– Он самый, – подтвердил один из отроков. – Своими глазами видел. Гридень наклонился, навис над Сергеем, обдал похмельным выхлопом: – Ты вчера моего сынка пыль нюхать заставил? – рявкнул он так, что Сергей с трудом удержался от того, чтобы не втянуть голову в плечи. Мальчишка, которым он сейчас был, испугался до колик. Но Сергей помнил, как в той жизни бился вот с такими нурманами, как папаша Траина, и не один десяток отправил в Валхаллу. Потому стоял прямо и в глаза громиле глядел твёрдо. Таким страх показывать нельзя. Сомнут. Да и вряд ли княжий родич Геллир унизится до того, что станет самолично наказывать детского. Вот поручить отрокам – это запросто. Хотя не факт, что те согласятся. Им тоже невелика честь обижать мальчишку, да ещё и дружинного. – Руку сильно разбил? – неожиданно спросил нурман. – Кости целы, – осторожно ответил Сергей. Геллир выпрямился и вдруг захохотал. Отсмеявшись, сказал: – Мой-то ещё валяется. Глаза в разные стороны. Будто оглоблей приложили. Будет ему урок. А тебя, малой, я б на свой корабль взял, когда в силу войдешь. Да только не отдаст тебя Рёрех. Теперь точно не отдаст! – И снова захохотал. А потом стянул с руки браслет, не золотой, серебряный, но все равно недешевый, надел Сергею на здоровую руку и сжал так, что браслет превратился в спираль. Зато стал впору. – Бывай, малой. Сдаётся мне, встанешь ты на путь славных. Только не дай себя прибить по дороге! Нурман снова захохотал, развернулся и пошёл к главному терему. Отроки – за ним. – Ну ты силён, брат! За спиной Сергея стояли почти все детские из его команды. – Так с самим Геллиром говорил! – сказал один из них, тот, что постарше. Сергей уже знал, что его зовут Ратшей и он – законный сын дружинника-варяга. Потомственный то есть. – Я б в штаны наложил, кабы он со мной так, – восхитился другой пацан. – Понятное дело, это ж Геллир Свирепый. – Он на тризне одного пополам развалил! – А холопа своего кулаком убил! – А когда на ливов ходили… В общем, у грозного нурмана оказался изрядный послужной список. Может, поэтому после смерти жены Стемид и оставил его рядом с собой. – Меня Ратшей зовут, – официально представился детский, с которым Сергей пока не мог управиться. – Будь мне другом, Варт! – И протянул руку. Сергей сжал его предплечье по местному обычаю. – И мне, Варт! – И мне! Стенка, которая прежде была между Сергеем и другими детскими, рухнула. И это, к удивлению Духарева, было чертовски приятно. * * * Сергей ожидал, что визитом Геллира дело не ограничится. Надеялся, и Рёрех заглянет. Но – нет. День прошёл, как обычно. С той лишь разницей, что нагружали сегодня детских в четверть от обычного. Может, потому, что наставники сами были не в лучшей форме. А к полудню занятия объявили законченными, выдали каждому пацану по три медные монетки как поощрение от князя и предоставили самим себе. Так впервые за эти три недели у Сергея оказалось свободное время. Будь рука в порядке, он бы занялся самоподготовкой. Но по случаю «боевого ранения» решил дать себе послабление. Опять-таки хотелось закрепить отношения с детскими. Чем дальше, тем больше он ощущал себя не мудрым князь-воеводой, а именно тем, кем выглядел. Пацаном, отчаянно пытающимся выбиться в люди. То есть в воины. А пацану без ватаги одиноко. Даже стрёмно. Да тут вообще одинокие только холопы. Хотя и те кому-нибудь принадлежат, а то и семьи имеют. А у свободных – у кого род, у кого – ватага. У воинской элиты – дружина. И все детские тоже к ней, дружине, относились. На птичьих правах, конечно. Но и их хватало, чтобы всякий, кто покусился, сразу оказывался в конфликте со всей воинской «семьёй», включая батьку-князя. Но никто не покушался. На рынке, куда первым делом отправились пацаны, детских встретили радушно. Даже денежки на угощение тратить не приходилось – сами угощали. По мелочи: кто пряником, кто огурчиком, кто яблочком мочёным. И даже не в виде перспективных вложений в будущую дружбу с дружинником. Просто потому, что в городе воев беловодского князя весьма уважали. И не без причины. Ворог сюда даже не совался, налоги брались невеликие, то есть никто смердов до нижней шкурки не обдирал, как случалось в иных княжествах, зато торговля процветала. Ну и земля была по северным меркам – богатая. Рыбка в Ладоге не переводилась, и рыбка отменная. Вот как эти здоровенные осетры, что лежали сейчас на прилавках целиком и частями. Дичи в лесах – сверх всякой меры. Именно что сверх меры, то есть кабанов брали прямо рядом с возделанными землями, на которые они приходили подкормиться. Пушнина зимой опять-таки. Трав – моря зеленые. Плоховато было только с зерновыми, но их в изобилии привозили из более тёплых краев и продавали дёшево. Никакого смысла самим выращивать. Ну разве что ячмень на пиво. С экономикой базового варяжского княжества Духарев по роду деятельности и родственным связям был в своё время знаком прекрасно. И пусть это время ещё не наступило, но вряд ли сейчас было хуже. Ах да, ещё был оброк, добровольный и не очень, его беловодские князья собирали с земель подданных и тех, которые себя таковыми не считали, да кто их спросит? Придёт в лесную деревеньку или какой-нибудь чудской хутор десяток варягов – и доказывай им тогда, что ты – неподатное сословие. На рынке пацанам интересно. Товары разные, заморские в том числе. Массовики-затейники, пытающиеся привлечь народ ко всяким шутейкам, чтобы потом попросить «от щедрот», прыгуны-плясуны, скоморохи, игры и соревнования… В общем, это только в Детинце праздник завершился вчера, а простонародью только дай повод погулять. Многие из детских тоже участвовали в разных мероприятиях вроде: «залезь на столб и сорви шапку». Никто не преуспел, только извозюкались. Столб был щедро смазан салом. Пока пацаны развлекались, Сергей не без труда, поскольку берёг правую руку, взобрался на дозорную вышку. Отрок, нёсший на вышке караульную службу, не возражал. Детский же, свой. Раз любопытно, пусть поглазеет. Сверху и город, и окрестности, и седая Ладога-озеро – как яблочко на ладошке. Отметил: охватом город Белославль за полстолетия больше не стал. Пожалуй, сейчас он даже пообширнее. И стена, отделяющая Детинец от остального мира, выглядела посвежее. А вот сам княжий терем не изменился. Остался один в один. И пристройки к нему, в которых обитали отроки и детские, и конюшни, и прочие подсобные помещения, вроде бы тоже. Хотя в этом Сергей не поклялся бы. Последний раз в своей прошлой жизни он посетил Белославль задолго до того времени, которое решил условно считать своей кончиной. Вокруг крепости расползался собственно город. Хаотичная застройка с разноуровневыми домами, подворьями и узкими кривыми улочками. Прямой и широкой была только одна. Та, что вела от Детинца к многочисленным пристаням. Боевых кораблей там было пять. И ещё один лежал на берегу, с наполовину просмолённым днищем. Но больших сараев было восемь. Надо полагать, часть Стемидова флота пока оставалась на приколе. Также у причалов стояло семь купеческих судов, три из них, насколько мог судить Духарев, скандинавской постройки. А ещё множество рыбачьих лодок, многие из которых к этому времени уже вернулись с уловом. Их хозяева сейчас разбирали и развешивали сети, а хозяйки занимались собственно уловом. Вдоль берега, расплескивая холоднющую ладожскую воду, носилась стайка детишек, бесштанных ещё, в рубашонках. Оставалось добавить огороды, поля и луга, уходящие к дальнему лесу, – и картинка мирного средневекового города готова. Впрочем, Сергей знал, что мир этот держится исключительно на мечах княжьей гриди. Иначе сюда немедленно заявились бы двуногие хищники. И не факт, что это были бы нурманы. В этом мире нет бесхозной собственности. Разве что – в самых дремучих лесных чащах. Да и то не факт. Духарев помнил, как князь Святослав примучивал лесовиков-вятичей. Никакие чащи не помогли. Пожелав отроку доброго дня, Сергей слез с вышки и присоединился к товарищам, собравшимся теперь на пристань поглядеть на корабли. Пацаны бродили от причала к причалу. Восхищались. Но Сергей видел, что из пяти лодий только три – относительно новые. Остальные, будь это его кораблики, Сергей непременно отправил бы на профилактику. У одного разболталось гнездо мачты, и рукава под вёсла пора было поменять. У другого в паре мест доски обшивки чуток покоробились. Еле заметно, особенно под слоем смолы, однако, если глянуть под правильным углом… И это значило, что гвозди, которыми доски были прибиты к дуге шпангоута, проржавели или сломались. Это был хоть и не очень заметный, но серьёзный дефект. В хороший шторм доски запросто могли разойтись. Это, кстати, был тот самый корабль, что стоял у причала, когда сюда пожаловали нурманы с полоном. – Эй! – окликнул он одного из возившихся на палубе людей. – Иди сюда, покажу что-то! Бородатый мужик, пузатый, но крепкий, лет где-то сорока, полуголый, с татушкой тюленя на руке, выпрямился, глянул на Серегу с удивлением. Всерьёз не принял: – Иди отсюда, малой, – проворчал он. – Не мешай. – Я-то уйду, – сказал Сергей. – Люди куда уйдут, когда в шторм доски рассядутся? – Это где ж они рассядутся? – возразил пузатый. – Что несёшь? Три седьмицы, как днище и борта просмолили. – А ты иди сюда, я покажу. – Ну смотри, малой, – проворчал пузатый, перебираясь через борт и тяжело спрыгивая на причал. – Ежели соврал, я тебе такого леща отвешу… И не гляну, что детский! – Вот здесь, – показал Сергей на рискованное место. – Да нет тут ничего! – заявил пузатый. – Ладно всё. – Отсюда глянь! – потребовал Сергей. – Вот сюда! И ткнул в борт подобранным на причале обломком весла. – Да чего там… Ах ты ж собачий хвост! Пузатый хлопнул себя по ляжкам, а потом поглядел на Сергея едва ли не с восхищением: – А ты глазастый, детский. Зовут как? – Варт. – Ай молодец, Варт! Откуда в кораблях понимаешь? – Так у отца моего три судна было. Он меня и научил. Купец он был.