, с другой стороны, что привело его к вам. Предпочитаю не думать, будто он нашел там иную приманку для себя, кроме хороших напитков и хорошей компании. Вы, майор Миллиган, можете подумать, что в силу моей заинтересованности в некоторых полицейских расследованиях я привык проявлять излишнее любопытство. Но это не так. Если меня не вынуждают вникнуть в чужое дело, я предпочитаю этого не делать. Однако, думаю, будет честно с моей стороны поставить вас в известность, что мне приходится быть в курсе дел моего кузена Бредона и что он — человек, знакомство с которым может, скажем так, оказаться чреватым осложнениями для того, кто предпочитает жить спокойно. Думаю, больше ничего говорить не надо, вы согласны? — Вполне, — ответил Миллиган. — Я весьма признателен вам за предупреждение, как, не сомневаюсь, и мисс де Момери. — Разумеется. Мне было страшно интересно все это узнать, — подхватила Дайана. — Похоже, ваш кузен отнюдь не агнец. Но я люблю опасность. Напыщенные люди смертельно скучны, не правда ли? Уимзи кивнул. — Милая леди, выбор друзей — ваше сугубо личное дело. — Рада это слышать. Как я понимаю, герцогиня не жаждет заключить меня в объятия. — А, герцогиня… Нет. Боюсь, у нее другие предпочтения в выборе друзей. Кстати, это мне напоминает, что… — Совершенно верно, — перебил его Миллиган. — Мы уже и так злоупотребили вашим гостеприимством, поэтому должны извиниться и покинуть вас. Кстати, с нами было еще несколько человек… — Думаю, моя невестка справилась с ними, — усмехнулся Уимзи. — А если нет, то я найду их и сообщу, что вы отбыли… Как мне им сказать куда? Дайана назвала свой адрес. — Может, и вы заедете выпить? — предложила она. — Увы! — ответил Уимзи. — Долг обязывает… Не могу оставить свою невестку на произвол судьбы, как бы мне ни хотелось поучаствовать в вашем веселье. — Он позвонил в колокольчик. — А теперь прошу меня извинить. Мне нужно оказать внимание другим гостям. Порлок, проводите даму и джентльмена. Он вернулся в сад через террасу, напевая музыкальную фразу из «Крестьянской кантаты» Баха[49], которая обычно свидетельствовала о его хорошем настроении: «Nun gehn wir wo der Tudelsack, der Tudel, tudel, tudel, tudel, tudelsack…» — Питер, дорогой, — заискивающе сказала герцогиня. — Должно быть, досталось тебе? Сделай одолжение, сходи принеси мадам де Фрамбуаз-Дуйе мороженого. И скажи своему брату, что он мне нужен. Глава 12 Удивительное обретение младшего репортера Тот день у младшего репортера «Морнинг стар», не представлявшего никакой ценности ни для кого, кроме себя самого и своей вдовой матушки, начался рано утром с пожара и закончился встречей с главным инспектором Паркером. Звали этого человечка Гектор Панчон, и на Флит-стрит он оказался в тот момент потому, что предшествовавшей ночью на одном из товарных складов города разразился пожар, уничтоживший большую часть материальных ценностей и повлекший живописное бегство трех сторожей и кошки по крышам прилегающих зданий. Гектор Панчон, отправленный на место происшествия по той разумной причине, что жил неподалеку, в западной части центрального округа, и мог добраться туда относительно быстро, написал короткую заметку о бедствии для ранних провинциальных выпусков, более пространный и волнующий отчет — для лондонского издания и, наконец, еще более длинный и подробный репортаж, дополненный рассказами ночных сторожей и очевидцев, а также персональным интервью, взятым у кошки, — для утренних выпусков двойника «Морнинг стар», газеты «Ивнинг комет», чья редакция располагалась в том же здании. Завершив свои труды, он почувствовал голод и, прихватив только что отпечатанный экземпляр «Морнинг стар», устремился в круглосуточный ресторан на Флит-стрит, известный тем, что в любое неурочное время обслуживал журналистов, и в три часа утра уже наслаждался завтраком, состоявшим из сосисок на гриле и кофе с рогаликами. Ел он неторопливо, со вкусом, довольный собой и выпавшей ему удачей, уверенный, что даже самый выдающийся из старших сотрудников газеты не смог бы написать колонку с такой же живостью, таким же воодушевлением и интересом, как это сделал он. Особой его гордостью было интервью с кошкой. Животное, судя по всему, было знатным крысоловом, прославившимся множеством подвигов. Более того, сообразительное животное, первым учуявшее дым, своим страдальческим мяуканьем привлекло внимание сторожа, кипятившего в тот момент воду для чая, а значит, подняло тревогу. Но и это еще не все. Уродливое черно-белое создание с пятнистой мордой готовилось в десятый раз стать матерью, и Гектор Панчон, в порыве блистательного вдохновения, пообещал читателям, что «Морнинг стар» будет следить за судьбой ожидаемого потомства, и призвал их подписываться на любимую газету, вносить посильный вклад в благотворительный фонд ветеринарной больницы и, таким образом, стать счастливым претендентом на роль хозяина одного из котят, еще до рождения заслуживших наследственную репутацию великолепных крысоловов. Гектор Панчон чувствовал, что хорошо поработал. Он проявил сообразительность и смелость, под свою ответственность пообещав ночному сторожу десять шиллингов за своевременную информацию о кошачьих родах, и заслужил похвалу ночного редактора, который заметил, что этот трюк может принести пользу газете. Наполненный сосисками и чувством удовлетворения, Гектор Панчон лениво просмотрел утренний выпуск своей газеты, с одобрением остановившись на специальном пятничном репортаже и политической карикатуре. Потом, сложив ее, сунул в карман, дал официанту более чем щедрые чаевые в размере шести пенсов и вышел на Флит-стрит. Утро было прекрасным, хоть и прохладным, и Гектор решил, что после ночных трудов небольшая прогулка пойдет ему на пользу. В отличном настроении он миновал увенчанный грифоном Темпл-Бар[50], Королевский суд, церкви Святого Климента Датского и Сент-Мэри-ле-Стрэнд и пошел дальше по Кингсуэй; и только дойдя до поворота на Грейт-Куин-стрит, почувствовал, что во вселенной, в целом удовлетворительной, чего-то все же не хватает. Грейт-Куин-стрит ведет к Лонг-Экер, в глубине которой находится Ковент-Гарден. Повозки и машины со всех концов сельской округи, навьюченные фруктами и цветами, тарахтя, въезжали на рынок и выезжали из него. Торговцы выгружали из них набитые тюки, огромные клети, круглые корзины, хрупкие лукошки, длинные плоские коробки — все это изобилующее запахами и красками, — потея и ворча, словно их деликатная ноша была чугунными чушками. Чтобы ублажить этих мужчин, уже открывались пабы, ибо Ковент-Гарден толковал лондонский распорядок дня так, чтобы он соответствовали его собственному перевернутому вверх ногами рабочему графику. У Гектора Панчона выдалась удачная ночь, и он уже отметил свой успех сосисками и кофе, но, черт возьми, существуют и более приличествующие случаю способы отпраздновать! Вразвалку шествуя по улице в своем клетчатом тренче, надетом поверх практичных фланелевых брюк и твидового пиджака, Гектор Панчон вдруг осознал, что сегодня он — владыка мира, в том числе и всего пива, имеющегося на рынке Ковент-Гарден. Он свернул на Грейт-Куин-стрит, дошел до середины Лонг-Экер, перед входом в метро увернулся от лошади, тащившей фургон, направился к рынку, аккуратно пробираясь между ящиками, корзинами и телегами по брусчатке, застланной соломой, и, мурлыча какой-то жизнерадостный мотивчик, прошел через вращающуюся дверь в «Серого лебедя». Несмотря на то что было еще только четверть пятого, жизнь в «Лебеде» кипела. Протиснувшись между двумя дородными извозчиками, Гектор Панчон пробрался к стойке и стал скромно ждать, когда хозяин закончит обслуживать постоянных посетителей и обратит внимание на него. Неподалеку шла оживленная дискуссия о достоинствах собаки по кличке Острая Молния. Гектор, обладавший невероятным чутьем на все, что могло стать новостью, достал из кармана газету и притворился, будто читает ее, на самом же деле стал внимательно прислушиваться. — Я тебе вот что скажу, — говорил возчик по прозвищу Кулак, — в который уж раз скажу, Джо… Я так тебе скажу: коли такая вот собака навроде этой, не беспородная какая, останавливается на полдороге, как вкопанная, на всем скаку, как если б ее подстрелили, я себя спрашиваю: в чем тут дело? — Ну? — сказал возчик Номер Два. — А вот заруби себе на носу, — продолжал Кулак, — на животных не всегда можно полагаться. У них тоже есть выходные, как у нас с тобой, но что я говорю, так это… — Эт-точно, — вставил мелкий мужчина, стоявший по другую сторону от возчика Номер Два, и повторил: — Эт-точно. А что еще более странно, так это то, что у них есть свои причуды. У меня когда-то был пес, так он не выносил вида козла. Или, может, запаха. Не знаю. Только стоило показать ему козла, как с ним случался припадок. А потом он весь день бегать не мог. Вот помню, раз привез я его на собачьи бега в Уайт-Сити, а там какой-то мужик вел по улице двух козлов на веревке… — А что этот мужик хотел сделать с двумя козлами? — подозрительно поинтересовался возчик Номер Два. — Почем мне знать, что он хотел с ними сделать, — возмущенно огрызнулся коротышка. — Это ж были не мои козлы, правильно? Так вот, пес… — Это другое, — возразил Кулак. — Нервы есть нервы, и такая вещь, как козел, может с каждым случиться, а я толкую про… — Что вам угодно, сэр? — обратился к Панчону хозяин. — О, наверное, «Гиннес», — ответил Гектор. — «Гиннес» особенно хорош прохладным утром. Может, — добавил он, довольный собой и всем миром, — и эти джентльмены ко мне присоединятся? Два возчика и коротышка, выразив благодарность, тоже заказали пиво.