До коляски они шли в молчании и всю дорогу до поместья тоже молчали. День начал угасать. У дома, когда Брайди стала выбираться из коляски, Гидеон положил ладонь ей на плечо. – Ты дружишь с Элайзой. Я вижу, что вы постоянно вместе, о чем-то шепчетесь. – В последнее время мы почти не общаемся, – ответила Брайди и поспешно добавила: – У нее много дел. – Она что-нибудь говорит обо мне? – спросил он. В его наигранно беспечном тоне Брайди уловила необычные нотки. Она подняла глаза к лицу Гидеона. – Да нет. Что она может о вас говорить? Гидеон пытливо, с интересом смотрит на нее и вдруг расплывается в улыбке. 24 Сентябрь 1863 г. Кора Баттер внимательно оглядывает дорогу, но не видит того, кто минуту назад, словно оглашенный, колотил в дверь, заставив ее, всю обсыпанную мукой, бегом кинуться вниз по лестнице. На крыльце – посылка, по форме и величине напоминающая шляпную коробку. Кора еще раз окидывает взглядом улицу: на Денмарк-стрит все как обычно. И тем не менее ее не покидает стойкое ощущение, что за ней наблюдают. Она наклоняется и поднимает посылку, которая оказывается на удивление тяжелой для своих габаритов. Кора ставит посылку на стол в гостиной, где ее госпожа ужинает остатками выпечки фрау Вайс; сдобу она запивает кофе и курит трубку. Кора разрезает веревку и разворачивает упаковочную бумагу. В посылке – шляпная коробка, а в коробке – человеческая голова. – Матерь Божья! – охает Кора. Брайди потягивает кофе. * * * – Осмелюсь предположить, – произносит Кора, – что причина смерти – обезглавливание. Брайди исследует место среза. Голова отсечена аккуратно, ровно, с хирургической точностью. – Голову отрезали после смерти. Кора поражена. – Тогда от чего же он умер? – Чтобы это определить, надо бы взглянуть на тело доктора Харбина. – Когда он умер? Голова, я смотрю, уже некоторое время где-то повалялась. – Пожалуй, два-три дня назад. Голову держали в холоде, но она существенно обглодана: нет ушных мочек, части щеки, кончика носа… – Крысы постарались? – Крысы, Кора. – О боже! – стонет Руби и поспешно исчезает в камине: он места себе не находит с тех пор, как доставили голову. Остекленевшие глаза доктора Харбина утопают в глазницах за разбитыми стеклами очков, которые сейчас криво сидят на его небритом лице с неподровненными бакенбардами. Сама голова лысая, кожа морщится в складки – ни дать ни взять тухлое очищенное яйцо. – Печально видеть его в таком состоянии, – сетует Кора. – Он так гордился своими бакенбардами. Брайди замечает, что изо рта доктора Харбина что-то торчит. – Давай-ка его к окну, Кора, к свету. Со всей церемонностью Кора вставляет пальцы в уши доктора и, двигаясь мелкими шажками, осторожно, словно полную супницу, несет его голову на ломберный стол. Брайди щипчиками раздвигает губы доктора и достает из его рта сплющенный комок бумаги. Она осматривает ротовую полость: там больше ничего нет. Брайди кладет комок на стол и начинает его расправлять. – Запись сделана стойкими чернилами, – констатирует Брайди. – Несмываемыми. Прочитай, пожалуйста. Кора склоняется над запиской. Достану я жемчужный гребешок И медленно причесываться стану, И, напевая, буду я гадать, Кто меня любит, А кто не жалует. Кора озадаченно смотрит на лысину доктора Харбина. – Странно. Что он мог бы расчесывать? У него ж ни волосинки на голове. – Это Теннисон, – объясняет Брайди. – Из стихотворения «Русалка». – То есть кто-то сообщает нам, что Кристабель у них. – Возможно, – задумчиво произносит Брайди. – Что ж, бог им в помощь: рассчитывали на русалку, а получили мерроу. Морскую бестию, которая выуживает воспоминания, топит людей на суше и до смерти кусает мужчин. Брайди тотчас же жалеет, что позволила Коре прочитать книгу преподобного Уинтера. Просто ее обрадовало, что служанка проявила интерес к чему-то еще, помимо бульварных романов. – Кора, Кристабель – ребенок. Она – не мерроу. Мерроу – мифические существа. В реальной жизни их не бывает, они живут только в сказках. – А как же доказательства? – с бунтарским видом возражает Кора. – Какие доказательства? Мокрые стены и пара улиток? Кора, погрузившись в раздумья, чешет висок. – А взбесившаяся Темза, наводнение, дождь? Что, по-вашему, все это вызвало? – Ну не шестилетний же ребенок. – Его преподобие Уинтер оставил место для сказок, и правильно сделал, потому что в каждой сказке есть доля истины, – величаво провозглашает Кора. Брайди смотрит на нее прищурившись. – У тебя новое платье? На Коре красный бархатный наряд, который как будто бы пошит из занавеса в театре Флаксмена. В талии платье перетянуто шнуром – толстым, как кулак Брайди. Сбоку свисают две кисточки длиной два фута. Подбородок ее чисто выбрит, на щеках – румяна. – На свидание, что ли, собралась? – Не ваше дело! – рычит Кора. – Если это все, я пошла. У меня сегодня полдня выходной. – И, подхватив свои широченные юбки, она выскакивает в дверь. 25