– Да, его зовут Бикер. Он был бездомным и приходил к нам за едой. И вот я со второго этажа услышала, что он скребется, спустилась и увидела ее. Мэнди приложила к лицу большую опухшую руку и начала плакать. – Простите меня, я правда больше ничего не могу вспомнить. Не могу. – Вы знали, что Марисса хотела переехать в Нью-Йорк? – Одна? – Нет, с Иваном. Ему предложили туда перевестись по работе, и он собирался взять с собой Мариссу. – А не жену? – Нет. На лице Мэнди отобразилось крайнее недоумение. – Она ведь знала, что мне нужны те деньги, что она платит мне по хозяйству… Ее глаза заполнились слезами, и она начала машинально тереть стол коротким пальцем. – Это похоже на нее. Собиралась свалить, не сказав мне ни слова. Знаю, что о мертвых плохо не говорят, но она была эгоистичной сукой, – сказала она, вытирая лицо тыльной стороной ладони. – Простите, что пришлось вам это сказать. Не хотим ничего от вас скрывать, – сказала Эрика. – Все равно хочу, чтобы вы поймали того, кто это сделал. Может, Марисса и была сукой, но она моя плоть и кровь, – сказала Мэнди, пригвоздив Эрику холодным и жестким взглядом. Глава 26 Далее Эрика и Мосс направились к дому миссис Фрятт. – Черт возьми. Мы поговорили с тремя людьми, и у каждого совершенно не похожее на других впечатление о Мариссе, – констатировала Эрика. – У нее что, для каждого была отдельная маска? То она добрая, то сучка. То искренняя, то лживая. Уж очень у многих был повод ее убить. – Думаешь, мать убила? – Сейчас под подозрением все, включая ее. Но никаких улик против нее нет. В доме нет крови. Как бы окровавленная Мэнди вошла внутрь и все с себя смыла, не оставив и следа? Да и в доме хаос, не похоже, чтобы она наводила порядок на скорую руку. Наоборот, ощущение такое, что там месяцами не убирались. – И какой бы у нее был мотив? Марисса платила ей деньги за хозяйство. А с ее смертью она теряет этот источник дохода, – рассуждала Мосс. Миссис Фрятт жила недалеко от Марша – на Ньютон-авеню в Хилли-филдс, по другую сторону от большого кладбища Крофтон-парк. Большие представительные дома стояли в глубине от проезжей части, отгороженные от нее огромными лужайками. И такая близкая Конистон-роуд казалась параллельным миром со своими скученными в ряд домами. – У нее при входе скребок для обуви. Сразу видно – аристократка, – отметила Мосс, когда они подошли к входной двери. Рядом с ней в белую мраморную ступеньку был врезан элегантный железный скребок. Эрика потянула дверную ручку, и внутри зазвенел звонок. Через несколько минут дверь открыл высокий, упитанный пожилой мужчина с тонкими, редеющими черными волосами. Он вопросительно посмотрел на них, и Эрика вместе с Мосс предъявили удостоверения и представились. – По нашим сведениям, здесь проживает Эльза Фрятт, за которой присматривала Марисса Льюис, – обратилась к нему Эрика. – Да, мы слышали новости, – ответил мужчина, испытующе осматривая пришедших. Макушка у него блестела от пота. – Я Чарльз, сын Эльзы Фрятт. – А как вы узнали? – спросила Мосс. – Позвонила ее мать. Сказала, что ее убили с особой жестокостью и что она больше не придет на работу. На вид ему было около семидесяти. – Можно поговорить с вашей матерью? Он отступил в сторону и пропустил их в дом. Из холла открывался вид на большую лестницу. Потолок здесь был высоким, на уровне второго этажа. – Она в гостиной, – сказал Чарльз. Женщины прошли за ним мимо старых напольных часов у лестницы, под огромной стеклянной люстрой. Чарльз сутулился и имел странную, неровную походку. Первая комната, которую они миновали, была заставлена книгами. В ней стояла огромная елка, со вкусом украшенная белыми фонариками. За ней была просторная гостиная, окна которой выходили в заснеженный сад. Эта комната имела более жилой вид – здесь стояли большой телевизор, множество кресел и столик, на котором лежали журналы и книги. На самом большом диване сидела пожилая женщина. Эрика ожидала увидеть сморщенную беспомощную старушку, но Эльза Фрятт оказалась миниатюрной женщиной с волевым подбородком, стальным взглядом и идеально ровной спиной. Одета она была в шерстяную юбку и твидовый пиджак. Единственной ее уступкой холодному времени года были тапочки из овчины. Короткие волосы были красиво уложены, но морщинистое лицо несло отпечаток всех прожитых лет. – Доброе утро, я – Эльза Фрятт, – представилась она, вставая и пожимая им руки. – Со слуховым аппаратом я слышу абсолютно все, – добавила она, показывая на уши. Передвигалась она, в отличие от сына, легко. В ее выговоре сквозила едва заметная резкость и какой-то хрустящий звук, родину которого Эрика никак не могла угадать. Вместе с Мосс они представились и показали удостоверения. – Хотите кофе с пирожками? – предложила Эльза. – Чарльз, ты ведь умеешь пользоваться кофемашиной? – Да, конечно. – Подогрей пирожки из магазина. И выкинь те, что купили на ярмарке. Чарльз кивнул. Эрика смотрела, как он, весь потный, идет к двери, и подумала, не болен ли он. – Лично я предпочитаю покупные пирожки, а не домашние. А вы как? – спросила Эльза. – Мне все равно, лишь бы были пирожки, – ответила Мосс. В камине горел огонь. Они уселись на противоположном диване, а Эльза сложила руки на коленях и впилась в них взглядом голубых глаз. – Вы пришли поговорить по поводу Мариссы? – спросила она, качая головой и цокая. – Какой ужас. И кому понадобилось убивать такую молодую девушку? Она приложила скрюченный палец ко рту и снова сокрушенно замотала головой. Казалось, она вот-вот заплачет, но ей удалось сдержать слезы. – Можно ли сказать, что Марисса была вашей сиделкой? – спросила Эрика. Услышав это слово, миссис Фрятт лишь отмахнулась. – Скорее она была компаньонкой. Ходила для меня в магазин, вела ежедневник. Я доверяла ей то, что вряд ли можно доверить обычной домработнице. – Если позволите такой вопрос: много ли у вас прислуги? – Нет, – засмеялась она. – Из-за моих слов может сложиться впечатление, что я веду красивую жизнь. Но это не совсем так. Ко мне каждый день на несколько часов приходит женщина, чтобы убраться и приготовить мне обед. Еще есть садовник, и он же делает все, что нужно от мужчины по дому. Чарльз много чего делает. Марисса стирала мне одежду, помогала мне с магазинами и всеми личными нуждами. – Сколько она у вас проработала? – Чуть больше года. Я вывесила объявление в местном кафе и в Интернете. Вернее, не я, а Чарльз все это сделал. Я хотела найти кого-то, кто живет рядом. – Вы знали, что Марисса еще работала танцовщицей? – спросила Эрика. – Конечно. Я несколько раз ходила на нее смотреть. – В стрип-клубы? – удивилась Мосс. Миссис Фрятт посмотрела на Мосс так, словно только что заметила ее присутствие. – Стрип-клубы? Я ни разу не была ни в одном стрип-клубе. Я ходила смотреть на Мариссу в «Кафе де Пари» на Лестер-сквер. И раз в неделю она выступала в Сохо – не помню название клуба. Он маленький, и там гораздо веселее. Она не занималась стриптизом. Бурлеск – это искусство, и она была профи, – произнесла миссис Фрятт, закусив губу и еле сдерживая слезы. – Извините. Она просто была такой живой. С ней было намного веселее. – Можно ли узнать, сколько Марисса зарабатывала у вас? – Деньги я не обсуждаю, – сказала она, задрав нос. – Я очень хорошо ей платила. Она работала три-четыре часа ежедневно. – Миссис Фрятт, я все пытаюсь распознать ваш акцент, – сменила тему Эрика. – Вы, видимо… Эрика сделала паузу, но миссис Фрятт ничего не сказала. – Можно узнать, откуда вы? – Из Австрии. Это имеет отношение к делу? Эрика удивилась. – Нет. Просто обратила внимание. Я сама из Словакии. – Да, я тоже заметила ваш акцент, вы редуцируете гласные. – Я учила английский в Манчестере. Там я жила, когда приехала из Словакии. – Вот как, – ответила миссис Фрятт, склонив голову набок и холодно улыбаясь Эрике.