Феликс отвечал на вопросы охотно, а инспектор записывал его слова в блокнот. Он был склонен считать историю с лотереей правдивой. В любом случае можно навести справки в Париже и быстро установить истину. Но ничто пока не подтверждало, что именно Ле Готье написал письмо. Большая группа людей участвовала в разговоре, и любой мог написать его, включая и самого Феликса. Вот! Блестящая идея! Разве не мог Феликс быть автором письма? Есть ли способ оперативно проверить это? Инспектор обдумал варианты, прежде чем снова заговорил: – У вас сохранился конверт, в котором пришло письмо из Парижа? – Э-э-э… Конверт? – повторил Феликс. – Не думаю, а что? У меня нет привычки хранить такие мелочи. – А открытка, о которой вы тоже упоминали? Феликс перевернул лежавшие на столе бумаги и порылся в ящиках. – Нет, – ответил он. – Не могу ее найти. Скорее всего, я выбросил и открытку тоже. Не было никаких доказательств, что Феликс получил эти два послания по почте. Но, с другой стороны, не существовало и особых причин для сомнений. Инспектор всегда старался придерживаться широких взглядов, допуская любую возможность. И он решил вернуться непосредственно к письму. Оно было напечатано на довольно тонком листе матовой бумаги, и, хотя Бернли не считал себя специалистом в подобных делах, похоже изготовленной за границей. Некоторые признаки износа отдельных букв и особенности их расположения могли помочь идентифицировать пишущую машинку. N и r имели легкий наклон вправо, t и е печатались чуть ниже общей строки, а I потеряла верхнюю горизонтальную перекладину. Он поднял лист, чтобы взглянуть на просвет. Водяные знаки почти полностью скрыл текст, но постепенно их удалось разглядеть. Бумага была явно французского производства. Конечно, не следовало придавать этому особого значения, поскольку Феликс, по его же признанию, часто посещал Францию, но факт оставался фактом. Инспектор еще раз перечитал письмо. Оно было разделено на четыре абзаца, и сыщик внимательно обдумал каждый из них. В первом говорилось о лотерее. Бернли понятия не имел о французских государственных лотереях, но сделанное в письме заявление легко поддавалось проверке. С помощью полиции Франции они узнают о результатах последних тиражей и о выплатах. Список счастливчиков, разумеется, существовал. А уж человека, сорвавшего куш в пятьдесят тысяч франков, жившего в Париже или в его окрестностях, отыскать не составит труда. Второй и третий абзацы были посвящены пари и отправке бочки. Бернли снова прокрутил в сознании все подробности. Выглядела ли история правдоподобной от начала до конца? Он вынужденно признал: нет, не выглядела. Даже если двое людей действительно заключили настолько странное пари, то тест, затеянный ими, получился поистине нелепым. Неужели человек, придумавший вообще весьма сложный план с бочкой, не мог изобрести чего-то более разумного? Но опять-таки – Бернли не мог стопроцентно утверждать, что все это невозможно. Инспектора внезапно посетила поразившая его мысль. Он, вероятно, слишком сосредоточился на девятистахвосьмидесяти восьми фунтах и потому совершенно забыл о женской руке. Предположим, в бочке действительно находился труп некой дамы. Что тогда? Подобное допущение делало событие куда как более серьезным и отчасти объясняло побудительные мотивы для отправки бочки, но не проливало света на странный способ доставки груза. Хотя стоило перейти к четвертому абзацу, как стала очевидной возможность двух различных интерпретаций. Он прочитал его заново: От всей души поздравляю, дружище, с огромной для тебя удачей, осязаемые плоды которой ты получишь в бочке. А мне остается сожалеть только об одном. Я не смогу лично увидеть, как ты вскроешь ее. На первый взгляд здесь содержалось поздравление с выигрышем в лотерею, «осязаемыми плодами» которого были девятьсот восемьдесят восемь фунтов золотом, прибывшие в бочке. Но что, если на самом деле имелось в виду нечто совершенно иное? Разве не могли слова письма восприниматься в поистине зловещем смысле? Допустим, «осязаемыми плодами» должны были послужить не деньги, а труп? Предположим, чья-то смерть стала результатом – пусть даже косвенным – каких-то действий, предпринятых Феликсом? Если отправлялись всего-навсего деньги, то с чего бы Ле Готье сожалеть о невозможности лично присутствовать при вскрытии бочки? Но если в бочку в качестве нежданного сюрприза поместили мертвое тело, не проясняется ли в таком случае подобное высказывание? Бесспорно, многое указывало на это. Лишь одно не подлежало сомнению: если Феликсу отправили труп, он не мог не знать хотя бы некоторых обстоятельств, приведших к его появлению. Покончив с такими размышлениями, инспектор вновь обратился к хозяину дома: – Весьма признателен за ваши показания, мистер Феликс, которые, я пока воспринимаю как правдивые. Боюсь, однако, вы сообщили мне не обо всем. – Я рассказал о том, что имеет непосредственное отношение к делу. – Тогда должен выразить опасения, что мы с вами несколько по-разному трактуем суть дела и детали, имеющие к ней отношение. Как бы то ни было, но я вынужден вернуться к своему изначальному вопросу: что именно содержится в бочке? – Разве вас не удовлетворяет мое заявление о присланных в ней деньгах? – Ваше мнение, что там деньги, я принимаю. Но только у меня есть сомнения относительно вашей осведомленности об истинном характере полученного груза. – В таком случае, – Феликс порывисто вскочил на ноги, – хочу напомнить, что бочка находится в каретном сарае, и нам ничто не мешает прямо сейчас отправиться туда и вскрыть ее. Иного выхода я не вижу. Признаюсь, что не собирался делать этого сегодня ночью, поскольку не хотел сваливать груду золота где попало. Но теперь мне ясно, что только так я смогу окончательно убедить вас. – Благодарю вас, мистер Феликс. Я ожидал именно такого предложения. По вашему справедливому замечанию, только так можно окончательно снять все вопросы. Я приглашу в качестве понятого сержанта Гастингса, и мы немедля пойдем туда. Ничего больше не говоря, Феликс взял фонарь и повел полицейских за собой. Они вышли через дверь в задней части дома, пересекли двор и остановились у ворот сарая. – Подержите, пожалуйста, фонарь, чтобы я мог найти нужный ключ. Бернли направил луч света на длинный металлический засов, запиравший обе створки ворот. Его рукоятка крепилась к скобе в стене навесным замком. Феликс вставил ключ в замочную скважину, но при первом же прикосновении дужка замка неожиданно сама открылась. – Дьявол! Да здесь не заперто! – воскликнул Феликс. – Но ведь я лично закрыл замок на ключ всего несколько часов назад! Он полностью снял замок и отодвинул засов, открыв ворота. Бернли посветил внутрь фонарем. – Бочку вы оставили в этом помещении? – спросил он. – Да. Подвешенной на крюк в потолочной балке, – ответил Феликс. Он закрыл ворота, повернулся, и по мере того, как всматривался в полумрак, у него все больше отвисала челюсть. – Боже мой! – произнес он сдавленным голосом. – Ее нет! Бочка пропала! Глава 6 Искусство искать и находить Хотя неожиданный поворот событий удивил Бернли в не меньшей степени, он не забывал пристально следить за поведением Феликса. В том, что тот онемел от непостижимости случившегося, инспектор нисколько не сомневался. Шок выглядел неподдельным и нисколько не походил на притворство, к нему еще примешивались ощутимые злость и раздражение от вероятной потери крупной суммы денег, столь же искренние. – Но я же сам запер сарай, – без конца повторял он. – Бочка была здесь в восемь часов вечера, и я не понимаю, кто мог за это время добраться до нее. Помимо всего прочего, только я один знал о ней. Как сумел узнать про нее кто-то еще? – Именно это нам и предстоит установить, – ответил инспектор. – Давайте вернемся в дом, мистер Феликс, и все обсудим. Так или иначе, нам ничего не удастся сделать до наступления рассвета. – Вы, быть может, ни о чем не догадывались, – продолжал он, – но за тем, как доставили и поместили бочку в сарай, проследил один из наших людей. Он дождался момента, когда вы, мистер Феликс, покинули дом со своим другом Мартином примерно в девять часов вечера. Потом ему самому пришлось уйти с поста, чтобы обо всем доложить мне, но он вернулся к дому около десяти часов. С десяти до начала двенадцатого он единолично продолжал нести вахту, а затем я окружил все ваше владение с помощью группы своих подчиненных, поскольку опасался, что нам придется иметь дело с целой бандой, а не с одним человеком. Таким образом, кто бы ни похитил бочку, он мог сделать это только между девятью и десятью часами вечера. Феликс уставился на собеседника, сраженный новой неожиданностью. – Разрази меня гром! – сказал он. – Я поражен. Каким образом, черт возьми, вам удалось напасть на мой след? Бернли улыбнулся: – Наши методы – профессиональный секрет. Добавлю только, что нам прекрасно известно и то, как вы ухитрились вывезти бочку из порта. – Что ж, тогда я очень правильно поступил, рассказав вам правду. – Да, вы приняли мудрое решение, мистер Феликс. У меня имелась отличная возможность проверять соответствие изложенных вами фактов действительности, и, признаюсь, меня порадовали ваша прямота и честность. Однако, сэр, вы уже скоро поймете, почему они не могут полностью удовлетворить меня, пока я не обследую содержимое бочки. – Ваше стремление увидеть ее содержимое едва ли сильнее моего собственного, мною движет еще и материальная заинтересованность – я хочу получить свои деньги. – Вполне естественное желание, – сказал Бернли, – но прежде чем мы возобновим обсуждение дела, я должен попросить у вас прощения и ненадолго отлучиться. Необходимо дать подчиненным новые указания. Снаружи он собрал всех вместе. Сержанта Гастингса и констебля Уолкера попросил задержаться. Остальных отправил на машине по домам с приказом вернуться к восьми утра. Броутону пожелал спокойной ночи, поблагодарив за помощь и вклад в расследование. Когда он вернулся в кабинет, Феликс уже успел развести жаркий огонь в камине и достать виски и коробку сигар. – Спасибо за угощение. Не откажусь. – Сыщик сел в то же кресло. – А теперь, мистер Феликс, давайте поговорим обо всех, кто мог знать про бочку в сарае. – Спешу вас заверить: никто, кроме меня и кучера. – Вы, кучер, я и мой коллега Уолкер – для начала четверо. Настала очередь Феликса улыбнуться. – Что касается меня, то, как вам известно, я ушел отсюда почти сразу после доставки бочки, а вернулся уже во втором часу ночи. Все это время я находился в обществе доктора Уильяма Мартина и еще нескольких наших общих друзей. Мое алиби легко подтвердится. Бернли тоже не смог сдержать улыбки. – Боюсь, что мне придется поверить вам на слово, – в тон ему сказал инспектор. – С десяти часов за домом непрерывно наблюдал Уолкер, и потому мы знаем наверняка – после этого часа ничто не могло произойти, оставшись незамеченным. – Стало быть, остается кучер. – Верно, остается нанятый вами возница, и поскольку нам нельзя пренебрегать никакими версиями, я попрошу вас дать мне название и адрес транспортной фирмы, как и любую другую информацию о кучере, какой вы располагаете. – «Джон Лайонз и сын», Лоуэр-Бичвуд-роуд, Мэддокс-стрит, дом 127 – это данные фирмы. Кучера я знал только под прозвищем Уотти. Низкорослый, щуплый малый со смуглым лицом и небольшими черными усиками. – Хорошо, мистер Феликс, а теперь напрягите память и вспомните, кто еще знал про бочку? – Больше никто, – уверенно ответил Феликс. – Боюсь, мы не можем за это ручаться. По крайней мере, со стопроцентной гарантией. – Но кто еще мог обо всем узнать? – Взять, к примеру, вашего французского приятеля. Разве нельзя допустить вероятности, что он написал письмо не только вам, но и кому-нибудь еще? Феликс резко выпрямился в кресле, словно у него над ухом выстрелили из пистолета. – Странная мысль! – воскликнул он. – Мне такое и в голову не приходило. Но все же это маловероятно. – Вся ваша история такая, если на то пошло. Вы, насколько я понимаю, не осведомлены еще об одной подробности: некто неизвестный наблюдал за вашим домом прошлым вечером. – Боже милостивый, инспектор! О чем вы говорите? – Неизвестный пришел по проселочной дороге вскоре после вашего прибытия с бочкой. Он выжидал и подслушал, как вы разговаривали со своим другом Мартином. Когда вы вместе ушли, мужчина последовал за вами.