— Запросто! — сказал Уимзи, состроив противную рожу. Машина свернула к зданию Скотленд-Ярда и остановилась перед входом. Сержант вышел первым, Уимзи — за ним. Оглядевшись по сторонам, он заметил слонявшихся во дворе трех человек, явно журналистов. В тот момент, когда из машины появился Паркер, Уимзи легонько, но эффективно двинул в подбородок сержанта, отправив его в нокдаун, аккуратно толкнул Паркера, когда тот спрыгивал с подножки, и, как заяц, рванул к воротам. Двое полицейских и один из репортеров бросились наперехват; он увернулся от полицейских, ювелирно уложил на землю представителя прессы, свернул к воротам и возглавил шумную гонку по Уайтхоллу. Ускоряя бег, он слышал позади себя крики и свистки. К погоне присоединились и некоторые прохожие, автомобилисты увеличивали скорость, чтобы перерезать ему путь, пассажиры автобусов толпились у окон, глазея на представление. Бредон проворно шмыгнул прямо в гущу дорожного движения, трижды обежал Памятник неизвестному солдату и, наконец, устроил великолепный показательный спектакль из своей поимки в центре Трафальгарской площади, куда подоспели и задыхавшиеся Ламли с Паркером. — Ф-фот он, мистер, — отдуваясь, сказал человек, державший Бредона, здоровенный рабочий с полной сумкой инструментов. — Ф-фот он. Что он сделал-то? — Он подозревается в убийстве, — громко и лаконично объявил Паркер. По толпе прокатился восхищенный ропот. Уимзи стрельнул в сержанта Ламли оскорбительно презрительным взглядом и сказал: — Слишком вы ожирели, бобби[88] красномордые, бегать разучились. — Да-да, — мрачно произнес сержант. — Давай-ка сюда руки, парень. Мы больше рисковать не намерены. — Как угодно, как угодно. А у тебя руки чистые? Не хочу, чтобы мои манжеты испачкались. — Ну, хватит, приятель, — отрезал Паркер, когда защелкнулись наручники. — Нам больше неприятности с тобой не нужны. Иди давай, вперед! Маленькая процессия вернулась в Скотленд-Ярд. — Весьма эффектно исполнено. Могу себя поздравить, — сказал Уимзи. — Ага! — хмуро ответил Ламли. — Только так сильно бить было не обязательно, милорд. — Для правдоподобия, — пояснил Уимзи. — Только для правдоподобия. В нокдауне вы выглядели очаровательно. — Да уж! — буркнул сержант Ламли. Через четверть часа полицейский в чуть длинноватых ему брюках и чуть великоватом кителе вышел из Скотленд-Ярда через боковую дверь и сел в машину, по Пэлл-Мэлл его довезли до секретного входа в клуб «Эгоист», в недрах которого он исчез, и больше никто никогда его здесь не видел. Зато чуть позже безупречно одетый джентльмен в смокинге и цилиндре вышел на крыльцо главного входа и остановился в ожидании такси. Рядом с ним стоял пожилой господин с военной выправкой. — Прошу меня извинить, полковник, но у меня очень мало времени. Этот Бредон — сущее проклятье, но что я могу поделать? Я хочу сказать: что-то все же делать надо. — Конечно, конечно, — согласился полковник. — Надеюсь только, что это в последний раз. Если он совершил то, в чем его обвиняют, то уж точно в последний. — Да, конечно, — снова сказал полковник, — конечно, дорогой мой Уимзи. Подъехало такси. — В Скотленд-Ярд, — распорядился Уимзи громко и отчетливо. Такси отъехало. Воскресным утром, просматривая газеты в постели, мисс Митьярд обратила внимание на огромные заголовки: АРЕСТ ПО ДЕЛУ ОБ УБИЙСТВЕ ДЕ МОМЕРИ ЗАМЕШАН ИЗВЕСТНЫЙ ГЕРЦОГСКИЙ ДОМ ИНТЕРВЬЮ С ЛОРДОМ ПИТЕРОМ УИМЗИ И далее: УБИЙЦА СО СВИСТУЛЬКОЙ АРЕСТ РЯЖЕНОГО В МАСКЕ ИНТЕРВЬЮ ГЛАВНОГО ИНСПЕКТОРА ПАРКЕРА И еще: АРЛЕКИН СО СВИСТУЛЬКОЙ ПОЙМАН ОТЧАЯННАЯ РУКОПАШНАЯ СХВАТКА НА УАЙТХОЛЛЕ БРАТ ПЭРА НАНОСИТ ВИЗИТ В СКОТЛЕНД-ЯРД Ниже следовали подробный и красочный рассказ об аресте; фотографии с места, где было найдено тело; статьи о лорде Питере Уимзи, о семействе Уимзи, об их исторической резиденции в Норфолке, о ночной жизни Лондона и о свистульках. У герцога Денвера пытались взять интервью, но он отказался что-либо говорить; лорд Питер Уимзи, напротив, был словоохотлив. Наконец — и это сильно озадачило мисс Митьярд — была опубликована фотография стоявших рядом лорда Питера и Дэса Бредона. «Было бы бессмысленно, — сказал лорд Питер Уимзи в своем интервью, — учитывая наше поразительное сходство, отрицать родство между мною и этим человеком. Действительно, было много случаев, когда он доставлял мне неприятности, выдавая себя за меня. Если бы вы увидели нас вместе, вы бы заметили, что волосы у него темнее моих; конечно, имеются также небольшие различия в чертах лица, но, когда видишь каждого в отдельности, нас легко спутать». У Дэса Бредона на фотографии волосы были определенно темней, чем у Питера Уимзи, губы искривлены в неприятной ухмылке, и он имел то неуловимое выражение беспутной наглости, которое является отличительным знаком chevalier d’industrie[89]. Далее газета приводила кучу непроверенных подробностей. «Бредон никогда не учился в университете, хотя иногда называет Оксфорд своей альма-матер. Он окончил во Франции государственную среднюю школу, в которой культивировались традиционные для Англии виды спорта. Является прекрасным крикетистом и участвовал в крикетном матче, когда его арестовали благодаря быстрым и умелым действиям главного инспектора Паркера. Под разными именами он хорошо известен в лондонских и парижских ночных клубах. Говорят, что с несчастной девушкой он познакомился в доме покойного майора Миллигана, который погиб два дня тому назад под колесами грузовика на Пикадилли. Представившись, как это уже вошло у него в привычку, членом семейства Уимзи, он был недавно принят на работу в одну известную коммерческую фирму и, предположительно, собирался начать новую жизнь, но…» И так далее, и тому подобное. Мисс Митьярд сидела в постели среди разбросанных газет и курила, пока ее кофе совсем не остыл. Потом пошла принимать ванну. Она надеялась, что это поможет ей прочистить мозги. Возбуждение, царившее в агентстве Пима в понедельник, было неописуемым. Весь отдел текстовой рекламы набился в комнату машинисток, никто не работал. Мистер Пим позвонил, сказал, что приболел и не сможет приехать в офис. Мистер Копли был настолько выбит из колеи, что три часа просидел над чистым листом бумаги, а потом отправился выпить, чего прежде с ним не случалось никогда в жизни. Мистер Уиллис, казалось, был на грани нервного срыва. Мистер Инглби посмеивался над волнением своих коллег и утверждал, что для них всех это новый грандиозный опыт. Мисс Партон рыдала, мисс Росситер без конца повторяла, что всегда знала: так и произойдет. Потом мистер Толбой внес во все это разнообразие, упав в обморок в кабинете мистера Армстронга и тем самым на полчаса обеспечив склонную к истерикам миссис Джонсон полезным занятием. А огненноволосый и жизнерадостный Рыжий Джо потряс своих товарищей тем, что сначала впал в уныние, а потом безо всякой на то причины вдруг шарахнул Билла по голове. В час дня мисс Митьярд пошла обедать и прочла в «Ивнинг бэннер», что в десять утра Дэс Бредон предстал перед судом по обвинению в убийстве и попросил о продлении сроков предварительного следствия. В десять тридцать лорд Уимзи (витиевато охарактеризованный как «второй главный герой этой драмы наркотиков и смерти»), проезжая верхом по Сэвил-роу, едва избежал серьезных травм, когда его лошадь, испугавшись задних фар едущего впереди автомобиля, понесла, и только великолепное искусство верховой езды лорда Питера предотвратило ужасный инцидент. В газете была помещена фотография мистера Бредона в темном костюме и мягкой шляпе, входящего в здание суда на Боу-стрит, а также фотография лорда Питера Уимзи, возвращающегося с верховой прогулки в элегантных бриджах, ботфортах и котелке. Разумеется, фотограф не запечатлел метаморфозы, происходившей за опущенными шторками «даймлера», пересекавшего тихие площади северней Оксфорд-стрит, и превратившей одного джентльмена в другого. Вечером в понедельник лорд Питер Уимзи присутствовал на мюзикле «Скажи, когда!» в обществе королевской особы. Во вторник мистер Уиллис прибыл в офис поздно, взволнованный и важный. Он одарил всех присутствовавших в машинописном бюро сияющим взглядом, четырехфунтовой коробкой шоколадных конфет и замороженным тортом и сообщил благожелательной мисс Партон, что помолвлен и собирается жениться. Во время чаепития выяснилось, что имя его избранницы — мисс Памела Дин. В одиннадцать тридцать стало известно, что церемония состоится в самое близкое время, а в одиннадцать сорок пять мисс Росситер уже собирала по подписке деньги на свадебный подарок. К двум часам дня подписчики разделились на противоположные, непримиримо враждебные фракции: члены одной выступали за покупку красивых часов для столовой с вестминстерским звоном, их оппоненты страстно голосовали за посеребренную супницу с электрическим подогревом. В четыре часа мистер Джоллоп успешно отклонил ранее одобренные мистером Тулом заголовки «К чему вздыхать, красотки, вам»[90], «О, высуши эти слезы» и «Плачешь днями напролет», а также решительно отверг предложенные взамен «Коль слезы есть у вас…»[91], «О, почему ты плачешь?»[92] и «Несчастная крошка в слезах под кустом»[93]. Мистер Ингл- би, откликаясь на отчаянные просьбы придумать новые заголовки, пришел в ярость, потому что куда-то загадочным образом пропал словарь цитат. В половине пятого мисс Росситер, строчившая на своей машинке как сумасшедшая закончила: «И таяли камни от падавших слез»[94] и «В тиши и в слезах», пока мистер Инглби рассеянно размышлял над «Когда сгустилась мгла кругом и ночь мой разум охватила»[95] (они никогда не догадаются, что это Байрон, мысленно отметил он, если мы им не скажем), когда мистер Армстронг прислал сообщить, что ему удалось уговорить мистера Джоллопа завизировать «О, почему ты плачешь?» в сочетании с «Каким докучным, тусклым и ненужным мне кажется все, что ни есть на свете!»[96]. Только не будет ли мистер Инглби любезен проверить, как правильно: «докучным, тусклым и ненужным» или «ненужным, тусклым и докучным». После чего текст нужно перепечатать в новой редакции и немедленно отдать мистеру Толбою. — Ну, не прелесть ли этот мистер Армстронг? — воскликнула мисс Росситер. — Он всегда найдет выход. Вот, пожалуйста, мистер Инглби, я проверила, правильно: «докучным, тусклым и ненужным». Первое предложение самогó текста нужно переделать, как я догадываюсь. Нельзя же соединить это с «Пусть иногда вам хочется спросить себя словами старой считалочки», правда? — Правда, — проворчал Инглби. — Лучше сделайте так: «Пусть иногда вам хочется повторить вслед за Гамлетом», потом цитата, а потом: «И все же если кто-то спросит вас, почему…» Так пойдет. И, пожалуйста, «судьбы мира», а не «судьбы пира»! — Хм, — фыркнула мисс Росситер. — А вот и Уэддерберн топает за своей распечаткой. Как там Толбой, Уэддер? — Уехал домой, — ответил Уэддерберн. — Он не хотел уезжать, но совсем изнемог. Ему вообще не следовало сегодня выходить на работу, но пришлось. Это моя распечатка? — Да. Теперь они, конечно, захотят и новый рисунок. — Конечно, — мрачно согласился мистер Уэддерберн. — Как они могут требовать, чтобы что-то выглядело идеально, если постоянно все кромсают и меняют?.. О! А это еще что? «Портрет Гамлета»? В художественном отделе есть хоть какие-нибудь визуальные материалы по «Гамлету»? — Разумеется, нет. У них никогда ничего нет. Кто делал эти рисунки? Пикеринг? Отнесите ему мое иллюстрированное издание Шекспира, только попросите не испачкать его тушью и растворителем клея, — сказал Инглби. — Хорошо. — И пусть вернет хотя бы до Рождества. Уэддерберн усмехнулся и отбыл. Через десять минут в машбюро зазвонил телефон. Мисс Росситер сняла трубку. — Да? Кто это? — Это Толбой, — отозвался голос в трубке.