– Короче, «виноват, виноват, каждый виноват». И тем не менее вы, я смотрю, все равно считаете, что поступили справедливо? – спросил Лев Иванович. – Нет, – не раздумывая, ответил священник. – Несправедливо я поступил. Плохо поступил. Если бы нас всех справедливо судить, так всем нам в аду гореть. Каждый виноват, вы правильно сказали. Ну вот и я достойное по делам моим приемлю. Но разве так уж нагло то, что я прошу помощи у вас? Вы-то в своей правоте уверены? – Нет. – Молодец, сыщик, – от всего сердца похвалил священник, – умница. Совесть есть у вас, Лев Иванович, по нашим временам это очень много значит. А еще – немалый талант у вас, души из ада тягать. Не зарывайте в землю. – А все-таки спросить не хотите, зачем мне деньги? – для очистки упомянутой попом совести уточнил Гуров. – Вот снова задаете этот вопрос, – отметил отец Федор. – Вы что хотите – похвастаться или покаяться? – Ничего я не хочу. – Ну и я не хочу. Знать не хочу. Не надо. Наверное, на доброе дело. Да и не мои же. За Рустама я и так молюсь, ну а если это Аслану поможет, тут уж как Бог даст. Что, совсем плохи дела? – Не буду врать, плохи. Очень плохи. И я совершенно не уверен, что деньги эти помогут. – Деньги все не решают. – Да, и тут они – не более чем инструмент. – Берите, берите, – махнул отец Федор. – Хватит словоблудие разводить. – Слушайте, а вот я вас спрошу: вы за себя-то что, не боитесь? – Ох, Лев Иванович, Лев Иванович. Многое уже знаете, да не все. Серого-то я получше знаю. Зачем ему руки об меня марать и за гриба старого – снова за решетку? Нет, он так повернет, чтобы было худо тем, кого я особенно люблю, тем двоим. Теперь уже одному. – Ну вы-то ладно, а за матушку вашу не боитесь? Супругу вашу. – Так почила моя матушка, – ответил отец Федор, отворачиваясь. – Семь дней как похоронил. Так что нечего мне бояться, дружочек мой. Вот вы, человек еще молодой, свои совесть и душу берегите. Постарайтесь. Обещаете? – Обещаю, – серьезно сказал сыщик. – Изо всех сил постараюсь. – Ну а теперь давайте чай пить, – предложил отец Федор. На кухне Станислав научил Бэлу готовить тюрю из яиц всмятку с лепешкой, и теперь они за обе щеки уплетали этот харч богов, запивая горячим сладким чаем и играя в магнитные шахматы. Оценив расклад сил, Гуров увидел, что выигрывает Бэла. – Я смотрю, вы без нас начали, – весело попенял священник. – Ну-ка, давайте за стол, что за бесчинство и тайнояденье? – Прошу прощения, – проглатывая то, что было во рту, отозвалась Бэла. – Идем, идем, – вторил Крячко. – Ну, стало быть, ничья? – Само собой, Станислав Васильевич, – великодушно согласилась девушка. – А вот тюрю еще вкусно, если перцем черным сдобрить… В этот момент у Гурова зазвонил телефон. Он посмотрел на номер, извинился и вышел из дома. Отойдя подальше, к реке, ответил: – Слушаю, Стас. – Это не Стас, – сказал незнакомый голос, приятный, низкий, глуховатый. – Ну, тогда слушаю, Сергей. – Главное, чтобы вы слышали. Лев Иванович, оставьте это дело. Ничего вы не добьетесь, фактов никаких я вам не дам, дело доведу до конца. Вы же сейчас у Тугуза? – Допустим. – Не будем оскорблять друг друга. Конечно, у него. Ну а раз так, то наверняка пообщались и должны понимать теперь: это наши с Нассоновым дела. Не может же он всю жизнь валить все на других, надо когда-то нести ответственность за собственные поступки. Я вот, в отличие от вас, не собираюсь молчать и потакать ему, буду рад помочь осознать губительность ведомого образа жизни… «Как излагает. Даже если бы номер моего телефона прослушивали или же кто-то наладил бы прослушку его номера – ведь не придерешься. Ни лишнего слова, ни тени намека на угрозу». – Что вы имеете в виду? – Ну, допустим, я хочу, чтобы он перестал создавать условия для того, чтобы власть предержащие проигрывали народные деньги, а занимались своим прямым делом. Такой вариант ответа устроит? – Вполне. Но хотелось бы подробностей. – Рад служить. – Ну, скажем, что будет, если я откажусь. – Дайте подумать… Скажем, ваша супруга, которую вы, несомненно, любите, решит уйти от вас. Или, скажем, в отношении вас будет инициировано внутреннее расследование, которое закончится позором, гибелью вашей безупречной репутации. – А именно? – Предположим, привлечением к уголовной ответственности по факту получения взятки. Той самой, которую вы, возможно, сейчас в руках держите. «Даже это знает. Да, что-то надо делать с глобальной цифровизацией-глобализацией». – Не угадали. – Ничего, я переживу, – пообещал собеседник. – В общем, Лев Иванович, подумайте, пожалуйста, как следует. Лично я против вас ничего не имею. – Неужели? – язвительно переспросил Гуров. – А в Светлогорске что это было? Обознались, за приятеля приняли? – Да, извините. В самом деле, психанул. Но войдите в мое положение, никак не ожидал, что вы, такой разумный человек, вмешаетесь в наш детский утренник. Несколько обиделся. – Ничего, бывает. – В общем, смотрите, – продолжал Мацук очень обыденно, спокойно модулируя голосом, – мы с Асланом кое-какие вопросы между собой решим, по старому знакомству. Ну, в посредниках как-то совершенно не нуждаемся. Подумайте, имеет ли смысл вам навязывать свои услуги? У вас наверняка есть более важные дела, зачем обкрадывать людей, которым вы реально можете помочь. – А Нассонову не смогу? – Каждый из нас способен на многое, но ему вряд ли поможете, – ответил Мацук. – Конечно, если вы сумеете снова удивить меня, совершив какой-то странный, нелогичный поступок, который пойдет вразрез со здравым смыслом, то возможно все. Но это как раз то, от чего я пытаюсь вас предостеречь. Всего доброго. – И он дал отбой. Прощаясь, отец Федор пожал сыщикам руки, но потом, все-таки решившись, перекрестил: – Помогай Бог. Простите, если что не так. Прощайте. – Не надо, отец, – попросил Гуров. – Мы еще обязательно увидимся. – Я прослежу, – пообещал Крячко. – Ну что, Бэлочка, едем? Глава 7. Неучтенные закономерности – Спасибо, конечно, что ты дал мне уникальную возможность бездарно просвистеть отгулы, – сказал Станислав уже в самолете, – и даже искупаться не позволил. Зачем потащил меня с собой? Чтобы скучно не было? – Ну ты даешь, господин полковник, – искреннее удивился Лев Иванович. – Вот я, вот полная сумка наличного бабла, как, по-твоему, зачем мне нужен верный, преданный друг? А вдруг сумку отберут да морду набьют? – А может, за репутацию свою опасаешься? – ухмыльнулся Крячко. – С таким-то адвокатом в друзьях. Редкий брильянт. – Но-но, старый греховодник. Смотри, до жениха дойдет, там знаешь, какой он зверь. – Ладно. Что тебе Мацук-то сказал? – А ничего нового, все по классике: бросайте это дело, иначе – ух и черная метка. – Ничего нового никак не придумают под солнцем, – заметил Станислав и, сладко потянувшись, вскоре заснул. Гуров же думал, думал, думал. Заснуть он боялся, не хотел больше видеть ярких черно-красных снов. В аэропорту «Шереметьево» их уже ждал «Мерседес» Нассонова, за рулем которого сидела уже знакомая Гурову «жертва» в неизменном белом спортивном костюме. Парня, как выяснилось, звали Зауром. Сам Аслан присутствовал тут же, почивал на заднем сиденье, распространяя ароматы уже не французских вин, а калининградского коньяка. – Он вообще просыхает когда-нибудь? – недовольно спросил Гуров. – Редко, – кратко ответил Заур. – Он просил вас сразу на Сретенку везти. Теперь как, поедете или нет? А то не знаю, проснется ли. – Куда он денется, – проворчал Стас. – Поехали на твою Сретенку.