— Чрезвычайно жаль, что просто отвергнуть ее досадную жалобу я не могу, — наконец сказал он. — И хотя мне совсем не хочется причинять вам какие-либо неприятности, я буду вынужден вызвать вас в присутствие, чтобы выслушать вашу защиту. Конечно, это просто формальность. Я уверен, что сразу после этого я смогу закрыть дело. Линь Фан кивнул. Его странный застывший взгляд остановился на судье. — Когда ваша честь намерены заслушать это дело? Судья погладил бакенбарды. — Боюсь, сейчас мне трудно сказать точно. Есть отложенные нерешенные дела и некоторые административные вопросы, оставшиеся от моего предшественника. И еще: для того чтобы внешне соблюсти весь порядок прохождения дела, мой первый писарь обязан изучить переданные госпожой Лян бумаги, чтобы изложить мне их суть. Я не могу поэтому сказать, когда именно будет суд. Но я обязательно ускорю его, насколько это будет возможно. — Я, ничтожный человек, буду вам глубоко признателен, поскольку важные дела требуют моего присутствия в Кантоне. Я собирался выехать уже завтра, оставив дом на попечение управляющего. Именно в связи с предстоящим отъездом мое жилище выглядит таким заброшенным, и по этой же причине я не смог встретить вас подобающим образом, за что прошу меня простить! — Я постараюсь устроить все как можно быстрее. Признаюсь, я сожалею, что вы вынуждены нас покинуть. Пребывание здесь выдающегося гражданина нашей богатой южной провинции — это большая честь для уезда. Мы не можем предложить вам ту роскошь и утонченность, к которым вы привыкли в Кантоне. Мне трудно было понять, как человек вашего уровня мог избрать наш скромный город местом жительства даже на время. — Объясняется это просто, — ответил Линь Фан. — Мой покойный отец был очень деятельным человеком. Он плавал по Каналу на наших джонках, проверяя отделения компании. Побывав в Пуяне, он был так им очарован, что решил построить здесь усадьбу после того, как отойдет от дел. Увы, Небеса призвали его рано, и он не успел осуществить свой план. Поэтому я счел своим долгом приобрести дом в Пуяне. — Похвальный пример сыновней почтительности! — заметил судья Ди. — Может быть, — продолжал Линь Фан, — позднее я превращу этот особняк в мемориальный зал и посвящу его памяти отца. Дом старый, но он хорошо построен, и я уже сделал некоторые улучшения, соответствующие моим скромным средствам. Не соблаговолите ли, ваша честь, позволить мне показать вам мое скромное жилище? Судья принял предложение, и хозяин провел его во второй двор, где располагался еще один приемный зал, больше первого. Судья заметил, что пол устилает ковер, должно быть сотканный специально для этого помещения. Балки и колонны украшала изысканная резьба с инкрустацией из перламутра. Мебель здесь была из сандалового дерева, источавшего нежный аромат, а в окна вместо бумаги или шелка были вставлены тончайшие пластинки раковин, пропускавшие мягкий, рассеянный свет. Другие комнаты тоже были обставлены с элегантной роскошью. Когда они вошли в последний двор, Линь Фан едва заметно улыбнулся и сказал: — Поскольку все женщины уехали, я могу показать вам покои моей семьи. Судья Ди вежливо отказался, но хозяин настаивал, и они осмотрели все комнаты. Судья Ди понял, что Линь Фан хотел дать ему понять, что ничего не скрывает. По возвращении в первый зал судья Ди выпил чашку чая, и они еще побеседовали. Выяснилось, что компания Линь Фана давала займы некоторым высокопоставленным персонам из столицы и что у нее есть отделения в самых крупных городах империи. Когда наконец гость собрался уходить, Линь Фан проводил его до паланкина. Усаживаясь, судья Ди снова уверил Линь Фана в том, что он сделает все, чтобы как можно скорее закрыть дело госпожи Лян. Вернувшись в свой кабинет, судья сразу же просмотрел бумаги, положенные ему на стол вторым писцом. Но ему было трудно думать о чем-либо, кроме визита к Линь Фану. Судья понял, что это очень опасный противник, обладающий большими связями. Он начал сомневаться, что Линь Фан попадет в расставленную ловушку. Пока судья Ди размышлял над всем этим, вошел его домоправитель. — Почему ты здесь? — спросил судья. — Надеюсь, в доме все в порядке? Домоправитель явно чувствовал себя не в своей тарелке и, по всей видимости, не знал, как начать разговор. — Ну, же, не молчи! — нетерпеливо потребовал судья. — Только что, ваша честь, два закрытых паланкина прибыли на третий двор. Из первого вышла пожилая женщина, которая сообщила мне, что по приказу вашей чести привезла двух молодых женщин. Она не удостоила меня другими объяснениями. Ваша Первая жена отдыхает, и я не осмелился ее потревожить. Я справился у Второй и у Третьей жен, но они сказали, что вы не давали им никаких указаний. Поэтому я решился прийти сюда, чтобы доложить обо всем вашей чести. Известие порадовало судью Ди. — Устройте девушек в покоях четвертого двора, — сказал он. — К каждой приставьте служанку. Передай мою благодарность женщине, которая их доставила, и скажи ей, что она может возвращаться. Позднее я сам займусь этим. Домоправитель, успокоенный судьей, поклонился и вышел. Судья Ди провел много часов в обществе архивариуса и первого писца, разбирая дело о разделе наследства. Было уже довольно поздно, когда он вернулся в семейные покои. Он сразу же направился к Первой жене, которую застал за проверкой хозяйственных счетов дома. Вместе с ней находился и домоправитель. Она поспешно встала, увидев супруга. Тот отослал домоправителя, сел за квадратный стол и пригласил жену сесть рядом. Он спросил, хорошо ли занимаются дети и доволен ли их учитель. Первая жена ответила вежливо, но судья видел, что она не поднимает глаз и встревожена. — Вы, конечно, знаете, что сегодня днем приехали две молодые женщины? — спросил он. Бесстрастным тоном она ответила: — Я подумала, что мой долг — убедиться в том, что у прибывших есть все, что им нужно. Я отправила к ним служанок Астру и Хризантему. Как мой господин знает, Хризантема очень искусная повариха. Кивком судья выразил свое одобрение, а его жена, помолчав, продолжала: — Возвращаясь с четвертого двора, я спрашивала себя, не было бы лучше, если бы мой господин заранее известил меня о намерении расширить нашу семью и доверил бы мне выбрать ему новых жен со всей необходимой тщательностью. Судья поднял брови. — Мне жаль, — сказал он, — что вы не одобряете мой выбор. — Я бы никогда, — сказала Первая жена ледяным тоном, — не позволила себе не одобрить вкусы моего господина. Но ведь именно я отвечаю за то, чтобы в вашем доме царила гармония. Я не могла не заметить, что вновь прибывшие сильно отличаются от женщин вашего дома, и очень опасаюсь, что эта разница в воспитании и во вкусах может стать помехой установлению тех же приятных взаимоотношений, которые у нас до сих пор царили. Судья Ди встал и сухо заметил: — В таком случае ваша обязанность совершенно ясна. Вы устроите так, чтобы эти различия — да, я признаю, они есть — как можно скорее исчезли. Вы лично займетесь воспитанием этих девушек. Научите их вышиванию и другим женским искусствам, включая элементарные навыки письма. Повторяю, ваша точка зрения мне вполне понятна, и поэтому пока что они будут общаться только с вами. Вы будете извещать меня об их успехах. Первая жена встала одновременно с судьей и торопливо сказала: — Мой долг велит мне привлечь внимание моего господина к тому обстоятельству, что суммы, которую я получаю на хозяйство, вряд ли будет достаточно для выросших ныне расходов на содержание вашего дома. Судья достал из своего рукава серебряный слиток и положил на стол. — Это на приобретение ткани, необходимой для шитья их платьев, и на другие дополнительные траты. Первая жена безмолвно поклонилась, и судья Ди вышел из комнаты. Тяжело вздохнув, он подумал, что трудности только начинаются. Миновав множество коридоров, он вышел в четвертый двор, где барышни Абрикос и Голубой Нефрит не могли нарадоваться на свое новое жилье. Упав на колени перед судьей, они поблагодарили его за доброту. Он попросил их встать, и Абрикос почтительно передала ему запечатанный конверт. В письме содержалась расписка в получении денег, внесенных за покупку двух молодых женщин, а также изысканно вежливая сопроводительная записка от домоправителя судьи Ло. Письмо он положил в карман, а расписку вернул девице Абрикос, посоветовав хранить ее на случай, если их прежний владелец однажды попробует заявить на них свои права. Затем он добавил: — Моя Первая жена лично займется вами и расскажет все, что нужно знать о наших обычаях. Она купит ткань для ваших новых платьев. В течение недели-полутора, пока наряды не будут готовы, вы будете оставаться в этом дворе. Еще несколько минут благожелательно поговорив с ними, судья вернулся в кабинет, где велел слугам постелить ему на ночь. Сон долго не шел, голова судьи была полна сомнений в правильности его поступков. Не берет ли он на себя слишком много? Линь Фан, богатый и влиятельный, будет опасным и беспощадным противником. Расстроила его и отчужденность, возникшая в его отношениях с Первой женой. До сих пор семейный очаг был для него мирным убежищем от забот и раздумий о сложных делах. Охваченный беспокойством, судья Ди смог заснуть только после второй ночной стражи. Глава 16 Богатый торговец посещает судью Ди; судья переодевается предсказателем будущего В течение двух последующих дней в деле «Линь против Лян» ничего не изменилось. Линь Фан, судя по отчетам помощников судьи, не выходил из дома и, казалось, проводил все время в своей библиотеке. Дао Гань приказал рабочим, которые разбирали развалины, не трогать стену второго двора. Они вырубили в ней ступеньки и выровняли верхнюю площадку. Удобно устроившись там на солнышке, Дао Гань обозревал владения Линь Фана и бросал свирепый взгляд на управляющего каждый раз, когда тот выходил во двор. По сообщению Цзяо Тая, на ферме жили трое мужчин, которые выращивали овощи или делали что-то на джонке, все еще стоявшей у причала. В Канале Цзяо Тай поймал двух великолепных карпов, которых передал повару судьи Ди. Ма Жун устроился на обширном чердаке лавки, расположенной напротив дома госпожи Лян, и развлекался тем, что обучал борьбе и кулачному бою молодого стражника. Госпожа Лян ни разу не покидала дома, только старая служанка выходила иногда за покупками. Поблизости не появилось ни одной подозрительной личности. На третий день стража у южных ворот задержала кантонца под предлогом совершенного поблизости грабежа. У него имелось письмо, адресованное Линь Фану. Внимательно его прочитав, судья Ди не обнаружил ничего подозрительного. Это был подробный отчет о сделке, посланный агентом Линь Фана из другого города. Но суммы, о которых шла речь, удивили судью. Речь шла о нескольких тысячах серебряных слитков. Письмо переписали и гонца отпустили. Дао Гань чуть позже сообщил, что тот сразу явился к Линь Фану. Вечером четвертого дня Цзяо Тай, прогуливаясь вдоль Канала, столкнулся на берегу с управляющим Линь Фана. Вероятно, тот приплыл сюда по реке, незаметно для солдат поднырнув под решетку шлюза. Цзяо Тай притворился грабителем, оглушил управляющего и забрал у него письмо, которое при нем находилось. Оно было адресовано высокопоставленному чиновнику в столице. В завуалированной форме Линь Фан просил немедленно перевести наместника округа Пуяна на новое место. К письму прилагался подписанный чек на пятьсот золотых слитков. На следующее утро слуга Линь Фана принес жалобу судье Ди. В ней сообщалось, что его управляющий подвергся нападению и был ограблен. Судья приказал немедленно расклеить объявление, в котором предлагалось вознаграждение в пятьдесят серебряных слитков тому, кто сможет предоставить сведения об этом подлом преступнике. Письмо, украденное Цзяо Таем, он поместил в дело, чтобы позже им воспользоваться. Кажется, это была первая и последняя хорошая новость за всю неделю. Больше ничего не произошло. Старшина Хун заметил, что судья Ди весьма обеспокоен. Он утратил свою обычную невозмутимость и стал очень раздражителен. А еще он вдруг стал проявлять небывалый интерес к делам армии и часами изучал циркуляры начальников соседних округов, вел скрупулезные записи о вооруженном восстании на юго-западе, где фанатичные приверженцы новой религии присоединились к разбойничьей банде. Поскольку Пуяна это никак не должно было коснуться, старшина Хун никак не мог понять, что им двигало. Судья дошел до того, что стал по-дружески общаться с командиром гарнизона, который, несмотря на свои способности военачальника, был весьма скучной личностью, и проводить часы в беседах о размещении вооруженных сил в провинции. Судья Ди не соизволил дать какие-либо объяснения старшине Хуну, и тот был задет этим недостатком доверия. К тому же он расстраивался из-за того, что дома у судьи начались неприятности. Иногда судья проводил ночь у Второй или у Третьей жены, но чаще всего спал у себя в кабинете. Несколько раз с утра судья посетил четвертый двор, чтобы выпить чашку чая с барышнями Абрикос и Голубой Нефрит. Немного поговорив с ними, он возвращался в суд. Через две недели после визита судьи к Линь Фану пришел управляющий последнего и осведомился, не может ли тот быть принят. Старшина Хун сказал, что судья будет польщен. Линь Фан приехал в закрытом паланкине. Радушно поздоровавшись с ним, судья Ди усадил гостя в приемном зале и настоял на том, чтобы тот угостился фруктами и сладостями. Лицо Линь Фана было одинаково непроницаемым, когда он произносил положенные по этикету приветствия и когда перешел к тому, что привело его к судье. — Мой управляющий, — сказал он, — отправился ко мне на ферму, чтобы передать послание. Он покинул город через северные ворота и шел вдоль реки, когда какой-то негодяй сбил его с ног, ограбил и бросил в воду. К счастью, ему удалось выбраться на берег, а то он бы утонул. — Действительно негодяй! — воскликнул судья Ди. — Сначала нападает на человека, а потом хочет его утопить. Я повышу сумму вознаграждения за его поимку до ста серебряных слитков! Линь Фан с достоинством поблагодарил, а затем, уставившись на судью своим неподвижным взглядом, спросил: — Ваша честь, вы уже нашли время подготовить мое дело к слушанию?