Бертрам кивнул и предложил ему присаживаться. Габерман сел и очень аккуратно положил одну ногу на другую. Следующим появился Фридрих Готтлиб в зеленом фланелевом халате, из-под которого торчала полосатая пижама. Он совсем не был счастлив. Он остался только благодаря присутствию полиции. Роберт Дрейпер спустился в костюме, который был на нем в течение дня. Рубашка оказалась расстегнута, от него пахло алкоголем. Он скорее рухнул, а не сел на один из стульев. Следующим появился Рудольф Байерсдорф. Седые волосы были сильно растрепаны. Он накинул френч на пижаму и выглядел поставленным в тупик. – Пожар? – спросил он. Когда его заверили, что никакого пожара нет, он уселся на стул, но все равно выглядел растерянным и осматривался в недоумении. Элджернон Портер появился последним. Мне следовало этого ожидать. Он потратил время на то, чтобы одеться и даже побриться. Он выглядел так, как должен выглядеть государственный деятель. По крайней мере, до той минуты, пока не увидел мисс Эндерсон. А как только увидел, спросил суровым тоном: – Что это значит? Мисс Эндерсон посчитала эти слова сигналом и бросилась на него, крича, что он лишил ее всех шансов. Ни Бертрам, ни я не ожидали, что она сделает что-то в этом роде, поэтому оказались застигнуты врасплох. К счастью, вокруг было достаточно полицейских, которые смогли вмешаться. Портер не мог отрицать знакомство с мисс Эндерсон, потому что имелся контракт, который его подтверждал. А ее грубая, едкая и язвительная критика его самого и высказывания о его грешках повлияли на него гораздо сильнее, чем мог бы допрос в полиции. Через полчаса он был сломлен и во всем признался. Когда мы уходили, мисс Эндерсон успокаивал Фридрих Готтлиб. Мы услышали, как он говорит, что составил о ней неправильное представление, недооценил ее, но теперь понял, какие на самом деле глубокие чувства она испытывала к Клаусу. Я шагнула к нему, но Бертрам опустил ладонь на мою руку, таким образом останавливая меня. Он сам подошел к ним и осторожно положил контракт на ручку кресла рядом с мисс Эндерсон. Она вроде бы этого даже не заметила, но к тому времени, как Бертрам вернулся ко мне, контракт уже исчез у нее в кармане. Уже выйдя на улицу, я спросила у Бертрама: – Может, нам вернуться и позвонить в гостиницу или прямо поедем, остановив кэб? – Кэб, – твердо ответил Бертрам. – Они или ждут звонка Фицроя, или проводят спасательную операцию. В любом случае если мы им позвоним, то только их задержим. – Не уверена, что у меня достаточно денег, – призналась я, роясь в сумочке. – Скажем швейцару, чтобы записал на наш счет, – уверенно заявил Бертрам. Он остановил кэб и обещал извозчику двойную оплату, нет, даже тройную, если он сможет быстро доставить нас в гостиницу. Мы практически летели по ночному городу. У меня сердце чуть в пятки не ушло! Мы помогли Фицрою, разобрались с убийством, но поможет ли он нам в ответ? Бертрам схватил меня за руку. – Я готов ко всему, что бы ни случилось, – сказал он. Я не была уверена, говорит он это мне или себе самому. – Бертрам, почему ты прекратил носить при себе мелкие монеты? – спросила я, чтобы отвлечь нас обоих. Бертрам выглядел немного удивленным. – Ты же сама говорила, что тебе не нравится, как я роюсь в карманах и трясу мелочью. И говорила ты очень убедительно. – А ты можешь носить при себе деньги и не трясти мелочью? – Нет, дорогая, – ответил Бертрам. – Ни один мужчина не может удержаться и не трясти мелочью, если она лежит у него в карманах. * * * В «Карлтоне», когда мы бегом побежали к лифту, у нас за спинами остались расстроенный швейцар и разозленный извозчик. – Все может оказаться очень серьезно, знаешь ли, – сказал Бертрам. – Я не уверен, что тебе следует участвовать в какой-либо спасательной операции. Это вызвало у меня только раздражение, но я решила не спорить, пока не узнаю, что нас ждет. Бертрам распахнул сломанную дверь номера, и мы услышали, как плачут малыши. Я понеслась вперед и увидела усталую и грязную Риченду, которая сидела на диванчике и прижимала детей к себе. – Я больше вас никогда не оставлю, – повторяла она вопящим детям. – Они никак не пострадали? – закричала я еще на бегу. Меня перехватила Мэри. – Нет, только устали и проголодались. Это был долгий вечер. – Ну как, вы нашли моего убийцу? Я резко развернулась и увидела Фицроя. Он стоял, прислонившись к стене, и курил сигару. – Элджернон Портер, – сообщил Бертрам. – Проклятье! – воскликнул Фицрой. – Будет много вони… Отдать ему должное, он не уточнял, уверены ли мы в том, что это Портер. – Но как вы?.. – спросила я. – У Мэри отличная память, – ответил Фицрой. – После того, как она раз двадцать повторила все во всех подробностях, мне удалось определить наиболее вероятное из двух возможных мест. Сам я туда поехать не мог, но отправил людей. И, как вы можете видеть, все прошло успешно. – А похитители? – спросил Бертрам. – Их захват не являлся приоритетной задачей. Моим людям было приказано спасать детей. Как я понимаю, похитители увидели значительно превосходящие силы и решили, что отступление гораздо лучше, чем демонстрация храбрости, – сказал Фицрой. – Кстати, знаете, что интересно? Я только что получил сообщение, что двух граждан Германии, которыми интересовались правоохранительные органы, нашли мертвыми на Олд-Кент-роуд [34]. Застрелены, представляете? – Вы?.. – открыла рот я. Фицрой притворился оскорбленным, затем улыбнулся: – Нет, я после себя бардак никогда не оставляю, как и мои люди. Я думаю, что это, скорее, было послание для вас, Риченда. В этот момент Риченда подняла голову и прекратила разговаривать с детьми. Мэри воспользовалась возможностью и забрала детей, чтобы отнести их спать. – Для меня? – переспросила Риченда. – Несомненно, ваш очаровательный братец приказал их убрать после того, как они провалили дело. На самом деле я не уверен, что они не пытались его обмануть и прикарманить деньги. В любом случае они убили бы всех вас, если бы мои люди не появились как раз вовремя. Риченда побледнела. – Я, конечно, очень благодарна, но кто этот невероятный человек? – спросила она, поворачиваясь ко мне. Фицрой хохотнул. – Я – добрый знакомый Бертрама и Эфимии, мэм, и ваш покорный слуга. – Он экстравагантно поклонился, затем повернулся к нам: – Берти, Эффи, отличная работа. Не могу сказать, что мы остановили войну, но если повезет, вы вполне могли отсрочить ее начало еще на несколько месяцев. Страна благодарит вас. Он еще раз хохотнул и вышел из номера. – Вы двое имеете очень странных знакомых, – неодобрительно сказала Риченда. – Мэм? – прозвучал слабый голос. В дверном проеме стояла горничная Риченды. Судя по виду, она вела борьбу с дюжиной живых изгородей и проиграла. – Боже праведный, Гленвиль! Мы совершенно о тебе забыли со всеми этими делами. Где ты была? – Я участвовала в марше суфражисток, мэм. Меня арестовали и посадили в тюрьму… Мы с Бертрамом не услышали окончание ее рассказа, потому что громко расхохотались. Привлеченный шумом Рори вышел из своей комнаты, один раз взглянул на окружающий его хаос, натянул на лицо невозмутимое выражение дворецкого, вернулся в свою комнату и закрыл дверь. * * * notes Примечания 1 Это был подарок Риченды удочеренной ею Эми, чтобы отвлечь внимание девочки от недавно родившихся близнецов – ее младших брата и сестры. 2