— Судья Фэн выразил порицание и потворству портного Луна, и преступной невнимательности мясника Сяо. Когда семнадцатого числа Лун узнал об убийстве, его симпатия к Вану превратилась в ненависть. Он бросился к мяснику и все ему рассказал. Цитирую его слова: «Горе мне, жалкому человеку. Я покрывал негодяя Вана, который лишь удовлетворял свои низменные потребности, а когда Чистота Нефрита потребовала, чтобы он женился на ней, убил ее! Он украл золотые заколки, чтобы подарить их какой-нибудь богатой женщине и взять ее в жены!» Мясник Сяо, почти потеряв рассудок от ярости и горя, послал за господином Гао и за главой гильдии мясников. Посовещавшись, они пришли к выводу, что Ван — убийца, составили письменное обвинение и пришли в суд. — Что же кандидат Ван? Он скрылся? — спросил судья Ди. — Нет, дал себя арестовать, не сопротивлялся. Стражники, посланные судьей Фэном, нашли его спящим, хотя было далеко за полдень. Его притащили в суд и предъявили обвинение. Судья Ди выпрямился и оперся локтями о стол. — Я очень хочу знать, как же кандидат Ван защищался? Прежде чем ответить, старшина Хун просмотрел бумаги. — У этого негодяя на все нашлись объяснения, главным образом он... Судья Ди прервал его, подняв руку. — Я предпочитаю узнать его собственные слова. Зачитай протокол. Хун удивленно взглянул на него, хотел было что-то сказать, но передумал и начал читать речь Вана, записанную судейским писарем. «Невежественный студент простерся перед вами, ваша честь, и сгорает от стыда. Он признается в предосудительном поступке — соблазнении девушки с безупречной репутацией. Случилось так, что мансарда, где я занимался каждый день, выходит прямо на окно комнаты Чистоты Нефрита. Я часто наблюдал через окно, как она расчесывает волосы, и решил, что только она будет моей невестой. О, если бы только я оставил эти планы на будущее и ничего не предпринимал до сдачи экзаменов! Тогда я бы мог прибегнуть к услугам свахи и передать через нее достойный подарок отцу девушки, как того требует обычай. Но, увы, встретив однажды Чистоту Нефрита в переулке, я не удержался и заговорил с ней. Когда я убедился, что симпатия наша взаимна, то вместо того, чтобы сделать все как подобает, я разжег в ней страсть и стал искать новых встреч с ней. Вскоре мне удалось уговорить ее принять меня. И однажды поздним вечером я забрался к ней через окно по приставной лестнице. Должен признаться, что я получил то наслаждение, на которое Небеса смотрят благосклонно лишь после торжественной церемонии бракосочетания. И, как костер разгорается сильнее, когда в него подбрасывают дров, от утоления разгорелась и моя страсть. Я стал добиваться свиданий снова и снова. Опасаясь, что какой-нибудь прохожий увидит лестницу, я попросил девушку опускать в окно длинную белую ткань, привязанную к ножке ее кровати. Когда я дергал за полотно внизу, моя возлюбленная распахивала окно и помогала мне забраться внутрь. Любой, кто увидел бы этот кусок ткани, свисающий из окна, подумал бы, что это забытое постиранное белье». Судья Ди стукнул кулаком по столу и воскликнул: — Хитрый шельмец! Хорош же наш кандидат на сдачу литературного экзамена — действует как грабители и взломщики! — Как я уже говорил вам, ваша честь, студент Ван — самый подлый преступник. Но я возвращаюсь к его показаниям. Хун нашел нужное место в документе. «Однажды портной Лун прознал про наш секрет и, как и должно честному человеку, хотел все рассказать мяснику Сяо. Второй раз я не внял предупреждению свыше и умолил его хранить молчание. Все шло своим чередом почти полгода, но затем Небеса уже больше не смогли выносить моих грехов и обрушили на нас с Чистотой Нефрита ужасную кару. Вечером шестнадцатого я должен был прийти к ней, но мой приятель, студент Ян Пу, явился ко мне в полдень и сообщил, что отец прислал ему пять серебряных слитков на день рождения. Он пригласил меня отметить событие в трактире «Пять вкусов» на севере города. Пока мы праздновали, я выпил больше, чем следовало, потому что, покинув Ян Пу и выйдя на воздух, понял, что совершенно пьян. Я решил, что пойду к себе и отосплюсь, прежде чем посетить Чистоту Нефрита, но заблудился. А сегодня утром я проснулся перед рассветом и обнаружил, что лежу в кустах возле старого, полуразрушенного здания. Встал я с трудом, голова гудела, и я не обратил внимания на то, что это было за место. Не без труда я выбрался на главную улицу, оттуда дошел до дома портного Луна, поднялся к себе и мгновенно снова уснул. Потому о судьбе своей драгоценной невесты я узнал, только когда меня схватили стражники по приказу вашей чести». Здесь старшина Хун остановился, посмотрел на судью, а потом с усмешкой продолжил: — Ну а теперь заключительные слова этого наглого лицемера: «Если ваша честь приговорит меня к высшей мере наказания за мое непозволительное поведение по отношению к несчастной или за то, что я невольно способствовал ее смерти, я радостно приму этот приговор. Он освободит меня от невыносимого существования в черном отчаянии, в которое я погружен из-за потери любимой. Но ради того, чтобы смерть моей возлюбленной была отомщена и ради чести моей семьи, я вынужден настаивать на том, что я не причастен к изнасилованию и убийству, в которых меня обвиняют». Хун положил бумагу на стол и постучал по ней указательным пальцем. — Очевидно, что Ван придумал, как избежать заслуженного наказания. Он делает упор на соблазнении, решительно отрицая, что убил девушку. Конечно, он же прекрасно понимает, что наказание за совращение незамужней, да еще с ее установленного согласия — это всего лишь пятьдесят ударов бамбуковой палкой, тогда как за убийство его казнят публично. Старшина выжидающе смотрел на судью, но тот молча выпил еще одну чашку чая, а потом спросил: — Что ответил судья Фэн на заявление Вана? Хун заглянул в бумаги. — Он более не расспрашивал кандидата Вана и занялся дальнейшим расследованием, как и положено. — Это мудро с его стороны, — одобрил судья, — а можешь ли зачитать отчет о посещении места преступления и заключение судебного врача, установившего смерть? Хун развернул документ дальше. — Да, ваша честь, здесь есть все подробности. Судья Фэн с помощниками отправился на улицу Полумесяца. В каморке они нашли тело девушки лет девятнадцати, хорошо сложенной и крепкой. Ее лицо было искажено судорогой, волосы растрепаны. Матрас лежал поперек ложа, подушка валялась на полу, как и длинный кусок белой ткани, привязанный одним концом к ножке кровати. Напротив стояло большое корыто для стирки, а в углу — маленький столик с треснувшим зеркалом. Опрокинутый табурет лежал рядом с кроватью. — А какие-либо улики, указывающие на убийцу, были найдены? — спросил судья. — Никаких, ваша честь. Место преступления обыскали самым тщательным образом, но все, что нашли, это стопка любовных стихотворений, посвященных Чистоте Нефрита. Они лежали, аккуратно завернутые, в ящике туалетного столика. Она, конечно, не читала их, ибо не владела грамотой. Стихи подписаны именем студента Вана. Судебный врач установил, что смерть наступила от удушения. Вот его точные слова: «На горле жертвы, в тех местах, где его сжали руки убийцы, остались два больших синяка. Царапины и ссадины на руках и груди свидетельствуют о том, что жертва отчаянно сопротивлялась. Также, судя по некоторым признакам, девушка была изнасилована до или во время удушения». Старшина Хун быстро пробежал глазами окончание текста в свитке. — В последующие несколько дней судья Фэн тщательно проверил все показания. Он отправил... — Можешь пропустить это, — прервал его судья Ди, — я убежден, что судья Фэн подошел к расследованию со всей скрупулезностью. Расскажи мне только самое основное. Например, очень интересно, что сказал студент Ян Пу насчет вечера в трактире. — Ян Пу подтвердил все, что рассказал Ван, единственное, в чем они расходятся, — это состояние Вана, когда они расстались. Ян Пу думает, что тот не был так уж сильно пьян, он просто слегка захмелел. Должен добавить, что место, где Ван, как он говорит, проснулся, найдено не было. Люди судьи Фэна обошли весь город, осматривая все заброшенные дома, они добивались от него хоть каких-то сведений, но тщетно. Лицо его было поцарапано, а одежда порвана в нескольких местах. Он утверждает, что продирался через колючий кустарник. Затем два дня судья Фэн посвятил обыску в комнате Вана и поиску мест, где он мог бы спрятать золотые заколки. Мясник Сяо нарисовал их по памяти, этот набросок приложен к делу. Судья Ди протянул руку, и старшина Хун передал ему тонкий листок бумаги. — Добротная ручная работа, — отметил судья. — Эти застежки в форме летящих ласточек очень искусно сделаны. — По словам мясника Сяо, эти заколки — фамильная драгоценность. Его жена долго держала их у себя под замком, считалось, что они навлекают беду на тех, кто их носит. Но несколько месяцев назад Чистота Нефрита выпросила их у матери, та долго сопротивлялась, но в конце концов уступила, потому что ей было не на что купить дочери другое украшение. — Бедная девушка! — вздохнул судья. Помолчав, он спросил: — К какому заключению пришел судья Фэн? — Позавчера он обобщил все собранные сведения. Он начал с того, что заколки не были найдены, но этот факт говорит не в пользу Вана, поскольку у него было много времени, чтобы их спрятать. Он признал речь Вана очень убедительной, но также отметил, что ученый человек может сочинить правдоподобную историю. Предположение о бро-дяге-грабителе он отмел как маловероятное, ведь всем известно, что улицу Полумесяца населяют небогатые лавочники. Вздумай бродяга ограбить мясника, он бы проник в саму лавку или на склад, но уж никак не в каморку под крышей. Все свидетели, да и сам Ван, подтверждают, что о свиданиях двоих влюбленных знал только портной Лун. Подняв глаза на хозяина, старшина Хун добавил с легкой улыбкой: — Портному почти семьдесят, и он так слаб, что его сразу вычеркнули из списка подозреваемых. Судья Ди кивнул и спросил: — Как судья Фэн сформулировал свое обвинение? Старшина Хун склонился над бумагами и прочитал следующее: — Когда обвиняемый снова стал утверждать, что он невиновен, судья Фэн ударил по столу кулаком и воскликнул: «Собачий сын! Я твой судья, и я знаю правду! Из трактира ты отправился к Чистоте Нефрита, вино придало тебе храбрости, и ты осмелился сказать ей то, что давно собирался — что она тебе надоела и ты хочешь разорвать ваши отношения. Вы поссорились, и Чистота Нефрита метнулась к двери, чтобы позвать родителей. Ты не пускал ее, и пока вы боролись, в тебе пробудились самые низменные инстинкты, ты овладел ею против ее воли и потом задушил. Совершив это злодеяние, ты обшарил сундук с одеждой и забрал себе найденные заколки, чтобы потом подумали, будто в каморку забрался грабитель. Сознайся же!» Зачитав речь судьи, старшина продолжил пересказывать события: — Но кандидат Ван настаивал на своей невиновности, поэтому судья Фэн приказал дать ему пятьдесят ударов кнутом. Однако на тридцатом ударе Ван потерял сознание. После того как он был приведен в чувство с помощью бутылочки с крепким уксусом, которую держали у него под носом, судья приостановил допрос, поскольку подозреваемый ничего не соображал. Тем же вечером судье пришел приказ о том, что его переводят, и он не смог завершить это дело. Однако в конце протокола он написал свое мнение. — Покажи мне этот текст, — велел судья Ди. Поднеся бумагу к глазам, он прочитал вслух: «Считаю, что вина кандидата Вана Сьенджуна доказана. После того как преступник сознается, я бы советовал подвергнуть его жесткой мучительной казни. Фэн И, наместник округа Пуян». Судья Ди снова медленно свернул свиток. Он взял нефритовое пресс-папье и некоторое время вертел его в руках. Старшина Хун выжидающе смотрел на него, стоя возле стола. Внезапно судья положил пресс-папье на стол, поднялся и взглянул на своего помощника. — Судья Фэн умен и добросовестен. Только напряжением, связанным со скорым отъездом, я объясняю его поспешность в выводах. Будь у него достаточно времени, он бы не ошибся. Увидев растерянность на лице Хуна, судья улыбнулся. — Я вполне согласен с тем, что кандидат Ван — безвольный и безответственный юнец, и он заслуживает сурового наказания. Но он не убивал Чистоту Нефрита! Старшина Хун открыл было рот, но судья Ди поднял руку, не дав ему сказать ни слова.