– Спасибо, конечно, но условия изменились. Лошади в стойлах зафыркали, стали бить копытами. Кошка вытаращила глаза, котята прекратили мяукать. Брайди, сидя на корточках, приникла к щели между деревянными досками, но увидела только, как подергивается хвост чалого жеребенка. – Я лишь хотел сказать… – Я знаю, что ты скажешь, Гидеон. Жеребенок, встревоженный вторжением незваных гостей, зашуршал копытами по соломе. – Ты ложилась под других, так какая разница? Пауза. Потом: – Я оставлю его. – Я мог бы тебе помочь. Брайди не видела лица Гидеона, но по его голосу поняла, что оно изображает: голубоглазую искренность. – Мама не потерпит в доме еще одно внебрачное отродье отца, – тихо произнес он. Тишина. Доносилось только едва слышное сопение жеребенка. – Давай, я быстро. Почувствовать ничего не успеешь. Элайза – ибо в конюшне с Гидеоном была Элайза – что-то сказала, да так тихо, что Брайди не уловила слов. Потом приглушенный вскрик, стук, будто что-то швырнули о стену. Жеребенок испугался и выскочил из стойла. Не отдавая себе отчета, Брайди схватила вилы и со всей силы ударила ими в стену. Кошка-мать в страхе умчалась, бросив своих котят. За стеной кто-то копошился, карабкался, торопливо выбежал из стойла, распахнул дверь конюшни. Стук каблуков по мощенному булыжником двору. Брайди крепче сжала в руках вилы. Жеребенок, она слышала, уже заметно успокоился. И больше ни звука. Брайди подумалось, что по двору бежали две пары ног. Что Гидеон погнался за Элайзой. Она опустилась на колени, наклоняясь к отверстию между досками. Мимо прошел жеребенок, уже немного успокоившийся. И вдруг темнота. А потом – голубой глаз, во все отверстие. 19 Сентябрь 1863 г. В Лондоне вверх по реке разносится слух. С Темзой происходит нечто странное: вода в ней не только поднимается – она становится чище, прозрачнее и спокойнее. И куда только подевались коварные подводные потоки и опасные приливные течения? Лодочники озадачены. Илокопатели тоже обескуражены. Стоят на берегу со своими шестами. У всех ноги посиневшие, глаза вытаращены, с недоумением смотрят на Темзу, которая утихает и становится глубже с каждым днем. Чудеса, да и только. Все, что когда-либо утонуло в реке, всплывает на поверхность. Причем не мертвые собаки и разбитые бутылки, а бесценные красивые предметы. У самой поверхности воды искрятся древнеримские монеты и языческие броши. Величаво поднимаются со дна мечи викингов. Нужно только подгрести к ним и схватить. Но, как они ни стараются, ни одному не удается овладеть этими восхитительными сокровищами. Стоит к ним приблизиться, как речные дары, мерцая, исчезают. В погоне за ними многие расстались с жизнью, ныряя за погружающимся вглубь богатством. По утверждению некоторых лондонцев, поздно ночью они слышат музыку, которая несется от реки. Все сошлись во мнении, что это – хорал, исполняемый либо задом наперед, либо на иностранном языке – на греческом или итальянском, кто ж его знает? Вскоре эту музыку можно слышать на всем протяжении от Блэкфрайарса до Барнса. Под землей, на которой раскинулся Лондон, растет и ширится клокот. Древние реки Лондона, пробудившись, набирают силу и вырываются из-под земли, заливая улицы и переулки, затапливая подвальные жилища вместе с их обитателями и переполненные выгребные ямы. И постоянно идет дождь. Огромные капли беспрерывно тарабанят по каждому окну, по ставням, консервным банкам и ведрам. А вода в Темзе поднимается все выше. * * * Брайди смотрит на дождь из окна гостиной над лавкой Уилкса на Денмарк-стрит. Наблюдает за тем, как он хлещет по стеклу. Сегодня струи как-то странно извиваются – падают вниз, устремляются вверх, а иногда меняют направление прямо в полете. Брайди хмурится. Она абсолютно уверена, что обычно так дождь не идет. Возможно, эту природную аномалию следует отнести за счет «Бронхиальной бальзамовой смеси» Прадо. Равно как и покойника, который в углу комнаты теребит бинты на своих руках. Ее размышления прерывает появление Коры, которая приносит письмо и с торжеством в голосе сообщает: – Из Хайгейтской часовни. * * * Преподобный Эдвард Гейл появляется в дверях дома священника с двумя ушастыми кроликами под мышками. Брайди, повидавшая немало чудаковатых клириков, сохраняет невозмутимость. Она следует за священником в ризницу, где тот одного кролика отпускает, но второго держит в руках, прижимая его к щеке. Преподобный Гейл – худой старик с растрепанными волосами и горящими глазами пророка. Он носит длинную бороду; она доходит ему до колен и кое-где утыкана сухими веточками: известно, что священник – любитель полазать в живой изгороди. Преподобный Гейл, престарелый священник часовни при школе Чолмли [48], где он против своей воли преподает французский язык, доживает свой век, заправляя зверинцем. Его теперешняя паства состоит не из учеников (получающих образование платно и бесплатно) и разнородных прихожан (те удрали в церковь Св. Михаила [49], польстившись на более современные условия и понятные проповеди), а из куда более достойных божьих тварей. Их в часовне предостаточно. На хорах спит одноглазый барсук, ризницу облюбовало семейство полевок. Мыши свирепствуют, кромсая на клочки сборники гимнов. В купели плавает утенок со сломанным крылом, под церковными скамьями сопят ежи. Ныне преподобный Гейл предпочитает общаться с миром фауны. Несколько лет назад священник пришел к осознанию, что человеческие существа – все сплошь олухи и неисправимые грешники и бесполезно наставлять их на путь истинный. Какие яркие проповеди он читал – и все напрасно! И преподобный Гейл принял решение сторониться людей, а в тех случаях, когда общение с ними неизбежно, сводить его до минимума. – Ну? – Он неприветливо смотрит на Брайди. – Я пришла по вашему приглашению, сэр. – Напомните. – Дело касается трупов, обнаруженных в стене крипты, преподобный Гейл. Я хотела бы осмотреть их еще раз… – Их нет. – Нет, сэр? Священник пожимает плечами. Брайди с любопытством отмечает, что ее это почему-то не удивляет. – Ваше преподобие, а викария вашего здесь нет? Преподобный Гейл поднимает вверх один палец, идет к двери ризницы и кричит: – Видмерпол! Они ждут. – Видмерпол! – снова зовет священник, закатывая глаза. В ризницу входит опрятный седовласый мужчина. Он несет ковчег, доверху заполненный птичьим кормом. Манжеты на его рукавах обтрепаны, лицо круглое, честное, взгляд кроткий: либо ему от природы свойственна безмятежность духа, либо за долгие годы он приучил себя к смирению. – Вы не Кридж, – констатирует Брайди и обращается к Гейлу: – Ваше преподобие, у вас есть еще помощник? Молодой человек по фамилии Кридж? Преподобный Гейл стучит Видмерполу по лбу. – Только этот: вот уже двадцать лет. Видмерпол кланяется.