Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 2 из 13 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Может, ее машина не заводится. В комнату вошел муж Клары Питер. Как и его отец, он был похож на топ-менеджера из списка «Форчун 500»[5]. Но дни свои он проводил, ссутулившись над мольбертом, и его тронутые сединой кудрявые волосы нередко были в масляной краске, потому что он в мучительных подробностях выписывал свои абстрактные творения. Их покупали за тысячи долларов коллекционеры по всему свету, но поскольку работал он медленно, то в год удавалось сделать одну-две картины, а потому они прозябали в вечной бедности. До недавнего времени. Картины Клары, на которых были изображены воинственные женские матки и тающие деревья, еще не обрели своего покупателя. – Она приедет, – сказала Клара. Питер посмотрел на жену своими голубыми дружелюбными глазами: в ее когда-то темных волосах начала пробиваться седина, хотя ей еще не исполнилось и пятидесяти. Фигура ее начала набирать жирок в области талии и бедер, и Клара стала поговаривать, что пора бы ей возобновить посещение фитнес-класса Мадлен. Питер был достаточно опытен, чтобы не отвечать на вопрос, пора ли ей и в самом деле. – Ты уверена, что я не могу поехать? – спросил он больше из вежливости, чем из действительного желания затиснуться в мышеловку машины Мирны и трястись на ухабах до самого города. – Конечно не можешь. Рождественские подарки покупаю я. И потом, в машине не хватит места для Мирны, меня, тебя и подарков. Нам пришлось бы оставить тебя в Монреале. К открытой калитке подъехала крохотная машинка, и из нее вышла громадная черная женщина. Это, вероятно, была самая любимая у Клары часть поездок с Мирной – смотреть, как та садится в машину и выходит из нее. Клара была абсолютно уверена, что Мирна крупнее своей машины. Летом целая толпа собиралась посмотреть, как она затискивается внутрь и при этом платье у нее задирается до самой талии. Но Мирна только смеялась. Зимой все было еще смешнее, потому что Мирна носила ярко-розовую парку[6], которая почти в два раза увеличивала ее в размерах. «Я с островов, детка, – сказала она как-то раз. – Мне холодно». «Ты с острова Монреаль», – возразила Клара. «Верно, – со смехом согласилась Мирна. – Только с его южной окраины. Я люблю зиму. Это единственное время года, когда у меня розовая кожа. Что скажешь? Я могла бы сойти?» «Сойти за кого?» «За белую?» «А тебе это надо?» Мирна посмотрела на лучшую подругу внезапно посерьезневшими глазами и улыбнулась: «Нет. Уже не надо». Похоже, она была довольна и даже немного удивлена собственным ответом. И вот теперь квебекская зима опять превратила Мирну в белую женщину с пухлым розовым лицом. В нескольких слоях ярких шарфов и алой шапочке с оранжевым помпоном она тяжело вышагивала по вычищенной дорожке к их дому. Скоро они будут в Монреале. Езды всего ничего – меньше полутора часов даже в снег. Клара с нетерпением ждала дня покупок, но самым главным в ее поездке, в ее любой поездке в Монреаль была ее тайна. Ее секретное удовольствие. Клара умирала от желания посмотреть витрину «Ожильви»[7]. У этого знаменитого монреальского магазина была самая волшебная витрина в мире. В середине ноября огромные окна темнели, их закрывали бумагой. А потом начиналось нетерпеливое ожидание, когда же снимут завесу с этого праздничного чуда. Когда Клара была ребенком, эта витрина интересовала ее больше, чем парад Санта-Клауса. И стоило ей узнать, что темная бумага наконец-то снята, как она неслась в центр города прямо к волшебной витрине. Вот и она. Клара мчалась к витрине со всех ног, но останавливалась в таком месте, где саму витрину еще не было видно. Она закрывала глаза, брала себя в руки, делала шаг вперед и открывала глаза. И видела ее. Деревню Клары. То место, куда она уедет, когда разочарования и возрастающая жестокость станут невмоготу чувствительной маленькой девочке. Зимой ли, летом ли, ей нужно было только закрыть глаза, и она оказывалась там, где медведи танцуют, утки катаются на коньках, а лягушки в викторианских костюмах стоят с удочками на мосту. По ночам, когда упырь ухал, фыркал и скреб когтями под полом ее спальни, она крепко закрывала свои маленькие голубые глаза и усилием воли переносилась в волшебную витрину и деревню, где упырь никогда ее не найдет, потому что вход туда сторожит доброта. А потом в ее жизни свершилось нечто чудесное – чудеснее не бывает. Она влюбилась в Питера Морроу и согласилась отложить на будущее захват Нью-Йорка. Вместо этого она согласилась переехать в любимую им крохотную деревню к югу от Монреаля. Клара не знала эту область – она ведь была городской девицей, но любовь ее к Питеру была так сильна, что она не колебалась ни минуты. И вот оно случилось: двадцать шесть лет назад умная и циничная выпускница художественного колледжа вышла из их маленького «фольксвагена» и начала плакать. Питер привез Клару в заколдованную деревню ее детства. В деревню, о которой она забыла, когда выросла и прониклась важностью своей взрослости. В конечном счете оказалось, что рождественская витрина «Ожильви» настоящая и называется она Три Сосны. Они купили маленький домик у деревенского луга и начали вести в нем жизнь куда более волшебную, чем когда-либо в ее самых смелых мечтах. Несколько минут спустя, сидя в тепле машины, Клара расстегнула парку и уставилась в окно на плывущие мимо заснеженные окрестности. Это Рождество было особенным по причинам одновременно ужасным и замечательным. Ее дорогая подружка и соседка Джейн Нил была убита немногим более года назад, после чего выяснилось, что она завещала Кларе все свои деньги. В предыдущее Рождество Клара чувствовала себя слишком виноватой, чтобы их тратить. Ей казалось, что неприлично быть в выигрыше от смерти Джейн. Мирна посмотрела на свою подружку, блуждая мыслями вокруг той же темы – смерти дорогой Джейн Нил и того совета, что она, Мирна, дала Кларе после убийства Джейн. Давать советы было для Мирны делом привычным. Прежде она работала психотерапевтом в Монреале, – работала, пока не поняла, что ее клиенты вовсе не хотят выздоравливать. Им требовались только таблетки и заверение, что в их состоянии виноваты вовсе не они. И Мирна бросила все это. Она загрузила свою маленькую красную машину книгами и одеждой и, покинув остров Монреаль, направилась через мост на юг, в сторону границы со Штатами. Решила посидеть на флоридском бережку и подумать, что ей делать дальше. Но тут вмешались судьба и чувство голода. Мирна неспешно ехала по живописным проселочным дорогам, наслаждаясь пейзажами, и вдруг всего через час у нее не на шутку разыгрался аппетит. По грунтовой дороге она перевалила через вершину холма и увидела деревню, спрятавшуюся между холмов и лесов. Деревня появилась так неожиданно, что удивленная Мирна остановила машину и вышла. Стояла поздняя весна, и солнце набирало силу. Из-под старой каменной мельницы выбивался ручей и устремлялся к белой церквушке, обитой вагонкой, а потом протекал извиваясь вдоль деревни. Сама деревня имела форму круга, из которого в четырех направлениях уходили грунтовые дороги. В центре располагался деревенский луг, вокруг него стояли старые дома, часть которых была построена на квебекский манер – с крутыми металлическими крышами и узкими спальнями наверху. Другие здания были обшиты вагонкой и имели широкие открытые веранды. По меньшей мере один дом был построен из плитняка – камня, вывороченного из окружающих полей первопроходцами, спасавшимися от наступающей немилосердной зимы. На лугу Мирна увидела пруд и три величественные сосны, воспаряющие к небесам. Мирна вытащила свою карту Квебека. Минуты через две аккуратно сложила ее и удивленно прислонилась к машине. Деревни на карте не было. Карта показывала пункты, исчезнувшие много десятилетий назад. Показывала крохотные рыбацкие деревушки, даже все населенные пункты из двух домиков и часовни. Но эта деревня на карте отсутствовала. Мирна посмотрела на местных жителей: кто-то работал в саду, кто-то выгуливал собак, кто-то сидел на скамье у пруда и читал. Наверное, это деревня была своего рода Бригадуном[8]. Являлась раз в сто лет и только тем, кому нужно было ее увидеть. Но Мирна пока еще колебалась. Нет, здесь наверняка нет того, что ей надо. Она уже готова была развернуться и направиться в Уильямсбург, который на карте был, но в последний момент решила рискнуть. В Трех Соснах нашлось все, что ей было нужно. Здесь продавали круассаны и кофе с молоком. Здесь продавали стейки с картошкой фри и «Нью-Йорк таймс». Здесь были пекарня, бистро, маленькая гостиничка, универмаг. Здесь царили мир, спокойствие и смех. Здесь были великая скорбь и великая печаль и умение принимать и то и другое и довольствоваться этим. Здесь были дружба и доброта. И здесь обнаружилось пустующее помещение под магазин с жильем наверху. Все это ждало. Ждало ее. И Мирна обосновалась здесь навсегда. За час с небольшим Мирна переместилась из мира недовольств в мир удовлетворения. И случилось это шесть лет назад. А теперь она продавала своим друзьям старые и новые книги и делилась банальными советами. «Да бога ради, ты уж либо просрись, либо слезай с горшка, – такой совет дала она Кларе. – Джейн умерла уже несколько месяцев назад. Ты помогла найти ее убийцу. Ты наверняка знаешь: Джейн расстроилась бы, узнав, что ты не получаешь удовольствия от тех денег, которые она тебе оставила. Нужно было оставить их мне. – Мирна в притворном недоумении покачала головой. – Уж я бы знала, что с ними делать. Вмиг самолетом на Ямайку, там пристроиться к какому-нибудь доброму растаману[9], взять хорошую книгу…»
«Постой, ты хочешь читать книгу вместе с растаманом?» «Ну да. У каждого свое назначение. Растаман, скажем, хорош, когда затвердеет. А вот с книгой в твердой обложке лучше не иметь дела». Клара рассмеялась. Они обе не любили книги в твердых переплетах. Не за содержание, а за обложку. Книгу в твердом переплете неудобно держать в руках, в особенности в постели. «В отличие от растамана», – сказала Мирна. Так Мирна убедила свою подружку смириться со смертью Джейн и начать тратить деньги, что и собиралась делать Клара в этот день. Наконец-то заднее сиденье будет заполнено тяжелыми разноцветными бумажными пакетами с бечевочными ручками и рельефными названиями магазинов вроде «Холт Ренфру» или «Ожильви». Ни одного желтого пластикового пакета из «Доллар-рамы». Хотя Клара втайне и восторгалась этим магазином. Питер сидел дома у окна и смотрел на улицу, побуждая себя заняться чем-нибудь конструктивным. Отправиться в студию, сесть за мольберт. Вдруг он заметил, что на одном из окон в изморози образовался просвет в форме сердечка. Он улыбнулся и посмотрел сквозь сердечко на улицу: Три Сосны занимались своими неспешными делами. Потом он поднял взгляд на махину старого дома на холме. Старый дом Хадли. Температура на улице начала падать, и на его глазах сердечко снова стало затягиваться ледком. Глава третья – Кто это сделал? – спросил Сол у Си-Си, держа в руках папку. – Что? – Вот это. – Он стоял голым в номере отеля. – Я нашел ее в корзинке для мусора. Это чье? – Мое. – Это ты сделала? Он был поражен. На мгновение он даже подумал, что ошибся в ней. В портфолио были работы талантливого художника. – Нет, конечно. Одна глупенькая личность из деревни дала это мне, чтобы я показала своим друзьям-галеристам. Пыталась подлизаться – это было самое смешное. «Пожалуйста, Си-Си, я знаю, какие у вас связи». «Ах, Си-Си, не могли бы вы показать это кому-нибудь из своих друзей?» Брр. Ты только представь: просить меня об услуге! И еще хватило наглости просить, чтобы я показала это Дени Фортену. – И что ты ответила? – спросил он с упавшим сердцем, догадываясь, каким будет ответ. – Сказала, что сделаю это с удовольствием. Можешь положить этот мусор туда, откуда взял. Сол помедлил, но все же закрыл папку и положил назад в корзинку для мусора, ненавидя себя за то, что способствует уничтожению таких блестящих работ. Но еще больше он ненавидел себя за то, что хочет их уничтожить. – У тебя что, на сегодня ничего нет? – спросил он. Она выровняла стакан и лампу на прикроватном столике вплоть до миллиметра, пока они не встали так, как должны были стоять. – Ничего важного, – ответила она, стирая громадное пыльное пятно со столика. И это в «Рице»! Нет, нужно поговорить с менеджером. Она посмотрела на Сола, стоявшего у окна. – Боже мой, как ты распустился. Когда-то у него, вероятно, была хорошая фигура. Но теперь он весь стал дряблым. У Си-Си были толстые мужчины. У нее были накачанные мужчины. На ее вкус, и та и другая крайности были неплохи. Отвращение у нее вызывало лишь промежуточное состояние. Сол вызывал у нее отвращение, и она уже не могла вспомнить, почему выбрала его. Потом посмотрела на глянцевую белую обложку книги и вспомнила. Фотография. Сол был изумительным фотографом. На книге над названием «Клеймите беспокойство» красовалось ее лицо. Ее волосы, очень светлые, почти белые, ее губы, полные и красные, ее голубые глаза, поразительные, умные. И все лицо, такое белое, что оно сливалось с фоном, отчего казалось, что глаза, рот и уши просто парят на обложке. Си-Си была в восторге от этой фотографии. После Рождества она избавится от Сола. Когда он выполнит последнее свое обязательство. Она обратила внимание, что он, вероятно, садился на стул у стола, когда разглядывал работы в портфолио. Теперь стул стоял не на месте. Она почувствовала, как в ней нарастает раздражение. Черт его побери – он что, намеренно выводит ее из себя? И черт побери эту папку с картинками. Си-Си вскочила с кровати, поправила этот несносный стул и заодно передвинула телефонный аппарат, чтобы он стоял параллельно кромке стола. После этого она запрыгнула в кровать, разгладила простыни у себя на ногах. Наверное, стоит вызвать такси, чтобы добраться до офиса. Но потом она вспомнила, что ей нужно заехать в одно место. По важному делу. В «Ожильви» устраивали распродажу, и еще она присмотрела себе сапожки в магазинчике на рю Де-ла-Монтань, где эскимосы продавали свои поделки. Скоро она начнет продавать одежду и мебель, изготовленные по ее моделям, во всех магазинах Квебека. А затем и по всему миру. Скоро они пожалеют, что подсмеивались над ней, все эти высокомерные модные дизайнеры. Вскоре все узнают про ли-бьен, ее собственную философию дизайна и жизни. Фэншуй – дело прошлого. Люди жаждут перемен, и она даст им эти перемены. О ли-бьен будут говорить во всех домах. – Ты уже снял себе дом на праздники? – спросила она. – Нет, съезжу завтра. Слушай, а зачем тебе этот дом где-то у черта на куличках? – У меня были на этот счет свои соображения.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!