Сергей обострил ситуацию сознательно. Не хотел, чтобы в этом кругу его воспринимали как забавного мальчугана. Он – воин, пусть и мелкий пока. В первую очередь – воин, а потом уже всё остальное. И именно как к воину, дружиннику, к нему и следует относиться. Рёрех снова засмеялся, а князья переглянулись. – А если я попрошу тебя, Варт, проверить, хорош ли ромейский у этого жреца, ты мне не откажешь? – спросил Олег. Сергей не смог уловить, развлекается великий князь или признал его правоту. Но по местным понятиям Сергей был прав на все сто. И неважно, что для великого князя киевского он всего лишь детский, от горшка два вершка, никто и звать никак. Формально он – дружинник Стемида. Член его «семьи». Так что Сергей счёл, что князь киевский не иронизирует, а действительно просит. – Буду рад оказать тебе услугу, великий князь. – Сергей поклонился. Ровно настолько, чтобы и достоинство выказать, и уважение проявить. И это тоже не осталось незамеченным. – Расскажи мне о себе, монах, – по-ромейски произнёс Сергей. – Кто ты, откуда? Кто сделал тебя рабом?… * * * Очень интересный оказался монах. Сам он был моравлянин. И постриг принял там же, в Великой Моравии, ещё в юности. В монастыре был чем-то вроде библиотекаря-архивариуса. Владел языками. Читал и писал на немецком, латыни, ромейском и словенском. Тем самым письмом, что придумали полвека назад Мефодий с Константином, незадолго до смерти принявшим схиму и новое имя – Кирилл. Нифонт прекрасно разбирался в «кто есть кто» в Великой Моравии. Правда, только до того времени, как его монастырь захватили угры. Вот так он и оказался в рабстве у язычников. И переходил из рук в руки, пока не осел здесь, в Плескове. В Плескове монаху нравилось. Его не били, кормили прилично, не мешали молиться. Маленькая княжна тоже ему нравилась. Умная, старательная. С характером, конечно, но ведь княжна как никак. Учил он княжну не только языкам и письму, но также истории, философии, врачеванию. Лекарем Нифонт был не то чтобы выдающимся, но научился кое-чему в монастыре. – Мы с тобой побеседуем ещё, – сказал Сергей. – С радостью, – согласился монах. – И ученице моей будет с тобой поговорить невредно. Пусть узнает, что можно быть воином, но при том образованным человеком. – Непременно, – в свою очередь пообещал Сергей. Знакомство с будущей великой княгиней точно помехой не станет. – Он хорош, – сообщил Сергей князьям. – Знающий человек. И дочь твою, князь Вардиг, очень хвалит: умна, говорит, старательна, истинная дочь князя, рождённая править. Вардиг расцвёл. А Олег Вещий кивнул одобрительно. И, похоже, не столько словам Сергея, сколько своим мыслям. Что ж, Сергей помнил, что именно Олег привёз, вернее, привезёт Ольгу в Киев – невестой Игорю. Так что всё правильно получается. * * * – Хельгу в поход собирается. На ромеев. Может, уже через год. Отца зовёт. И Вардига, – сказал Рёрех. – Большой поход будет. Говорили о тебе. Хельгу сказал, тебя тоже надо взять. Что скажешь? – Через год? «Рановато, – подумал Сергей. – Подрасти не успею». Но не отказываться же… – Обязательно. А почему ты его Хельгу зовёшь? – Так он Хельгу и есть. Это его имя настоящее. Так отец сказал. Это потом его на наш лад Олегом звать стали. Олегом Вещим. – Что ты, Варт, согласен, это понятно, – продолжал Рёрех. – Но ещё и моё согласие требуется. Ведь ты – мой подопечный, как-никак. А я своего согласия не дам. Сергей почувствовал, как щёки заливает краска, а к горлу подступает лютая обида. Даже губы задрожали. Он попытался взять тело под контроль, но получилось не сразу. – Почему? – выдавил он. – Слаб ты, – сказал Рёрех. – В походе пестунов нет. Только воины. – Что ж делать? – Сергей понимал: княжич прав. Сам бы он на его месте поступил бы так же. Там, в прошлой жизни, Рёрех тоже был его наставником. Старым и мудрым. Ведающим. Духарев любил того, старого. И он, и его домашние. И все годы, что прожил потом князь-воевода Сергей после, без Рёреха, он чувствовал эту потерю. Потому что раньше между Сергеем и Кромкой был он, Рёрех. А после – только тьма. Сергей знал многих. Великих и славных. Умных и хитрых. Удачливых и даже непобедимых. До времени. Сам был таким. Но в итоге смерть побеждала всех. Кроме одного. Да, было большое горе, когда тот, старый Рёрех ушёл в свой Ирий, прожив на белом свете больше века. Больше века в мире, где дожить до шестидесяти уже считалось удачей. Но умер не от старости. Он именно ушёл. Когда сам решил. Даже смерть не могла его забрать против воли. Даже со смертью у Рёреха были особые отношения. И нестерпимо горько было потерять его навсегда. И так славно вновь обрести сейчас. И увидеть, что основа у того, умудрённого, и этого, молодого, одна. – Ну, ну, малой. – Рёрех положил руку Сергею на макушку, растрепал льняную шевелюру. – Хватит ещё на твой век походов и славы. И да… – Пальцы княжича сжались легонько, заставляя поднять голову и посмотреть в глаза. – Сейчас ты слаб для большого похода. Но у тебя впереди целый год, даже больше. Стань сильнее, и я скажу «да». – Я стану! – пылко воскликнул Сергей, чувствуя, как захлёстывают эмоции и слёзы текут по щекам. – Я стану, Рёрех! Перуном… – Не надо, – остановил его княжич. – Не надо клятвы. Стань – и довольно. * * * – Мальчишка твой, тот, который с моим рабом-христианином подружился. Что ты о нём знаешь? – Немного. – Стемид потянулся за ковшом, смочил губы, остальное выплеснул на камни. Вкусный запах ржаного хлеба наполнил баньку. – Сирота. Мой средний его у нурманов отнял. Отец его вроде купцом на юге где-то… Погиб отец-то, а родня, видно, решила от мальца избавиться. – А что для купецкого сына он больно с оружием ловок, не смущает? Белозерский князь покачал головой: – Ты, Вардиг, не видел, каков он был, когда к нам попал. Иной смерд с железом половчее был, чем он тогда. – Такой, значит, к воинскому делу способный оказался? – с сомнением произнёс плесковский князь. – И способный, и упорный. С рассвета до заката упражняется, себя не щадя. Ты, Свардиг, помнишь себя в детских? – Да не особо. Эй там, девка! – крикнул он. – Пива нам ещё! – А я вот помню. Пестун у нас с братом был – ярый. Гонял без передыху. Но и то: после обеда – отдых. Как солнце край леса тронет – тоже. Ну это если не в походе. А так нам тогда только возможность дай полениться, уж мы её не упускали. С Вартом не так. Когда другие детские в речке купались, на рынке сласти выпрашивали или по ягодникам шарились, этот с железом играл да из лука бил. Рёрех его одному отроку поручил: присматривать. Так он с тем отроком договорился: Варт его по-нурмански говорить учит, а отрок его – биться. Одно лето прошло, а он уже меж своих во всём первым был. Ну почти во всём. Я сыновьями своими доволен, Вардиг, ты знаешь. Славные у меня сыны. Но от такого сына я б не отказался. – Так усынови его, – предложил плесковский князь. – Ни к чему. – Стемид с удовольствием приложился к только что принесённому пиву. Холодненькому, только из погреба. – Довольно с него, что у Рёреха моего он – в любимчиках. – Хельгу он тоже понравился. – Вардиг черпнул из корчаги. – Хельгу сказал: непростого рода этот малой. Росточком всего в два аршина, а сам ровно князь. А Хельгу ты знаешь: он видит. И христианин мой говорит: умён мальчишка не по годам. По-ромейски болтает – будто истинный ромей, только пишет корявенько. – Он и по-нурмански говорит не хуже нашего, – заметил Стемид. – А я тебе больше скажу: у детских моих он уже – вожаком. При том что безродный новик. Да что детские – младшая моя гридь, отроки, его почти своим считают. Один из Прокуевых дружинников к нему неуважение проявил, так они дурня чуть не прибили. Так что, Вардиг, есть и у меня сомнения насчёт его рода. А вот в том, что он не прост, этот малой – никаких сомнений нет. – Стемид запрокинул голову, опорожняя кружку. Пиво, смешанное с потом, закапало с его усов на грудь. – Ясно, что не прост, – проворчал Вардиг. – А то стали бы мы с тобой о нём столько говорить. – А он, значит, с твоим христианином дружит? – уточнил Стемид. – Есть такое. И дочке моей он по нраву. Сильный, говорит, красивый, умный и вежеству обучен. – Тогда вот что: попроси-ка ты, Вардиг, своего христианина вызнать у малого, кто он на самом деле есть. – А что сам не спросишь? – удивился плесковский князь. – Твой человек – твой и спрос. – Рёреха обижать не хочу. Сын попросил не спрашивать. Сказал: придёт время – Варт сам нам откроется. – Так, может, и пусть. Рёрех твой тоже мудр не по годам. Может, в зрелости тоже видеть станет. Как Хельгу. Хочешь, я Ольгу свою за твоего Рёреха отдам? – А Игорь как же? Не хочешь, чтоб внуки твои великими князьями киевскими стали? – Хочу. Но станут ли? В Киеве старший – Хельгу. Игорь – в тени его. А что дальше будет, одним лишь богам известно. – Хельгу Рюрику обещал, что посадит его сына на киевский стол, – напомнил Стемид. – И посадил. Рядом с собой. – Рядом, да пониже. Не хочешь, значит, против Хельгу идти? – Не хочу, – подтвердил беловодский князь. – С ним хочу. Он мне всем хорош. И тебе. Нет обиды между нами, брат? – Нет, – подтвердил Вардиг. – Ну и славно. А ты с рабом своим всё же поговори. Вдруг от него Рёрехов детский таиться не станет? А нет так нет. Подрастёт, посмотрим. Примет его Перун наш – быть Варту варягом и в доверии моём. А не примет, тогда пусть Рёрех сам с ним и разбирается. А он – разберётся. А нет, так есть у меня кое-кто, способный любому в нутро заглянуть и вызнать: не гнилое ли? – Что ж за человек такой? – заинтересовался Вардиг.