Часть 3 из 53 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Баклажанову вдруг стало нехорошо — он резко отшатнулся от незваного гостя, как от прокаженного.
— Что вы несете? — заговорил режиссер. Звук собственного голоса придал ему уверенности — Баклажанову показалось, что он сейчас возьмет себя в руки и обретет привычный ему контроль над ситуацией. — Какая еще Алена Ивановна? Вы пьяны, молодой человек! — триумфально заключил Баклажанов, словно ожидая, что молодой человек тотчас устыдится своего поведения и убежит прочь.
Вместо этого молодой человек продолжил медленно и угрожающе надвигаться на режиссера и одновременно с этим произносить дальше свою бессвязную речь:
— Помилуйте, Алена Ивановна, знакомый ваш, Раскольников, вот, заклад принес, что обещался намедни…
С этими словами молодой человек сунул руку за пазуху пальто, намереваясь что-то вытащить.
— Погодите! Погодите! — вскричал ошарашенный Баклажанов. — Я вас узнал! Да! Да! Вы актер! Пробовались на роль Раскольникова… Что ж, здорово вы меня сейчас того… разыграли. Хе-хе. — Режиссер принужденно засмеялся, но гость не разделил его веселья.
Молодой человек продолжал мрачно исподлобья сверлить Баклажанова взглядом.
7
— Знаете что, — вдруг сказал режиссер, осторожно присаживаясь на стул и приглашая молодого человека сесть на соседний, — давайте спокойно поговорим. Вы меня заинтересовали. Это ваше эффектное появление… Словом, я хочу познакомиться с вами поближе. Надеюсь, вы не возражаете?
Баклажанов вопросительно заглянул молодому человеку в лицо, но оно оставалось безучастным. Затем молодой человек нахмурился и заговорил каким-то злобным шипящим шепотом, от которого режиссера бросило в дрожь:
— Да что вы так смотрите, точно не узнали? Хотите берите, а нет — я к другим пойду, мне некогда.
Баклажанов побледнел и недоуменно развел руками.
— Что б-брать?.. Простите, я вас не понял. И напрасно вы говорите, что я вас не узнал. — Тон режиссера вновь обрел уверенность. Он даже захотел в шутку погрозить молодому человеку пальцем, но что-то его остановило. — Я вас очень даже узнал. Вы пробовались в моем фильме. Сожалею, что не сыграли в нем. Ну так сыграете в следующем — что за беда?
— Лихорадка, — хрипло произнес на это молодой человек. — Поневоле станешь бледный, коли есть нечего… Вещь, папиросочница, серебряная, посмотрите…
С этими словами молодой человек снова полез за пазуху, намереваясь что-то извлечь из нее, но Баклажанов вскочил со своего места и шумно заговорил:
— Слушайте, я понял, вы запомнили весь текст! Ну надо же! Столько времени прошло, а вы все помните. И это при том, что вы всего лишь пробовались, а не играли. У вас замечательные способности, скажу я вам… Только, простите, я… забыл вашу фамилию. Я очень хорошо вас помню в лицо… и по вашей игре… а вот фамилию забыл… Только не говорите, что Раскольников! — предупредительно закончил Баклажанов и робко засмеялся.
— Нет, не Раскольников, — сказал молодой человек после паузы. — Не Раскольников, а Топорков.
— Ах вот как! — воскликнул Баклажанов и мгновенно покрылся испариной. Только сейчас он вспомнил, что в последнее время у всех на устах было самоубийство актера Топоркова и его последующие брожения по студии в качестве призрака. — Что ж, теперь я этого не забуду… что вы Топорков, — пролепетал режиссер и как будто против своей воли отступил от посетителя на пару шагов.
— Конечно не забудете, — промолвил Топорков и улыбнулся страшной улыбкой. Баклажанов отшатнулся от него еще дальше.
— Значит, вы… это… — забормотал режиссер, не зная, что говорить, но чувствуя, что что-то говорить необходимо, — значит, вы не умерли? Я очень рад, что нет. Я, знаете, никогда не верю слухам и в этот раз тоже не поверил…
— А вот и напрасно, — усмехнулся Топорков. — Как раз в данном случае вам стоило поверить. Ибо я действительно мертв.
— Что вы, что вы! — захихикал Баклажанов, но тут же с усилием нахмурился и произнес почти строгим голосом: — Знаете, это не смешно.
— Чего уж смешного, — вздохнул Топорков. — В смерти нет ничего забавного. Недаром в кинокомедиях никто не умирает. Насколько я помню, вы никогда не снимали комедии, Лев Александрович?
То, что Топорков знал его имя и отчество, почему-то немного успокоило Баклажанова. «Если б он был призраком, он бы не мог знать, что я Лев Александрович», — мелькнула у режиссера не очень логичная мысль.
— Комедии? — переспросил он уже более расслабленно. — Вы правы, я их не снимал. Не мой жанр. А вы следили за моим творчеством?
— Пока не умер, я следил за творчеством каждого мосфильмовского режиссера, — отвечал Топорков.
— Я прошу вас: давайте оставим эти глупые разговоры про смерть, — взмолился Баклажанов. — Вы ведь живы. Куда живее меня, — почему-то добавил режиссер.
— Сегодня мы сравняемся, — с новой гадкой улыбкой пообещал Топорков.
В этих словах Баклажанов уже почувствовал совсем нешуточную для себя угрозу.
8
— Я вижу, вы сейчас не расположены… к серьезному разговору, — пробормотал режиссер, отступая еще на несколько шагов назад. — Я вижу, вы сегодня… простите, не в себе. Да и я тоже. Поздний вечер — мы явно оба устали. Давайте встретимся завтра утром, как говорится, утро вечера мудренее. У меня завтра как раз свободный день, и я подумаю… мы с вами вместе решим, какую роль… какую работу в кино можно найти для вас немедленно… понимаете, немедленно? — Последние слова Баклажанов уже почти прокричал.
Он находился на грани отчаяния, хотя сам не понимал почему. Конечно, у него не было сомнений, что перед ним не призрак, которых не существует и существовать не может. Но то, что Топорков, несомненно, был живой, как раз и пугало, хотя истинную причину этого страха режиссер не мог обнаружить, как ни пытался.
«Лучше бы он и впрямь покончил с собой», — говорил про себя Баклажанов, а сам все отступал и отступал в глубь павильона. Однако вскоре отступать будет некогда, и тогда… О том, что будет тогда, режиссер предпочел не задумываться, но он чувствовал, что будет что-то страшное.
— Ну так что же? — выкрикнул Баклажанов, которого крайне угнетало зловещее молчание Топоркова, особенно в сочетании с его пристальным неморгающим взглядом. — Давайте тогда до утра? Хорошо?
— Нет, не хорошо, — отчетливо прошептал Топорков.
Режиссеру послышалась в его интонации жгучая ненависть. «Он меня ненавидит! За что?» Баклажанов даже сморщился от непонимания.
— Вы хотите найти мне работу, — чуть повысил голос Топорков.
Режиссер не понял, было это сказано утвердительно или вопросительно, но на всякий случай подтвердил:
— Хочу.
— Поздно, — покачал головой Топорков. — Ведь я уже умер!
— Перестаньте! — изо всех сил крикнул Баклажанов.
— Незачем так кричать, Лев Александрович, — криво улыбнулся Топорков. — Вас уже никто не услышит. Час поздний — все разошлись по домам. Здесь только я и вы. Призрак и его недруг.
— Во-первых, вы не призрак! — запальчиво возразил режиссер. — Во-вторых, я вам вовсе не недруг! Зачем вы так говорите?
— Недруг, недруг, — повторил Топорков. — И еще лицемер. Что вы мне только не наговорили сегодня. И то, что я вас заинтересовал, и то, что вы, видите ли, возжелали познакомиться со мной поближе, и что работу в кино вам теперь неймется мне предложить… А где ж вы, спрашивается, раньше были? Когда я был жив? А?
— Я… ну… — Баклажанов не знал, что ответить. — Я вас, может, не разглядел сразу, не оценил. Ну простите меня за это! Такое бывает. Ни один актер не добивался успеха с первой попытки…
— Бросьте, — резко оборвал Топорков. — Всем хорошим актерам всегда удается преуспеть в профессии еще до тридцати. Исключений нет. Однако вы и вам подобные все-таки сделали таким исключением меня. Или, по-вашему, я недостаточно хорош?
— Хорош, хорош, очень хорош, — горячо закивал режиссер.
— Тогда почему же, — повысил голос Топорков, — вы доверили сыграть Раскольникова не мне, а этому фальшивому Бутафоркину?
— Может, я ошибся, простите, — залепетал Баклажанов. — Такое тоже бывает… И потом, я не соглашусь с вами. — Режиссер нашел в себе силы не во всем поддакивать взбесившемуся актеру. — Раскольникова сыграл хороший артист — нисколько не фальшивый. Разумеется, вы тоже не сфальшивили бы, но… вам просто не повезло, что поделать… Без этого в вашей профессии — никак…
Тут Баклажанов прекратил пятиться, поскольку уперся спиной в стену. Дальше отступать было некуда. А Топорков продолжал надвигаться на него и говорить:
— Я был идеальным Раскольниковым, я! И вы не могли этого не оценить, если хоть сколько-нибудь смыслите в своей профессии! Выходит, вы сделали это нарочно. Я вам чем-то не понравился, или вы просто позавидовали моему таланту и поэтому лишили меня возможности сыграть роль, для которой я был рожден… Но ничего, я сыграю ее сегодня. Уже не перед камерой, а в жизни. И пускай вы будете моим единственным зрителем, зато вы наконец оцените меня по достоинству…
— Вы сошли с ума, — прошептал Баклажанов. — Пустите меня! — Он сделал попытку оттолкнуть Топоркова и побежать прочь, но сильная рука актера немедленно вернула его на место, с силой прижав обратно к стене.
Режиссер взмахнул руками и хотел что-то сказать, но у него уже не было слов.
А Топорков вновь сунул руку за пазуху своего пальто и извлек оттуда топор. Его лезвие угрожающе сверкнуло в свете софитов.
Баклажанов лихорадочно замотал головой.
— Это ведь не настоящий топор, правда? Он бутафорский, да?
Топорков самодовольно усмехнулся:
— Нет, он абсолютно настоящий, в отличие от вашего любимого Бутафоркина.
Актер легко перекинул топор из левой в руки в правую и сделал замах.
— Нет! Нет! — Режиссер закрыл лицо и стал приседать, вернее, сползать по стене.
— Прощайте, Лев Александрович… — Топорков снова усмехнулся. — То есть… прощайте, Алена Ивановна.
И он резко опустил топор обухом на голову Баклажанова.