Мы потратили час, разбивая историю на части и собирая снова, что мисс П. называла «постоянными поисками ясности». Ничего не вышло. Все было так же размыто, как и вначале. Около четырех вернулся Док, но не остался. — Весь день латал сиденья. А потом подумал: «Зачем вообще я это делаю?» У меня сто пятьдесят мест, и на них никогда не бывает больше двух десятков задниц одновременно. Так что пойду в цирк и приглашу Боба и всех желающих на вечерний сеанс бесплатно. Плевать на деньги. Я хочу, чтобы в кинотеатре были люди, черт побери! Я подумала, что это отличная идея, и сказала ему об этом. Предлог, чтобы отлынивать от работы? Да еще бесплатно? Будет аншлаг. Он ушел приглашать артистов, а мы с мисс П. продолжили перекладывать фрагменты головоломки. Я встряхнула воспоминания, и из них что-то выпало. Я осмотрела находку. — Мы включили в список фактов то, что Вэла видели неподалеку от места преступления, но так утверждает только Мистерио, — напомнила я. — И мы еще не беседовали с ним с глазу на глаз. Только с его помощницей. — На поминках я поинтересовалась, могу ли поговорить с ним, — ответила мисс П. — Мистер Хэлловей сказал, что Мистерио плохо себя чувствует и появится позже. Это было что-то новенькое. Недли Джонсон, которого я знала, никогда не пропустил бы вечеринку, даже если у него двустороннее воспаление легких. Такая возможность полапать девушек. Интересно, почему он нас избегает? Я видела его только один раз — на похоронах. И еще один краткий миг, когда Большой Боб проводил нам экскурсию, а Мистерио притворился, что даже… — Сукин сын. — Вам что-то пришло в голову, — сказала мисс П. без вопросительной интонации. К этому моменту она уже научилась расшифровывать подтекст моих ругательств. — Да, но для подтверждения мне нужно сходить в цирк. Вы справитесь, если кто-нибудь позвонит? — Сейчас посмотрим, — она вытянула шею, чтобы посмотреть на телефон. — Дальнюю от провода часть трубки нужно подносить к уху, правильно? Мой ответ был нецензурным. Я вышла из дома, спрашивая себя, влияю ли я на нее и хорошо ли это. Глава 38 Я стучалась в трейлеры и спрашивала, где найти Аннабель, пока кто-то не указал мне на маленький потрепанный трейлер в самом дальнем углу. Я быстро постучала в дверь. Ее открыла помощница фокусника, на сей раз не в сценическом костюме, а в туго перетянутом ремнем на талии выцветшем шифоновом платье. Весьма практичный наряд, в отличие от одежды из тонкого шелка, которую обычно предпочитают танцовщицы. — Чего тебе? — спросила она, скрестив руки на груди и дернув босой ногой. — Перемолвиться словечком. — О чем? — О том, что, по твоим словам, случилось тем вечером, когда убили Руби. Ее глаза вспыхнули яростью. — Что значит «по моим словам»? Я нашла тело. Позвала на помощь. Я к ней не прикасалась. Конец истории. — Не твоей истории. А Мистерио. Я наклонилась к дверному проему и прошептала, чтобы никто из тех, кто мог бы подслушивать, ничего не узнал: — Он слепнет, да? Я бы не стала играть с ней в покер. — Входи, — в конце концов произнесла она. И я вошла. Ее трейлер был вылизан и обставлен с армейской тщательностью. Ни дюйма потраченного впустую пространства. Она умудрилась втиснуть даже книжный шкаф. Я изучила названия на корешках. Все они были об истории и механике фокусов. Я села на кровать, а Аннабель разложила табурет для фокусов. Закрепила ножки, чтобы он не рухнул, и села на него, скрестив ноги и наклонившись вперед, как хищная птица. Единственным украшением трейлера был плакат, аккуратно приклеенный к стене в изножье кровати. На нем была изображена фигуристая брюнетка в одной лишь оборчатой юбке, ладони девушки были расположены в стратегически важных местах. Кричаще-красными буквами афиша объявляла: «Каждый вечер в “Пальме” — Грешница Салли!» Внизу стояла дата примерно двадцатилетней давности. Я решила бы, что Аннабель неровно дышит к грудастым танцовщицам бурлеска, если бы не заметила, что у Салли такие же глаза, как у Аннабель, и такая же сладкая, но недобрая улыбка. — Твоя мать? — спросила я. Ее лицо по-прежнему ничего не выражало. Но это понятно. Человека, который с самого детства видит взлеты и падения, и падения, и падения шоу-бизнеса, в зрелом возрасте будут волновать только деньги. — С чего ты взяла насчет Мистерио? — спросила она, сразу переходя к делу. — Заметила пару симптомов. Первый — это ты. Мистерио, которого я знала, предпочитал скромных и покорных помощниц. Не позволял им приложить руку к фокусам и без зазрения совести давал волю собственным рукам. С тобой все по-другому. Я кивнула на собрание книг. — У тебя есть амбиции, — отметила я. — И, похоже, Недли готов тебя натаскать. Что он получает взамен? Потому что, мне кажется, если он сунет руку тебе под юбку, то останется без пальца, и я говорю это в самом хорошем смысле. Ее хищная ухмылка подтвердила мои слова. — И потом — в первый день, когда Большой Боб устраивал нам экскурсию, я встретилась взглядом с Мистерио. Он был всего в десяти шагах и даже бровью не повел, как будто не узнал меня. Сначала я решила, что Мистерио просто ведет себя как говнюк, по своему обыкновению. А потом до меня дошло. Он не узнал меня, потому что не видел. А если он не видел меня с десяти метров средь бела дня, то как мог узнать Калищенко, который быстро прошел мимо полога шатра в свете всего нескольких фонарей? Аннабель поерзала на табурете. Не сказала бы, что в муках, но где-то близко к этому. — Он нормально видит, — сказал она. — Узнает людей на расстоянии. По фигуре. В особенности знакомых. — Меня он не узнал. — Он не видел тебя пять лет. — Он сразу сказал тебе, что видел Калищенко? Или только когда спросила полиция? — Он не лжет. — Может, не нарочно. Но если полицейские спросили, не было ли поблизости русского, а он помнил чью-то смутную фигуру, то мог убедить себя, что это Вэл. Аннабель смотрела себе под ноги, вцепившись пальцами ног в потрепанный ковер. — Давай так, — сказала я. — Как по-твоему, он готов заявить под присягой, что видел именно Калищенко? В буквальном смысле поклясться перед присяжными? Ведь именно это ему и придется сделать. И, поверь, адвокат проверит его зрение. Я приперла ее к стенке, и она это знала. Если откроется, что Мистерио теряет зрение, его дни будут сочтены. Может, он еще соберет публику, но половина зрителей будет ждать промахов, а другая половина — следить, как его симпатичная помощница тянет на себе весь номер. — Я поговорю с ним, — сказала она. — Но он правда думает, что это был Калищенко. — Просто спроси его, насколько он уверен. Используй фразу «разумные сомнения». А потом заставь его позвонить шефу полиции. Она кивнула. Все-таки Аннабель была практичной девушкой. — Так какой у вас договор? — спросила я. — Мистерио обучает тебя своим трюкам, а ты занимаешь его место, когда он больше не сможет подменять карты? Она засмеялась. Резко и хрипло. Как наждачкой по железу. — Не говори глупостей, — сказала она. — Будет чудом, если цирк Харта и Хэлловея протянет еще пару лет. Она достала с верхней полки книжного шкафа колоду карт и рассеянно перетасовала, ее пальцы двигались сами по себе. — У Недли еще есть связи, — сказала она. — Нью-Йорк, Вегас, Атлантик-Сити. И кое-где за границей, где фокусницы встречают меньше препятствий. Он уже представил меня кое-кому. Я позаботилась об этом заранее. Меня ждут в нескольких труппах. Маленьких, но это только начало. Я вытащила туз бубен, но только потому, что она мне позволила. — Я пробуду с Недли до конца сезона. После этого у меня будет три месяца перерыва, чтобы отточить мастерство, а затем я начну выступать самостоятельно. Вероятно, под другим именем. — Грешница Салли? — предположила я. Она улыбнулась, но беззлобно. — Меня называли и похуже, — сказала она и снова показала лежащий на ладони бубновый туз. Она повернула запястье, и туз превратился в даму. Еще одно движение, и дама стала валетом.