— Не отвлекайся, — Расул понял, что Крюкова здесь не переиграешь. — С чем тебя прислал Борман? Крюков не спеша, словно в замедленном фильме, взял пиалу и отпил еще глоток чая: переговорный процесс не терпит суеты. — Борман предлагает тебе сдаться, — сказал он, возвращая пиалу на место. — Его люди окружили этот дом. У них имеются даже гранатометы, так что тебе и вертолет не поможет. Здесь не Брестская крепость, у тебя нет шансов. Расул изобразил на лице крайнюю степень презрения. — Так что же он не начинает? Боится? Я всегда говорил, что он трусливый шакал. Крюков покачал головой. — Ты сам прекрасно знаешь, что Борман не трус. Просто он не хочет поднимать большой шум без необходимости. Ментовка рядом. Да и хозяина обижать не следует, — Крюков учтиво кивнул в сторону Рашида. — Я видел, во что превратились шашлычная в парке культуры и твой водочный завод. Их теперь проще заасфальтировать и использовать под стоянку автомобилей. Ты ведь не хочешь, чтобы и здесь такое случилось? Большой Расул задумался. Потом посмотрел на Крюкова. — Слушай, ответь мне на один вопрос. Почему ты служишь этому шакалу Борману, а не мне? Сколько он тебе платит? Крюков в ответ лишь вежливо рассмеялся. — Во-первых, он мне не платит, во-вторых, я ему не служу, а в-третьих, он, в отличие от тебя, не собирался меня убивать. По крайней мере, до сих пор. Что ты хочешь предложить в ответ? Расул хитро прищурился. — Предлагаю решить вопрос по-мужски. Поединок без оружия до полной победы или смерти. Если победит Борман, я сдамся без всяких условий, а если я, то он выпустит отсюда меня вместе со всеми моими людьми. — Ты сам хочешь драться с Борманом? — в голосе Крюкова послышалось сомнение. — Конечно, нет, — рассмеялся Большой Расул. — Это будет нечестно, я же убью его с первого удара. Пусть он выставит своего бойца, а я выставлю своего. Это мое последнее слово. Крюков поднялся и собрался уходить, но задержался в дверях. — Последняя просьба. Не выставляй Лему, оставь его для меня. И подмигнул кавказскому богатырю… Борман, как ни странно, с азартом ухватился за предложенную Расулом идею. — Давай, я подписываюсь! — А кого мы выставим? — охладил его пыл Лось. — Главные поединщики отпадают. У нас Коржик ранен, у них Лечи. К тому же он неизвестно где прячется. Значит, Расул выставит Лему. Я его, конечно, не боюсь, но и гарантировать нашу победу стопроцентно не могу. — Предложения есть? — уже не столь бодрым тоном продолжил Борман. — Я бы москвича подписал. Он меня там, в «Башне», с одного удара вырубил. Если он так Лему приложит, тому мало не покажется. Борман повернулся к Крюкову. В глазах остальных боевиков и бригадиров он превращался в мифического героя. — Сколько возьмешь за то. чтобы подраться с Лемой? — спросил Борман. Крюков задумался. Было очевидно, что он взвешивает в уме все за и против. Наконец он изрек: — Лему я буду бить бесплатно, на халяву. Вместо подарка фирмы… Место для поединка оборудовали перед входом в хачапурню, на помосте, куда во время летней жары выносили столики. Боевики Расула размонтировали несколько выходивших на помост окон, прикрыв их на всякий случай решетками. Братва Бормана собралась полукругом со стороны улицы. Крюков не стал надевать какую-либо специальную форму и, тем более, оголяться. Это не гей-парад и не фестиваль педиков. Он снял куртку и остался в рубашке и джинсах. Лема, а Расул выставил на поединок именно его. тоже не выпендривался и вышел на помост в том же, в чем был одет до этого. Болельщики встретили появление своих бойцов бурей оваций и оглушительным свистом. Крюков и раньше мог оценить внешние данные противника, но тут получил возможность познакомиться с его деловыми качествами. В частности, — с двигательными функциями. Лема на вид казался массивным и неповоротливым, как медведь. Но Крюкову приходилось раньше встречаться с медведями, и он знал, насколько обманчивым бывает такое впечатление. Он ждал от Лемы броска, но тот прыгнул вперед с ударом. Странно, обычно горцы Северного Кавказа предпочитали заниматься борьбой, реже каратэ. В боксе преуспевали жители Закавказья. А тут такой сюрприз. Крюков вперед не лез, силу удара противника оценивать не спешил, проверял его на скорость и технику. Крюкову стало понятно, у кого учился покойный Руслан. С техникой и у наставника было не все гладко. Бил Лема с размаху, в каждый удар вкладывал не только могучую свою силу, но и ненависть. Под такой удар и блок не поставишь — разве что железобетонный. Да и тот сметет. Прямо батыр из народных мифов. Такой врага хватает, поднимает высоко над головой и вбивает в землю. Кого по колено, а кого и по уши, как фишка ляжет. Крюков двигался легко, на полсекунды опережая грозного противника. Уходил из поражаемого пространства не назад, а в сторону и чуть вперед, по диагонали. Поэтому, невзирая на сверхмалые размеры импровизированной арены, Леме не удавалось прижать Крюкова в углу, ухватить покрепче и порвать своими могучими лапами, как старую резиновую грелку. Крюков не просто уходил от атак Лемы, но сопровождал уклоны и уходы короткими проникающими тычками. Вырубить не вырубят, а больно. И сильно вил портят. Что за батыр, когда нос расквашен, глаз заплывает и бровь рассечена? Одним словом, кровища по всей морде. К тому же публика от этого сильно нервничает, гадости кричит. Когда разъяренный такими комариными укусами Лема попробовал провести борцовский захват, Крюков совершенно не по-джентельменски заехал ему коленом в печень. И тут же добавил тем же коленом в подбородок. У нормального человека такое воздействие вызвало бы долгий и глубокий нокаут с более-менее тяжкими телесными повреждениями. Но не у Лемы. Каждый человек создан для чего-то особенного. Кто-то — на пианино играть, а кто-то — пить и не закусывать. Лему природа наделила способностью наносить и получать удары, причем в неограниченных количествах. Глядя на его низкий череп, сразу становилось ясно — эта кость не мозговая, сотрясение тут не грозит. Пропустив два сокрушительных удара, Лема только икнул, потряс головой и снова ринулся на неуловимого врага. Из этого Крюков сделал вывод, что в печень он не попал. Сам Крюков тоже пропустил несколько ударов, но скользящих. В случае прямого попадания кулака противника он наверняка превратился бы в лепную деталь фасада хачапурни, и смыть его от стены было бы не под силу даже криминалистам. Но тут Лема вспомнил о ногах и пустил их в дело, словно тяжелую артиллерию. Его приунывшие болельщики снова оживились. Лема был достаточно опытным бойцом и не бил высоко. Грамотный и сильный лоу-кик — удар подъемом или набитой голенью по мышце бедра — способен вызвать парализующую боль, а если приходится сбоку по колену, может сломать ногу в суставе. Крюков применил испытанный контрприем «липкие ноги» — подставил под «мавашку» Лемы колено, попав тому в нервный центр на внутренней стороне бедра. Тот на секунду завис — этого было достаточно. С детства Крюков не любил бить здоровяков. Пока отлупишь — семь раз вспотеешь. Тогда же он усвоил, что, если противник силен и велик размерами, кулак и даже пятка редко дают хороший результат. Таких следует окучивать исключительно локтями и коленями. Этот набор он сейчас и выдал не вовремя тормознувшему Леме, причем по полной программе: все что знал и умел. У музыкантов нечто похожее называется гаммой, а у художников — палитрой. Теперь Крюкову удалось нащупать печень клиента, и он отвесил туда три удара коленом, от души и не стесняясь. А потом долго и методично бил согнувшегося противника локтями и коленями по его крепкому, полетать панцирю морской черепахи, но такому беззащитному в данной ситуации черепу. Тот крепился, как утес в бурю, но рано или поздно любой упорный труд приносит свои плоды. Так и усилия Крюкова увенчались успехом. После очередного, чуть ли не с разбегу, пинка в ухо, зрачки у Лемы закатились под веки, а его утомленный дух на время покинул бренное тело и завис над полем битвы, наблюдая за реакцией зрителей со стороны. — Ничего личного, просто необходимость, — тяжело дыша, развел разбитыми в кровь руками Крюков, словно противник мог его слышать. Люди Большого Расула погрузились в гробовое молчание. Ликованию же бормановых братков не было предела. — Добей его! Добей! — орали с разных сторон, призывая жестами прикончить павшего гладиатора. Крюков потер натруженные руки и тряхнул головой. — Нет, это уж вы как-нибудь сами, без меня. Я что-то притомился. И он сошел с помоста. Его тут же подхватили восторженные болельщики и потащили с таким энтузиазмом, что он испугался: «Если случайно уронят, то затопчут до толщины газетного листа». К счастью, все обошлось, его не уронили. Сверху Крюкову хорошо было видно, как из здания хачапуни выводили Большого Расула и его людей. Все это напомнило ему поединок Мстислава тьмутараканского с косожским князем Редедей: тогда бой закончился с таким же результатом. Оказалось, что проигравших было совсем немного: на самом деле во время визита в хачапурню от Крюкова никто не прятался. Расул просто блефовал. Людей с ним было всего несколько человек личной охраны. Если бы Борман устроил штурм, они бы не продержались и десяти минут. Все это Крюков и изложил Борману спустя полчаса, в кабинете ресторана «Центральный», где братки собрались чествовать победителя. Но тот уклонился от участия в мероприятии: к лавровым венкам он относился без пиетета. Однако Борман на хотел отпустить триумфатора без оваций. — Ты, москвич, сам не представляешь, как нам помог, — откровенно признался авторитет. — Если бы я послал братву штурмовать забегаловку Рашида, у меня могли бы случиться очень большие неприятности. Возможно, с летальным исходом. А сейчас все стороны довольны, в том числе и Рашидова родня. Я не тронул их собственность, они же. по понятиям, теперь обязаны отстегнуть мне неустойку за предательство. А менты могут обвинить меня разве что в организации незарегистрированного тотализатора. Кстати, я поставил на тебя и выиграл пару штук баксов. Благодаря тебе война прекращена в начальной стадии. Кстати, — взгляд Бормана стал печальным, почти человеческим, — пора приступить к организации похорон моей девочки. За мирской суетой важным делом заняться некогда было. А она ждет… Борман посидел немного и уехал в сопровождении Лося. Братва во главе с Коржиком решила продолжить чествование героя — правда, в его отсутствие — на спортивной базе общества «Физик», давно купленной Борманом и переделанной в своего рода тренировочный лагерь для его быков. Там же решили на время разместить пленных. Их заперли в оцинкованном и закрытом решетками помещении бывшей кассы… Борман привез Лося в свой особняк, больше похожий на осажденный апачами форт, и провел его в свой кабинет. Там они закрылись, и Борман строго-настрого велел охране его не беспокоить. Он включил телевизор, вставил кассету в видеомагнитофон и пригласил своего конфидента занять место в кресле у сервировочного столика, на котором выстроились в два ряда бутылки виски и стаканы соответствующей формы. Сам Борман рухнул во второе кресло, взял со столика тяжелую хрустальную емкость и плеснул в нее солидную дозу шотландского самогона. — Что это, кошмарик? — спросил Лось, последовав его примеру. — Для меня кошмарик. А для кого-то и порнуха, это зависит от точки зрения. Запись пошла. На экране обнаженный Крюков, напоминавший в этом ракурсе Геракла в момент совершения им тринадцатого подвига, стоя у стены, совокуплялся с Диной. Она висела на нем, обняв руками за шею. Ее бедра тисками сжимали его узкий таз, а изящной формы голени были скрещены на ягодицах партнера. Крюков поддерживал ее снизу обеими руками, в быстром темпе то подталкивая вверх, то слегка отпуская. Оба находились в непрерывном движении, словно заведенные невидимой, причем одной на двоих, пружиной автоматы. Лось некоторое время внимательно смотрел на экран, никак не выражая своего отношения к происходящему. Наконец он поинтересовался: — Откуда кассета? Борман, не скрывая раздражения, проворчал: — Наша знакомая подбросила. Подружка Карпа. Думаю, он ей за это вставит небольшой пистон. Лось в недоумении пожал плечами: — А ей-то это зачем?