Все, кто был в пабе, склонили головы. Убийца заплакал. Доктор Джон Имс сидел в углу пивной, держа на коленях шляпу. Изумлению его не было предела. Но удивила его не внезапная жестокая смерть, ибо подобное он каждый день наблюдал в больнице Св. Варфоломея. Его поразила эта маленькая девочка, руки которой были по локоть в крови, а лицо полнилось неистовым состраданием. * * * В тот день, когда Ган Мерфи продал Брайди Дивайн, его первый и последний раз видели плачущим, ибо эта маленькая девочка была ему как родная. Ган, разумеется, наговорил о ней всяких небылиц. С самым серьезным видом он сообщил доктору Имсу, что Брайди в пять лет уже умела ампутировать ноги (не без помощи взрослых, конечно: одной ей было трудно управляться с пилой), а в семь – искусно удалять желчные камни. Ибо разве она не была последним представителем знаменитой династии дублинских хирургов? Прославленных врачей, которые некогда жили на площади Меррион, владели экипажами и художественными полотнами, а потом обнищали – не по своей вине. Когда все родные Брайди умерли от нужды (и, как следствие, от болезней и невзгод), Ган, считавший себя последним другом семьи, привез девочку в Англию и в Лондоне стал искать заработок, чтобы прокормить их обоих. С той поры он заботился о Брайди, содержа ее за свой счет. Доктор Имс кивал, но слушал его лишь краем уха. Он не мог оторвать взгляд от Брайди. Она сидела в углу в окровавленном платье, сложив ладошки на коленях. Деньги были уплачены, мужчины обменялись рукопожатием. Зарезанный парень лежал на полу, остекленевшим взглядом приклеившись к некоей точке за стойкой бара. Верхняя губа у него была оттопырена, как у принюхивающейся лошади. Несколько человек снесли его вниз и положили рядом с выловленным из реки трупом испанца. К тому времени, когда в паб придет констебль, в подвале останется только один труп. Мальчик, прислуживавший в пивной, принес древесные опилки и подмел пол, так что в помещении теперь стоял запах, как в мясницкой лавке. Ган со слезами на глазах велел Брайди идти с доктором Имсом. – Тебе больше не придется «воскрешать» трупы, Брайди, – сказал он, рукавом отирая лицо. – Отныне ты ученица благородного доктора. 8 Сентябрь 1863 г. День успеет смениться вечером, прежде чем колесо починят. Экипаж находится на Дуврской дороге, застрял в грязи в пяти милях от Баттла. Возница в панике. Слава богу, доктора с ними нет, а то бы скакал вокруг и шипел от злости. – Ну вот, увязли в трясине, – говорит миссис Бибби, протяжно произнося последнее слово. – Чего только не приходится терпеть ради тебя, цыпочка. Мимо идут солдаты передислоцированных войск. Они останавливаются, помогают с веревками, лошадьми и досками. Миссис Бибби, щуря свои светло-голубые глаза, наблюдает за ними из экипажа. Ее широкий рот плотно сжат. Кристабель упрятана в плетеный сундук, его отыскали в ризнице. Миссис Бибби под шалью держит наготове револьвер Адамса – оружие, известное под прозвищем «Бетти Счетовод». Девочка проталкивает в щель палец. – Убери, – шикает на нее миссис Битти. Пальчик исчезает. Миссис Бибби наклоняется к сундуку. – Ты давай мне без фокусов, – тихим суровым голосом предупреждает она, – а то не поздоровится. Ясно? Девочка водит зубами по прутьям сундука. Если бы она не была связана, быстро выбралась бы на волю. Миссис Бибби все еще зла на нее; может, и девочка тоже злится на миссис Бибби. Некоторое время назад миссис Бибби, сатанея от боли в ноге и усилий накормить свою подопечную (думаете, легко столь крупной женщине втиснуться в ризничный шкаф?), отняла у нее безголового тритона, с которым та играла. Выбросив ящерицу, она обозвала Кристабель нечестивой маленькой дикаркой. Кристабель закричала. Издала столь громкий крик, что окна церкви разбились вдребезги, черепица на крыше посыпалась, купель пошла трещинами, а свечи на алтаре расплавились. И тогда миссис Бибби, стараясь держаться подальше ото рта девочки, стала ее бить и била, пока та от неожиданности не умолкла. Миссис Бибби больше не позволит себя кусать. Она работала на новом месте всего три дня, когда малышка вонзила в нее свои зубки, повиснув на ее ступне, словно краб. Миссис Бибби это даже позабавило. Нога и так уже плохо действовала: она давно хромала, словно моряк с деревянным протезом. Казалось бы, от укуса хуже не станет; бывают яды и посильнее. Но укус подействовал: нога стала болеть сильнее. Однако миссис Бибби не винила ребенка и полагала, что и девочку совесть не мучит. Как ей представляется, они одинаково понимают закон выживания: не укусишь ты – укусят тебя. Шуршание. Это Кристабель возится в сундуке. Миссис Бибби ее не одергивает. Экипаж выравнивается, потом качается, кренится. Негромко ржет лошадь. Веревка лопается, издав мелодичный визг. Брань, проклятия. Голоса обсуждают новую тактику. Приносят другие веревки, приводят ломовую лошадь. По крыше экипажа принимается барабанить дождь. В открытое окно летят брызги. Миссис Бибби наблюдает, как девочка просовывает палец в дыру и ждет, ждет. На него падает дождевая капля. Пальчик уползает назад в сундук – медленно, осторожно. Но дождинка с него уже скатилась. * * * Девочка просыпается. К этому времени уже почти совсем стемнело, экипаж тронулся в путь. – Ага, Кракен зашевелилась, – произносит миссис Бибби. – До Дувра и белых скал еще далеко, так что не скоро отведаем дрянную похлебку и сносное пиво. Замок Уолмер тебе подойдет? Она откупоривает склянку с целебным снадобьем, и сумрак кареты оглашает хлопок. – Ну что, послушаем еще одну историю? – спрашивает миссис Бибби примирительным тоном, с долей грубоватого добродушия в голосе. Кристабель в ответ скрипит крышкой сундука. – Если научишься разговаривать до того, как мы доедем до замка Уолмер, следующая история за тобой. Экипаж замедляет ход и останавливается. – Ну что там еще? – стонет миссис Бибби. – Мало мы сегодня переволновались? Девочка ворочается в сундуке, ища такое положение, чтобы ей было лучше видно. – Ну-ка тихо. Миссис Бибби напрягает слух, силясь уловить другие звуки, помимо поскрипывания экипажа и шарканья ожидающих лошадей. Может, возницу меняют, или констебль появился откуда ни возьмись, или засаду устроил обманутый коллекционер… Журчание льющейся мочи. Кучер прокашливается и снова забирается на козлы. Лошади трогаются с места. – Ложная тревога. – Миссис Бибби и сама удивляется, слыша облегчение в своем голосе. – Ладно. Итак. Давным-давно… …в одном суровом мрачном здании размещалась исправительная школа, созданная образованными уважаемыми людьми для содержания отбившихся от рук девочек-сирот. В этой школе всюду были массивные двери, множество запоров и железные лестницы. Девочки трудились в прачечной, где все булькало, шипело, валил пар, и жарко было, как в преисподней у самого Сатаны. Доркас знала: ей повезло, что она попала сюда. Ведь она отравила несчастного малыша, за что ее могли бы повесить или сослать за моря-океаны в Одному Богу Известную Дыру, где она умерла бы от всяких болезней. Исправительной школой заправляли… Миссис Бибби прерывает рассказ: – Сколько тебе лет, Кракен? Лет шесть? Кристабель не издает ни звука. – Медведицы. Исправительной школой заправляли медведицы, – провозглашает миссис Бибби со злорадством в голосе. – Медведиц детям легче представить. Итак, школой заправляли медведицы. Большая Медведица-Надзирательница, Большущая Медведица-Надзирательница и Медведица-Надзирательница Великанша. У Большой Медведицы лапы были как у грузчика, а в лапах – цепь. Большущая Медведица была беззубой и носила с собой девятихвостую «кошку» [25]. А Медведица-Великанша была косоглазой и оттого могла видеть, что происходит за углом. Оружия ей не требовалось, она просто пускала в ход свои огромные когтистые лапищи. И, поскольку Доркас прославилась тем, что отравила несчастного милого малыша, она ощущала на себе всю мощь и цепи, и девятихвостой кошки, и когтистых лапищ. Кожа на ее заднице стала задубелой, как подошва, а кончиков пальцев она вообще не чувствовала. Доркас задумала бежать. Только на этот раз с подругой. У Доркас была только одна подруга – назовем ее Деллой. У Деллы были большие серые глаза и мягкие каштановые локоны. Ко всем и всему она относилась с неизменной добротой. Доркас тщательно спланировала побег. Они покинут школу через центральные ворота, спрятавшись в телеге, которая привозит грязное белье и забирает чистое – выстиранное и выглаженное обитательницами исправительного дома. По пятницам, по завершении рабочей недели, медведицы посылали за закуской. С наступлением следующей пятницы Доркас и Делла наблюдали за тем, как загружают телегу. Увидев идущего от «Колокола» трактирного слугу, Доркас затолкнула Деллу под парусину на телеге и сама залезла к ней. Через некоторое время телега покатила. Делла была напугана, но Доркас шепотом увещевала ее, пока та не успокоилась и не заснула. Доркас пообещала Делле, что она найдет для них кров и будет промышлять отловом крыс. Что она сошьет Делле теплое пальто из шкурок самых лучших крыс, которых ей удастся поймать. Лоскутное пальто с воротником из полосатой кошки. Ловлей крыс Доркас заработает много денег. У Деллы будет своя комната, а у Доркас – карманные часы. Телега остановилась, и Делла проснулась. Когда мужчины откинули парусину, Доркас схватила Деллу за руку, и они бросились бежать. На их беду, мужчины решили погнаться за ними. На их счастье, надвигалась ночь, и на землю опускался туман. И Доркас поспешила нырнуть в туман, таща за собой Деллу. Доркас не знала, где они находятся. Вокруг были склады и фабрики, узкие улочки и полуразрушенные дома, которые стояли в ряд, навалившись один на другой, словно кривые зубы. Крепко держа Деллу за руку, Доркас мчалась туда, где туман был гуще.