– За что хвалить? За прононс, который больше похож на сипение хроника-гайморитчика? Даже в северных американских штатах, где у людей речь от рождения гнусавая, и то не настолько все ужасно! – Тогда дисквалифицируйте меня! Доложите начальству, что капитан Павленко не поддается обучению, его прононс не выдержит и часа испытания, так что в интересах группы его нужно заменить на того, кто имеет больше шансов освоить определенный акцент за двое суток! Спор капитана Павленко и профессора Хороманцевой проходил на повышенных тонах. За двое суток, что Елена Петровна провела на базе, это был уже третий спор, возникший в ходе практических занятий, организованных по специальной методике профессорши. После предварительной оценки способностей своих стажеров Елена Петровна установила четкий график, который все, включая майора, должны были выполнять неукоснительно. На Богданова она отвела один час после завтрака и еще один перед отбоем. Майору было велено приходить на два часа следом за Богдановым, а вечером для усовершенствования акцента работать с аудиозаписями, подготовленными лично Еленой Петровной. Дубко получил час в вечернее время перед Богдановым и целую кучу аудиозаписей для самостоятельной отработки акцента. Зато капитану Павленко Елена Петровна посвятила все оставшееся время. Два часа перед обедом и четыре в вечерние часы. Но и этого ему оказалось мало. Словарь французских слов у капитана оказался довольно обширным, а вот акцент… Тут предстояло потрудиться, и Елена Петровна, не привыкшая пасовать перед трудностями, засучила рукава и приступила к работе. К концу вторых суток накал страстей между Еленой Петровной и Юрой Павленко достиг своего пика. Елена Петровна перешла к оскорблениям, пусть и в щадящей форме. Капитан же Павленко и вовсе решил отказаться от участия в вылазке, так как реально видел, что его способностей для освоения сложного акцента не хватает. Неизвестно, чем бы закончился последний спор, если бы в дело не вмешался майор Семенов. Он проходил в свою комнату мимо кабинета, услышал раздраженные голоса и решил вмешаться. – В чем дело, капитан? Я действительно слышу пораженческие речи или мне показалось, что ты предлагаешь Елене Петровне поискать на твое место другого ученика? – сердито спросил он с порога. – Товарищ майор, прошу конфиденциальной беседы, – воскликнул Павленко. Лицо его раскраснелось, в глазах появилась неизбывная тоска. – Что так? Неужели у вас от Елены Петровны еще остались секреты? – Майор попытался разрядить обстановку. – Я серьезно, Паша. Мне нужно переговорить с тобой с глазу на глаз, – Павленко было не до иронии. – Я знаю, что он собирается вам сказать, но в отличие от капитана, чтобы прояснить ситуацию, мне с вами уединяться нет необходимости. – Елена Петровна буквально пригвоздила Павленко к стулу своим взглядом, едва тот успел приподняться. – У Юрия серьезные сложности, товарищ майор, но его вины в этом нет. Елена Петровна сделала ударение на слове «его», поэтому Семенов был вынужден задать встречный вопрос: – Кто же тогда в этом виноват? – Те, кто выбрал для него легенду, – уверенно произнесла Елена Петровна. – В чем же их вина? – Они умудрились из всех диалектов французского выбрать самый непопулярный. Да еще поселить моего ученика в провинцию, где существует чудовищный акцент! Вы знали, что из этой провинции за всю историю Франции не вышло ни одного политика? И это неудивительно. От акцента так сложно избавиться, и он настолько сильно режет слух, что пробиться на политическую арену обладателям этого акцента практически невозможно. Их просто не воспринимают всерьез. – Приятный экскурс в историю французской лингвистики, но напрашивается резонный вопрос: почему у Дубко с вашим акцентом проблем нет? Ведь, насколько я понимаю, они выходцы из одной и той же провинции? – Неверное представление. – Елена Петровна стала еще серьезнее. – Дубко и Павленко, кем бы они ни представлялись по вашей секретной легенде, к которой мне не дали доступа, в настоящее время проживают в одной и той же области Франции. Рождены же они совершенно в разных местах. Нужно лучше готовить домашнее задание, товарищ майор! – Данный вопрос мне изучать не требовалось, так как это не моя легенда. – Семенов рассердился, он не привык, чтобы его отчитывали женщины. – Это было вашим домашним заданием, и вы с ним справились. Теперь просветили и командира. Пусть с опозданием, но все же сделали так, как положено. Итак, что нам делать с акцентом Павленко? Есть конструктивные предложения? – Сколько у меня времени? – Елена Петровна предпочла проглотить выговор, полученный от майора. – Какими временными ресурсами я располагаю? – Боюсь, у вас не больше суток, – ответил майор. – В лучшем случае – три дня. – Тогда это невозможно. Либо меняйте легенду, либо исключайте Павленко из команды. Он прав: с тем состоянием речи, в котором она сейчас находится, провал вам обеспечен. – Разве обязательно рассказывать всем о своем происхождении? – Майор попытался найти выход. – Павел Андреевич, – Елена Петровна впервые обратилась к майору по имени-отчеству, что только сильнее подчеркнуло серьезность ее слов, – я готовлю стажеров на этой базе уже не первый год. Я знаю, для чего вас готовят, и кто будет проверять ваши легенды. Позвольте говорить открытым текстом: если Юрий Павленко привлечет внимание зарубежных разведывательных служб, его легенда проверку не пройдет. Любой мало-мальски подкованный лингвист обнаружит нестыковку, и тогда они начнут копать глубже. Решать не мне, но предупредить я обязана: отправляя Павленко на задание с этой легендой и отсутствием соответствующих навыков французской разговорной речи определенного диалекта, вы обрекаете его на провал. А может, даже на смерть. После этой фразы в кабинете повисла тишина. Капитан Павленко совсем поник. Он стоял и думал о своей семье, о жене Маринке, о не рожденном еще ребенке. «Ведь я могу его не увидеть. Я могу даже не узнать, кто у меня родился, девчонка или пацан. Из-за проклятого акцента моя семья потеряет кормильца. Глупо! Как же все это глупо». Майор Семенов о Павленко не думал, он, как завороженный, смотрел на лицо профессорши. Задумчивый взгляд глубоких синих глаз завораживал. Он будто тянул за собой в бездну, поглощая пространство вокруг. «Какая же она красавица, – мысли, одна за другой, крутились вокруг Елены Петровны. – Какая сила, какая страсть! Удивительно, как одна фраза может преобразить человека. То, что она не из простушек, было понятно с первой встречи. Но то, как глубоко она погружается в задание, как искренне старается помочь избежать провала по сути чужим ей людям – это впечатляет. Ее работа достойна уважения. Она сама достойна уважения. Такая женщина ни при каких обстоятельствах не станет искать утешения на стороне». Эта мысль смутила его, он поспешил отвести взгляд, боясь, что присутствующие догадаются, о чем он думал. Елена Петровна ничего не заметила. Физически она находилась в комнате, но мысленно была очень далеко. В другом месте и в другом времени. 1942 год, она двадцатидвухлетняя девчушка, не успевшая из-за войны окончить институт иностранных языков, направлена в войска специального назначения для тренировки солдат. Чему она могла их научить? Владению немецким языком, конечно. Для заброски в тыл врага армии требовалось большое количество бойцов, владеющих языком врага. О, как она старалась! Работала по двадцать часов в сутки, делая перерыв на короткий сон. Ее бойцы получали лучшие знания, какие только могли получить в условиях реального времени. Ее хвалили, ее награждали, ее даже отпуском поощрили, жаль, что ехать оказалось некуда – отчий дом сгорел дотла от попавшей в него бомбы. Остался ли кто-то в живых, выяснить не удалось, поэтому время отпуска она потратила на обучение дополнительной группы. В эту группу входил старший лейтенант Субботин. Смешной парнишка с острым языком и цепкой памятью. Его готовили для переброски в спешном порядке. Какое-то сверхсрочное задание, так сказал его командир. Так вышло, что у них завязался роман. Короткий, бесперспективный, как все, что начиналось на войне, но красивый и невероятно бурный. За два дня до отправления, он сказал ей, куда его направили. Услышав, Елена содрогнулась: в Берлин! Да как же это возможно? Почему не сказали раньше? Как она кричала, как ругалась на лейтенанта! – Не волнуйся, Леночек, в Берлине не страшнее, чем в других городах. Я выполню задание и вернусь к тебе, – увещевал ее Субботин, полагая, что она попросту тревожится за его судьбу. – Ты не понимаешь! Берлин – это особое место. Берлинскому акценту учатся годами. У тебя же произношение даже близко на него непохоже. – Справившись с всплеском негодования, Елена попыталась объяснить свое состояние. – Нужно было изначально начинать тренировки по другой методике. Тогда у тебя был бы шанс. – Ничего, все обойдется. Пока ты меня ждешь, я в безопасности. Он ушел, а спустя две недели пришло сообщение, что лейтенант Субботин схвачен по доносу соседей, с которыми он едва успел познакомиться. Повторить берлинский акцент Субботину так и не удалось, из-за этого соседи отнеслись к нему с подозрением и написали в полицию с требованием проверить приезжего господина. Времена были страшные, шла война, и подозрения соседей было легко объяснить. Тем более что новый сосед и правда оказался советским шпионом. Когда пришло сообщение, что старший лейтенант Субботин задание провалил, Елена стрелой помчалась к начальству. Тогда командиром подразделения служил полковник Чубуков, строгий мужик с правильными установками. Елена ворвалась к нему в кабинет, отделенный фанерными стенами от основного казарменного помещения, и, потрясая кулаками, прокричала: – Это вы убили Субботина. Так и говорите всем, когда вас будут спрашивать, а вас будут спрашивать, почему погиб старший лейтенант Субботин, – это вы его убили! – Лена, в чем дело? – Чубуков сразу понял, что девушка не в себе. Он не стал строить из себя грозного командира, не выставил Елену за дверь, он просто ждал, пока закончится истерика. – Как это в чем? Вы еще спрашиваете? Послали лейтенанта на верную смерть, а теперь делаете вид, что вас это не касается? – Елена кричала так громко, что вскоре в казарме собрался весь личный состав подразделения. – Леня Субботин, еще помните такого? Он мог бы жить сто лет, мог продолжать приносить пользу Родине, но нет, вы решили его судьбу иначе. Зачем? Скажите, зачем вы убили его? В дверь к Чубукову заглянул майор госбезопасности: – Что случилось, Валерий Иванович? – Нет, ничего, Сергей Константинович. Леночка расстроена, это пройдет. Война, знаете ли, от трагедий и потерь никто не застрахован. – Если что, я на месте. – Спасибо, я справлюсь. Приход особиста привел Елену в чувства, она устало опустилась на стул, закрыла лицо руками и тихо заплакала. Чубуков подошел к ней, опустился рядом, приобнял за плечи и принялся раскачиваться из стороны в сторону, баюкая плачущую девушку, словно младенца. – Ничего, все образуется. Поплачь, слезы лечат. Погорюешь, успокоишься, а потом мы с тобой обсудим, что можно сделать для того, чтобы мальчишки наши не гибли у фрицев в тылу. Они действительно обсудили, как и обещал Чубуков. Не между собой, а на высшем уровне. Гарнизонное начальство приезжало послушать лекцию Елены. С того времени она и занялась научными изысканиями в области иностранных языков. Она поставила перед собой цель: разработать такие методики, которые смогут помочь людям овладеть языком в кратчайшие сроки. И еще одна цель: подготовить как можно больше специалистов, которые смогли бы внедрять новые технологии в процесс обучения. Конечно, жениха ей это не вернуло, но снять с души часть груза помогло. – Поздно уже, – очнувшись от воспоминаний, произнесла Елена Петровна. – Завтра подъем как всегда? Жду Богданова к восьми на беседу. Она повернулась и вышла из кабинета. Юра Павленко мялся у двери. – Что, Юра, влипли мы с тобой в историю? Еще из столицы не успели выехать, а уже проблемы, – невесело прокомментировал Семенов. – Что думаешь обо всем этом? – Знаешь, Паша, раньше я бы не раздумывая рискнул. Поймают не поймают, раскусят не раскусят. Наша работа вся из риска состоит, так почему не рискнуть еще раз? – Раньше, это когда? – Когда Маринки у меня не было, когда ребенка она под сердцем не носила. Я вот сегодня знаешь о чем думал? Вот я уйду на задание, уеду в ненавистную Америку и там умру. И даже не узнаю пол своего ребенка. Представляешь, Паша, даже пол! – Павленко нервно передернул плечами. – Как подумаю об этом – оторопь берет. – Значит, ты на стороне профессорши? Считаешь, рисковать нельзя? – Если тем самым под удар попадает вся группа, то лучше не стоит. И сами погибнем, и дело провалим. – Ладно, я понял. Иди, Паша, отдохни, а я с начальством переговорить попытаюсь. В тот день до Старцева Семенов так и не дозвонился. Под вечер погода испортилась: откуда ни возьмись, набежали тучи, поднялся ветер. К двадцати двум часам он перешел в монотонный, непрекращающийся мокрый снег и дождь. Телефонные службы тут же отреагировали, отказав большинству абонентов в предоставлении связи. Семенов несколько раз поднимал трубку, но слышал лишь короткие гудки, а потом и вовсе только тишину. Он спустился вниз, собираясь прогуляться до центрального административного здания, где располагался пульт аварийной связи. На кухне одиноко сидел Александр Дубко. Вид у него был неважный. – Чего приуныл, Саша? – Семенов остановился в дверях. – Да нет, я в норме. – Дубко встрепенулся, подтянулся и даже выдавил из себя улыбку. – С Юрой говорил? – догадался Семенов. – Да, товарищ майор, говорили. Плохо, что там, – Дубко поднял вверх указательный палец, показывая, что он имеет в виду, – не подумали об этом заранее. – Всего не предусмотришь, – заступился за начальство майор. – Я вот тоже бы не сообразил. В каждом деле есть свои нюансы, о которых тебе может рассказать только специалист в этой области. – Как же мы теперь? Втроем пойдем? – Возможно. Поговорю со Старцевым, что он скажет. Как раз собираюсь на центральный пост. – Что, у нас снова связь слетела? – Слетела, Саша. – Может, до утра разговор отложить? Там уже часа три поливает. Земля размокла, в кашу превратилась, – предупредил Дубко. – Я на крыльцо выходил, хотел развеяться, озоном подышать, только далеко не ушел. Спустился на две ступени и обратно вернулся. Только ноги напрасно промочил. – Не сахарный, не растаю. – Семенов улыбнулся, забота младшего офицера почему-то показалась ему очень приятной. – Найди Юру, побудь с ним. У него теперь мысли безрадостные. Надо бы подбодрить парня. – Будет сделано, товарищ майор. – Дубко козырнул и помчался разыскивать капитана Павленко. Пока Семенов дошел до центрального пропускного пункта, промок до нитки. Благо на КПП сидели знакомые ребята, не заставили предъявлять удостоверение, ждать, пока найдется тот, кто это удостоверение проверит, пока выдадут разрешение на передвижение по базе. Майор просто кивнул им и прошел за ворота. В здании и на первом, и на втором этаже светились все окна. У крыльца было безлюдно, зато за окнами просматривалось оживление. Семенов вошел внутрь, пробежался глазами по пропускным вертушкам, которых в холле насчитывалось не менее шести штук. В дальнем углу увидел полковника Васильева, можно сказать, главного человека на базе. Семенов подошел ближе. Полковник тоже увидел Семенова, заулыбался и поспешил навстречу. Майору Семенову он импонировал: прямой, принципиальный, не зацикленный на войне и шпионаже, несмотря на особенности профессии. Всякий раз, когда группа «Дон» останавливалась в домике у опушки, полковник Васильев старался устроить так, чтобы самые лучшие продукты доставались разведчикам. Дом к приезду бойцов отряда Семенова он принимал лично. Осматривал все, начиная с оконных рам на первом и втором этаже, заканчивая половицами в кухне. Если находил неисправности, посылал людей, чтобы устранить поломку в кратчайшие сроки. Сейчас же майор Семенов стоял перед ним не как долгожданный гость, а как нерешительный проситель. – Приветствую тебя, Павел Андреевич. – Васильев сгреб ладонь Семенова в свои крепкие лапы и начал трясти. От тряски у Семенова клацнули зубы.