* * * У нее гостья. У малышки, что лежит в постели в голубой комнате. К стулу, стоящему у ее кровати, на цыпочках подкрадывается девочка. Шумно дыша, гостья взбирается на стул, поправляет на себе нижние юбки, сводит вместе носки своих новых туфелек. Из белого атласа, с розовыми бантиками. Красота-то какая! Она и так, и эдак выворачивает ступни, любуясь своими чудесными башмачками. Смотрит на малышку в постели. У той вовсе нет обувки. Бедняжка. Она ведет по подушке одноглазую куклу. Роза – в волосах у нее застряли комки овсянки – с ужасом смотрит (своим единственным глазом) на малышку в постели. Та даже не шевелится. – Кристабель, – тихо шепчет Роза крошечным фарфоровым ротиком. – Просыпайся! Роза не станет называть ее новым именем. Шибел. Оно жутко некрасивое, а она не доверяет людям с некрасивыми именами. Маленькой фарфоровой ручкой Роза постукивает по личику малышки. – Крис-та-бель. Девочка в постели даже не шелохнулась. Роза делает на подушке пируэт и идет назад. Потеряв терпение (скучно же так долго болеть, не вставая с постели!), гостья спрыгивает со стула. Но, будучи гостьей воспитанной, она достает из кармана подарочек, чтобы утешить и подбодрить больную. На этот раз чернослив. До завтрака она принесла ей интересную пуговицу. А еще раньше (после того как больную искупали, смыв с нее вонючий запах) – восхитительную ленту. Теперь эта лента украшает малышку. Голубая лента в белокурых волосах. Воспитанная гостья вприпрыжку подбегает к каминной полке, на которой выставлены подарки. Кончиком пальца она задвигает чернослив в один ряд с остальными дарами. Поглаживает пуговицу. Роза что-то шепчет ей на ухо. – В чем дело, Роза? Да, ты можешь ее поцеловать – только нежно. Кукла и гостья возвращаются к кровати. Роза осторожно наклоняется к малышке в постели. Целует. Прикасается к ней измазанным в овсянке холодным фарфором. – Не умирай, – советует Роза серьезным шепотом. Воспитанная гостья закрывает глаза и молится Иисусу, который радеет за всех больных детей и тварей божьих, просит Его, чтобы он не дал умереть Кристабель. – Аминь, – произносит Роза. – Мы скоро опять придем, – обещает воспитанная гостья оживленным тоном, похлопывая по стеганому одеялу. Девочка в постели даже не шелохнулась. * * * У нее гость. У малышки, что лежит в постели в голубой комнате. К стулу, что стоит у ее кровати, крадучись, подходит мужчина. Он садится и приглаживает свои жиденькие светло-каштановые волосы, липнущие к его голове весьма необычной формы. Он рассматривает девочку, что лежит в постели. Она неподвижна. Он закуривает сигару: вспышка пламени и затем сладковатая вонь кошачьего дерьма в смеси с соломой. Он сидит на стуле, наблюдая за девочкой. Курит. Девочка в постели неподвижна. * * * У нее гость. У девочки, что лежит в постели в голубой комнате. Он пододвигает стул ближе к кровати и садится. Голубые глаза, золотистая борода с проседью. Он наклоняется, приглаживает назад ее волосы. Касается ее щеки. На ощупь она не сравнима ни с чем в природе. Кожа восковая, влажная, холодная – неестественно холодная. Девочка в постели даже не шелохнулась. Он изучает ее лицо. Закрытые скорлупки глаз. Острый выступ скулы, изогнутый, словно жабры. В чуть приоткрытых бледных губах виднеются зубки – маленькие и острые, как у щуки. – Мы на время потеряли тебя, – произносит гость. – И об этом я очень сожалею. Под веками вздрагивают чернильные тени зрачков. Гость наклоняется к ее уху. – Просыпайся, Шибел, – шепчет он. – Разве ты не хочешь увидеть море? 37 В огромном пиршественном шатре Лестера Лафкина за обедом тишина. Все взгляды обращены на маленького короля цирка, а тот не сводит глаз с Брайди, которую сопровождают служанка-великанша и Эвриала, Королева Змей. Телохранители Лафкина, чувствуя, что их хозяину грозит опасность, на шаг отступают. Лицо миссис Дивайн пылает дикой яростью. Словно, дай ей малейший шанс, она перемахнет через стол и вцепится Лафкину в горло. Лафкин сгорает от любви к ней. Он медленно кладет на стол вилку и встает, забыв про пирог в форме лебедя, которым он лакомился. – Миссис Дивайн, – воркующим голосом произносит Лафкин, – давайте не будем делать поспешных выводов. – Сэр, вы – лжец, – чеканит Брайди, тыча в него пальцем, чтобы у него не оставалось сомнений в том, кого именно она обвиняет. Пришедшие с ней женщины согласно кивают в унисон. Питон, обвившийся вокруг шеи Эвриалы, тоже ритмично качает головой. – Откуда мне было знать, что это тот самый ребенок? Она не очень-то была похожа на ту крошку, фотографию которой вы мне показывали. – Это была девочка с фотографии Брайди, Лестер, – поправляет его Эвриала. – Правда, немного подросшая. С этим не поспоришь. – Не поспоришь? – багровеет Лафкин. – Вы – предательница, мадам. Я с вами разведусь. – Он поворачивается к телохранителям. – Ну просто Анна Клевская: равнодушная, с толстыми лодыжками. Стражи участливо поддакивают. Кора подталкивает локтем Брайди. – Давайте потрясу его? Сразу всю правду выложит. Лафкин испуганно вздрагивает. – Миссис Дивайн, вышло недоразумение. Простите, если я ненароком купил вашу похищенную девочку. Я же не знал. Стражи бубнят что-то в его поддержку. Откуда он мог знать? – Я оказался в тяжелейшем положении. Премьера на носу, а мою главную артистку доставляют мертвой. – Он качает головой. – Да не просто мертвой, а уже в стадии разложения. Вонь такая, что башку сносит. Несколько его придворных морщатся. – Ее даже просто так показать было бы нельзя, – поддерживает Лафкина один из его телохранителей. – А еще эти улитки. Ужас.