— Я на тебя обиделась. — За глупею и сисястую? — невесело усмехнулся Крюков. — Да, и за это тоже. Мы возвращаемся? Крюков достал мобильник. До Бормана он дозвонился сразу. — Алло, это москвич, — представился он. — Я только что узнал — Сидоров прислал Коржику путанок с клофелином. Боюсь, что уже поздно. Перекрой мост. Я еду туда, но у меня один пистолет с неполным магазином. Хоп, буду ждать на месте. — он отключился. То. что они опоздали, он понял, когда услышал гулкие взрывы с той стороны, где находилась база, и когда мимо них в сторону города промчалась вереница машин с затемненными стеклами. В одной из них наверняка увозили Большого Расула. Это означало одно — феодальная война продолжается… На пепелище базы он вошел один, оставив Анжелу в машине на трассе. Так было безопаснее для нее. — Сиди и не дергайся, словно тебя нет. Я сгоняю на разведку. Ворота базы были сорваны с петель и валялись на земле. Из-под одной створки торчали ноги охранника. Крюков извлек ствол и чуть ли не по-пластунски стал пробираться вдоль асфальтированной дорожки к корпусам. Время от времени он поднимал голову и озирался в поисках хоть каких-нибудь движущихся объектов. Но тщетно. Сауна была пуста. Крюков вошел в нее, замер, прислушался. Ни из бассейна, ни из парилки не доносилось ни звука. Вокруг парил хаос. Всюду были следы разгрома, возле бассейна образовалась лужа красного цвета: похоже, это была кровь. Но людей как живых, так и мертвых, он нигде не обнаружил. Не пришельцы же их похитили. Также осторожно Крюков пробрался к главному административному корпусу. По гулкому, скрипевшему старыми половицами коридору он чуть ли не на цыпочках приблизился к помещению бывшей кассы, куда они заперли пленного Расула и его гвардейцев. Здесь он и нашел всех. Нет, не Расула и не Лему. Здесь лежали Коржик в белой тоге и его бойцы. Двое даже успели раздеться перед смертью. Рядом распростерлись тела трех несчастных голых путанок. На лице рыжей застыло выражение крайнего удивления. Видимо, усатый старшина обещал ей за предательство что-то совсем другое. У всех без исключения трупов было перерезано горло. Пол густо заливала кровь. Значит, резали их уже здесь. Зачем? Такая бессмысленно-садистская педантичность заставила Крюкова поморщиться. С улицы послышался звук автомобильного сигнала. Крюков вышел навстречу. Из подъехавших машин выбирались Борман и его люди. Борман и Лось подошли к Крюкову. — Они все там, — он кивнул на зарешеченное окошко кассы. — Убиты? — спросил Борман. — Да. У всех горло перерезано. — Тогда по коням, перехватим их по дороге! — предложил Лось. Когда они выезжали на трассу, Крюков повертел головой, обозревая окрестности, и спросил Лося: — Слушай, ты тут на обочине вишневую «восьмерку» не видел? Телка в ней сидела такая клевая. Лось рассмеялся. — Не было тут никакой «восьмерки». Что, кинула? У нас девчата такие… — Она не из ваших, приезжая. А, впрочем, может, она и тут наврала? По пути Борман разделил своих людей на группы. Теперь вместо Коржика остатками его бригады руководил Крюков. Его задачей было обследование развалин Заречного рынка на предмет поиска Лечи и его людей. Отказываться от этой сомнительной чести капитан не стал: теперь у него был двойной счет к должнику… Сметенные словно ураганом ряды прилавков, груды мусора, сгоревшие обломки ларьков и павильонов — вот во что превратился оживленный еще недавно Заречный рынок. Навстречу Крюкову и его людям уже спешил стукач-дворник. К хозяевам рынка он относился с ненавистью, основанной на сильнейшей зависти. Потому и стучал на них он не за интерес, а по внутренней естественной необходимости. — Там они, — радостно сообщил он. — В своем «Караван-сарае» заперлись. — Кто у них главный? — строго спросил Крюков. — Лечи, гад такой! Ух, я бы их… Капитан не стал дослушивать выступления патриота, а велел своим людям окружить строение. В отличие от хачапурни Рашида, это была времянка, не способная выдержать серьезного обстрела. Бойцы же Крюкова были вооружены более чем серьезно: автоматами, гранатометами и даже огнеметом «шмель». Из заделанных железными щитами окон шашлычной сквозь щели-бойницы раздалось несколько безрезультатных выстрелов. Расставив людей по безопасным позициям, Крюков подобрался поближе и громко обратился к главарю осажденных: — Эй, Лечи, ты меня слышишь? Не стреляйте! — Это ты, москвич? — отозвался горец. — Что хочешь? — Да, это я! Сдавайся, тебе не отбиться. И менты не помогут. Ты же не Расул, а так, шестерка! — Имей в виду, Расула здесь нет, — на всякий случай предупредил Лечи. — Мне не он, а ты нужен. Ты уже знаешь, как я твоего брата отделал? Вот тебя бы так!.. — прокричал Крюков. — За что ты ребят в сауне порезал? — Вах! Баранам баранья смерть! На войне спать нельзя. Они спали, ели, вино пили, баб трахали. Я и мои люди пришли, как свиней всех зарезали. — Тебя на базу полковник Сидоров навел? — снова спросил Крюков. Лечи громко засмеялся: — Ну он, полковник! И что? Подумаешь, Сидоров-пидоров! Бойцы Крюкова, затаив дыхание следили за их диалогом. Лечи продолжал: — Слушай, давай опять договоримся. Я тебе много бабок дам, а сам домой уеду. У меня дом в Крыму, жена… — Ты же когда-то говорил, что в Сочи, — удивился Крюков. — Да? — Лечи был удивлен не меньше него. — Это другой дом, другой жена. Ислам разрешает четырех жен иметь… Крюкову надоело полемизировать среди помойки. — Слушай, кончай свою религиозную пропаганду, говори, что предлагаешь? Лечи помолчал, прикидывая шансы на спасение. — Обещаешь отпустить меня и моих людей, если сдадимся? — Даю слово. Если сдадите оружие и выйдете с поднятыми руками, обещаю сохранить жизнь и отпустить. Всех. Бойцы Крюкова со своих позиций вдруг грозно зароптали. Они все как один горели желанием отомстить за подло и позорно убитых товарищей. Но капитан одарил кого надо угрожающим взглядом, а на остальных прикрикнул. Все тут же затихли. — Борман поставил меня старшим, и я убью всякого, кто нарушит мой приказ, — предупредил Крюков. — Приготовьте гранаты на всякий случай. Бойцы зашевелились, не веря, что их надежды сбудутся. Крюков снова обратился к осажденным: — Эй, Лечи, слышишь меня? Выходите по одному, без оружия. Руки на затылке. Ты первый. Пошел! Дверь шашлычной приотворилась. Лечи вышел, щурясь от яркого света направленных на него автомобильных фар. Он улыбался. — Эй, урусы, я сдаюсь! Он приблизился к месту, где его ждал Крюков. Сыщик смерил абрека укоризненным взглядом. — Слушай, Лечи, ведь ты же слово давал, божился, что домой уедешь. Не боишься: что Аллах накажет за обман? Лечи усмехнулся. — Зачем накажет? Ты же не правоверный. Тебя обмануть можно, это не грех. Аллах над нами, козлы под нами! Ладно, хорош базарить, давай отпускай, слушай. Ты же слово дал! Его наглости, казалось, не было границ. Крюкова передернуло. — Знаешь. Лечи, козлы не под вами. Ты сам козел. Ты меня обманул, я тебя обманул. Теперь мы квиты. Не увидишь ты ни дома в Сочи, ни дома в Крыму, ни жен, ни детей. Алаверды. Лечи. Извинись там перед Коржиком. И хрипло заорал во все горло: — Батарея, огонь-пли! Какого хрена ждете? Заснули?! Братва на миг замешкалась: такого исхода переговоров никто не ждал. Через секунду несколько очередей, выпушенных одновременно, отбросили Лечи назад, он упал навзничь, даже не успев застонать перед смертью. Одновременно по окнам и в приоткрытую дверь осажденного строения ударили полдесятка противотанковых гранат из «мухи». В образовавшиеся бреши следом обрушился град ручных гранат — мощных «Ф-1», легких «эргедешек», а также «вогов» из автоматных подствольников. Шарахнула огненная капсула из «шмеля», за ней другая, третья… Взрывы слились в один сплошной непрерывный грохот. Изнутри здания доносились жуткие крики. Там заживо горели люди. И если библейские отроки чудом спаслись из вавилонской пещи огненной, то из горнила, в которое превратилась шашлычная «Караван-сарай», не спасся ни один человек.