Алевтина Когда Смородина выходил из особняка, чтобы поехать домой, он увидел Алевтину, которая несла в дом какую-то коробку. В этот миг ее пластика показалась Смородине инопланетной, жирафьей. Как будто она была откуда-то не отсюда. Вениамин прокомментировал: – Все последние дни ее отец скандалит, называет ее гулящей. Мы ему сделали внушение, он теперь молчит. Мерзкий тип. Тонкая девочка, ни грамма косметики. Она была одета чуть ли не в мужскую одежду, заношенную, как будто с чужого плеча. Смородина отметил сутулость и страх, который от нее исходил, как будто она постоянно ожидала удара. А стрижка у нее была неожиданно стильная. Светло-русые волосы были пострижены в красивое каре: длинное спереди и короткое сзади, с длинной челкой. Как будто она носила парик. – Аля, подойди. Это Платон Степанович. Когда он будет тебя опрашивать, ты должна будешь все ему рассказать. Алевтина кивнула. Она выглядела уставшей. Александр Александр родился хилым мальчиком. Его дед под- визался в сфере общепита. На хлебе, который он добывал, помещались масло и икра, квартиры и машины. Дед любил повторять, что при любом строе лучше находиться подальше от власти и поближе к кухне. Его внук жил в просторной квартире и учился в хорошей школе. Но в школу нужно было идти через двор, а во дворе Сашу били гопники. Ему стыдно было рассказывать об этом дома, поэтому он глотал слезы и терпел, когда у него отнимали карманные деньги. Тогда он клялся отомстить. И, в отличие от миллионов других, таких же пострадавших, у него это получилось. В прямом смысле слова. Воспользовавшись дедушкиными связями, молодой Саша рванул к тому месту, от которого основатель могущества его семьи советовал держаться подальше. Система его приняла. Мускулы здесь не играли никакой роли. Система отбраковывала чужих, но была щедра к своим. Саша ей подошел. В сорок три года он стал человеком, к которому ходили на поклон. Найти былых обидчиков не составило труда. Один из них ожидаемо работал охранником в продуктовом магазине. Раннее облысение, выпученные глаза, обиженное выражение лица. Таким ли он был в пятнадцать? Нет, в куче таких же агрессивных подростков он был бойцом. В Древнем Риме его взяли бы в армию, но ХХ век отбил у него амбиции, изнасиловал мозг телевизором и посадил в домашних тапочках стеречь чужие сумки. Александр побрезговал явиться лично, каждого из бывших королей улицы «случайно» избили до переломов его подчиненные. Простить? Ну, пусть они его и прощают. «Не бывает наказания без вины» – это был символ веры Александра. Добрый бог, в которого верил дедушка, устроил так, что подворотню нельзя было обойти. А богиня, которой он теперь служил, дала ему силу. Силу, которая могла преломить все. Все, кроме женского сердца. Александр женился рано, выбрав вторую половину по принципу «остальные еще хуже». Он чувствовал, что вокруг него должны быть люди верные и в чем-либо уступающие ему. Потому что иначе зачем он им? Супруга родила четверых сыновей. Выросшие дети зависели от Александра и одновременно презирали его за взгляды и род занятий. Александр не пресекал эти чувства, просто поощрял зависимость. Желания общаться с ними у него не было. Он требовал только семейного сбора один раз в год для подтверждения его статуса патриарха. Супруга давно жила в другом городе в большом доме, сажала цветы и его не беспокоила. У него, конечно, были любовницы. Красивые, яркие, лживые. Но однажды его переломало. Он сам не понял, что такого было в той женщине. То есть он продолжал руководить, дергать за ниточки созданной им паутины, он продолжал богатеть. Но как будто у него внутри разбили лампочку. Он умел очень хорошо расставаться с женщинами, дарил им крупные подарки, демонстрируя таким образом свое могущество. Но до нее он избегал женщин, которые не нуждаются. Особенно умных. И вот надо было ему один раз нарушить свое правило. Она была в самом расцвете сил, а ему было 53. В принципе, к тому моменту Александр уже утратил интерес к сексу. Не способность им заниматься, нет. Интерес. И тут его как будто подменили. Ему захотелось ей понравиться. Что-то было в ее запахе. Когда она исчезла, от злости и беспомощности Александр начал изучать, что такое любовь с научной точки зрения. Читал антропологов, нейрофизиологов. До психологов не снизошел – презрение к гуманитарному знанию у него, как и у всех, кто сталкивался с системой, было в метаболизме. И оказалось, вы подумайте, что от личных качеств влюбленного тут ничего не зависит. Всем управлял набор случайностей. Воспоминания детства, представление об уюте, страхи и мечты. Ты мог быть без пяти минут терминатором, но понюхать человека – и обомлеть. Иногда Александр, перед тем как уснуть, подолгу лежал и думал. Пару раз ему случалось даже глотать слезы, как тогда в детстве. Она как будто отняла карманные деньги, не подумав, что человек останется голодным. Он же не мог переломать ей кости? Или мог? После этого он, конечно, никаких романов не заводил. Функциональные встречи – да, случались, но они не приносили облегчения. Он хотел, чтобы его любили. Противная, микроскопическая часть его психики не хотела подчиняться разуму, порядку. По ночам эта женщина брала власть в свои руки и не давала спать, бередила душу, вызывала тоску по ласке. Он хотел даже удочерить какую-нибудь сироту из детдома, чтобы хоть кто-то любил его, но испугался, что люди догадаются о его уязвимости. После этого он начал покупать живопись. Алена Алена Смородина ‒ очень умная, элегантная женщина ‒ была математиком по образованию и зарабатывала как финансовый консультант. Зарабатывала она прекрасно, едва ли не больше мужа. Алена вообще была не из тех женщин, которым можно объяснить, что «надо замуж», «без детей жизнь неполноценна» или «ни в коем случае нельзя показывать, что ты сильнее мужчины». С того дня, как она начала работать, Алена знала, что раз платит за все сама, то и решать будет без щедро раздаваемых бесполезных советов. Все, что попадало в дом Алены, росло и цвело, если было предназначено к тому природой. В городскую квартиру она приносила живые цветы. А когда они жили на даче, нарезала букеты из сада. Увлекалась кулинарией. Сын любил обоих родителей, впитывал папин профессиональный опыт, но слушался только маму. Смородина обоснованно считал, что ему повезло. Интеллектуалу, чтобы он не стал маргиналом, нужна именно такая жена. Они не обсуждали все подряд – у каждого была своя работа. Рассказ про фреску и о том, что ему платят за чтение Гоголя, Платон Степанович приготовил на десерт, как конфетку. Но сегодня было не до этого ‒ история Алены была важнее. Она рассказала про свою давнюю клиентку. Та столкнулась с брачным аферистом высшего сорта. Мужчина красиво ухаживал, активно слушал, строил планы на совместную жизнь, взял в долг наличными и пропал. Складывалось впечатление, что он как следует изучил все существующие мошеннические схемы и синтезировал свою, бронебойную. Почему высшего сорта? Мало того, что у нее не осталось доказательств передачи денег, у нее не было ни одной его фотографии. Да, в 2010 году. Лена в ивс Все, что происходило, Лена воспринимала как дурной сон. Точнее, так. Когда «за ней пришли» (звучит как прыжок в 1930-е), она как будто замерла. А во сне не замирают. Напротив, незадолго до этого, перед самым пробуждением, ей снилось, что она принимает участие в гонках на болидах. Движение, соперничество – все эти ощущения она помнит. А тут как будто ее организму дали команду «замри!» ‒ и он замер. Она шла, садилась в машину, что-то подписывала, требовала дождаться ее адвоката. Но как будто бы была все это время мертвой куклой. Адвокат сказал, что пока только предъявлены обвинения в предумышленном убийстве. Господи, какой бред… Она искусствовед, музейный работник. Знает три языка, разбирается в тонкостях сервировки. Это все просто в какой-то момент прекратится, окажется ошибкой, розыгрышем. Лена вспоминала последний ужин. Неужели остальных тоже схватили? Будь жив ее дядя, они не посмели бы. Хотя… Она вспоминала историю. В доброту мира верят разные люди, в том числе очень благополучные. Такие, как она ‒ до этого злосчастного ужина. За что? Существует ли где-то это бюро дел, в котором взвешивают плохие и хорошие поступки человека? Каким естественным считала она свое благополучие ‒ и каким хрупким оно оказалось. Ночью ей приснилось, как она сделала пластическую операцию и сбежала. Интересно, как дают взятки? Она очень боялась, что ее поместят в камеру с матерыми уголовницами, но в этом отношении ей повезло. Адвокат, которого прислал друг, сказал, что изолятор временного содержания еще не самое страшное место. Он передал все нужные средства гигиены и вообще повторял, что ей ничего не надо бояться. Друг оказался единственным, кто схватил ее протянутую руку. Ей стало неловко за то, что в глубине души она считала этого человека поверхностным. Адвокат сказал, что, по всей видимости, дело заказное и за ним стоит кто-то очень сильный. Но кто? После разговора со следователем у Лены отупение сменилось беспокойством. Слуга закона явно скучал, был безразличен ко всему, что она говорила, но при этом утверждал, что она очень опасна и, дай ей волю, перетравит половину тетушек Москвы. Первый раз в жизни Лена столкнулась с тупой силой, которую раньше видела только в кино. Это были либо боевики, где такие люди носили кожаные плащи и другую экипировку из БДСМ-секс-шопа, либо артхаус[5]. Сколько вечеров она проплакала над фильмами о том, как тупое и бесчувственное, как трактор, не замечая, просто переезжает живое. И вот живой была она сама. Лена по возможности сторонилась всех этих разговоров о том, как устроены власть и работа правоохранительных органов. Никакого желания не было в этом во всем разбираться. Но однажды у нее случился роман с человеком, который только об этом и мог говорить. Очень влиятельный, возрастной. В кино такого снимали бы в роли главного злодея, но в жизни он оказался скучным. Адвокат участливо улыбался. Одет с иголочки, высокий, плечистый. Сразу видно ‒ умеет решать проблемы, если что, может и с ноги. – Давайте подпишем условия нашего сотрудничества. Это была обычная папка-скоросшиватель. Синий пластик и прозрачная обложка. Адвокат протянул ей папку, открыв на месте подписи. Лена попыталась притянуть документ к себе, но он прижал его к столу руками. – Я хочу прочитать. – Конечно, – ответил он, продолжая прижимать документ к столу. – Мы беспокоимся о вас. Вы в нашем сердце. Лена с силой выдернула папку и открыла договор на первой странице. Все уже шло наперекосяк – значит, договор надо было читать максимально внимательно. Но стресс, испытываемый ею, мешал складывать длинные предложения на канцелярите в связные мысли. Господи, зачем у нее гуманитарное образование? Почему она такая медлительная? Лучше бы она была простой, одноклеточной и зу- бастой. – Доверенность на управление и распоряжение имуществом? – Вас не обижают? – Что это? Мне нужна защита и советы. Я не хочу, чтобы вы чем-то распоряжались. – Такие, как вы, Ленок, в тюрьме не выживают. Мы ‒ ваш единственный шанс. Эта попытка все у нее отнять, воспользовавшись моментом, была такой грубой, что в Лене проснулось что-то животное. Вся ее воспитанная книгами вера в то, что каждый человек где-то в глубине души добр, сжалась и забилась в угол. Задержали ее на 48 часов. 48 часов она потерпит. Лена спокойно и громко ответила: – Я ничего подписывать не буду. Уходите. Алевтина стесняется