Ремонтируя пол в одной из комнат на втором этаже, Роальд все не мог перестать думать о своем ночном госте. Ему хотелось бы списать это все на невинные детские шалости, но он не мог. Если ребенок регулярно приходит и крадет у них продукты, кастрюли, бумажные полотенца, значит, он живет в нищете. Но в Корстеде нет нищих семей! Судя по размеру ботинка, Роальд решил, что ребенок небольшого роста и не крупный. Наверное, мальчик. Роальд не мог утверждать, что знает всех детей в городе, но был знаком со многими и поэтому имел представление об их семьях. И ни один из этих детей не мог быть участником истории, развернувшейся на кухне его трактира. Трое сыновей пекаря, конечно, могли бы учудить что-то подобное ради баловства, но устроить кражу со взломом – точно нет. Роальд с трудом мог себе представить, что кто-то из них пролезет в это узкое окно, но еще больше он был уверен в том, что они бы разбудили весь трактир еще на полпути к нему. Это были шумные мальчишки, настолько шумные, что, когда они играли в молчанку, все в округе затыкали уши. Размышляя об этих громких ребятах, Роальд внезапно подумал о том, как хорошо, что у него нет детей, и заранее пожалел бедного учителя, которому однажды придется сражаться с их гормонами. Зато при мысли о дочери полицейского его сердце просто таяло от умиления. Самое чудесное маленькое создание, которое он когда-либо встречал. Всегда в платьице, с косичками, как будто бы жительница домика в прерии, а не желтого кирпичного дома. А какое у нее красивое имя – Лаура. Но кроме сердца Роальда вряд ли Лаура что-то когда-то украла. Тогда кто же это был? Роальд прокручивал в голове все варианты. Он не мог представить, что кому-то из этих детей пришло бы в голову пойти ночью на поиски еды. Ему казалось, что у них дома было все необходимое. А если бы они что-то и украли, родители бы рано или поздно это обнаружили. Роальд не любил распускать сплетни, поэтому и о кражах в трактире никому не говорил. Иногда он, как бы невзначай, спрашивал посетителей, есть ли на острове семьи в тяжелом финансовом положении. Те, кто не может обеспечить себя самым необходимым. Гости в баре почесывали бороды и припоминали жалкую на вид старушку с детской коляской, которая всегда ходит у свалки, болвана со старой фермы с шетландскими пони и трех пьяниц, которые обычно собирались в палатке у паромного лагеря. Однако гости быстро сошлись на том, что все эти люди нищими не были. У пьяниц, очевидно, хватало денег на выпивку, у болвана – на еду, и уж точно сам он ел больше, чем его бедные пони. Старушка так вообще жила в красивом доме с соломенной крышей на повороте к Сеннербю. А в саду у них были аккуратно постриженные кусты и небольшая ветряная мельница. Ее муж – ныне пенсионер – раньше держал книжную лавку. У старушки просто было не все в порядке с головой. На севере Ховедет жила немного странная семья Хордеров. К их дому сложно было подобраться. Глава семейства всегда ездил по округе с разного рода мусором, но только из-за этого их нельзя было назвать нищими, тем более что мусора у него было предостаточно. Его жену тоже сложно было назвать нуждающейся, потому что, по словам почтальона, она была очень толстой. Но ее на юге Ховедет уже давненько никто не видел. Роальд вспомнил, что у Хордеров был ребенок. Был. Все на острове знали, что его дочь утонула в море. Бедняжка. Роальд даже не мог себе представить, каково это – быть родителем и пережить такую трагедию. А за несколько лет до этого Хордеры потеряли еще одного ребенка – с ним тоже произошел несчастный случай. По рассказам Роальд понял, что это был брат-близнец девочки. Как же жестока может быть судьба! Если вы не родились сумасшедшим, то после таких переживаний вы им точно станете. Роальд вспомнил, как гудел полицейский вертолет, который без устали кружил над островом в поисках пропавшей девочки. Но если бы они нашли труп… Наступил момент, когда все хотели наконец найти тело девочки. Рано или поздно надежда умирает, как медленно догорает костер, становясь слабыми тлеющими искрами – желанием просто найти тело. Чтобы на этом все закончилось. Только представьте себе, каково это. По понятным причинам трактирный вор – не дочка Хордеров. Тогда кто? Гном? Роальд отбросил эти мысли и встал из-за стола. Если бы на острове появился голодный гном, испытывающий нежные чувства к упаковочной пленке, то он бы об этом уже знал! «А не выпить ли пива», – подумал Роальд. Он сел за письменный стол. Его взгляд уперся в телефон. Черная трубка-дуга из зеркально-гладкого бакелита послушно лежала сверху. Там, где ее касались масленые пальцы посетителей, трубка была матовой. А некогда прозрачный дисковый номеронабиратель теперь стал серо-коричневым от пыли и грязи. Рядом с круглым отверстием у цифры «4» было написано «HIK». Роальд сделал глоток пива. «HIK». Почему он раньше этого не замечал? Может, потому, что раньше сделать телефонный звонок для него было проще простого. Но не сейчас. Он прекрасно понимал, что надо позвонить в полицию. Да и с главным полицейским у него сложились хорошие отношения – он был отличным парнем, стоило ему только снять форменную фуражку. Роальд медлил. Но почему? Сделав еще один глоток, он почти решился. Он вытер с губ пенку и поставил пустую бутылку на стол. Сначала он все выяснит сам. Незачем поднимать шум, да и у полицейского полно других дел. Ночной гость всегда приходил в трактир с перерывом в несколько дней. Роальд выждал четыре дня. На пятый день он рано лег, чтобы подремать несколько часов и встать к полуночи. Проснувшись, он тихонько прокрался в кухню и стал ждать. На этот раз он приготовил разнообразную приманку и даже достал с полки журналы с Дональдом Даком. Если в трактир заходили дети, то от этих журналов они просто не могли оторваться. Приманку он оставил на кухонном столе. Если бы он мог включить свет, то полистал бы книгу или тот же журнал с Дональдом Даком. Но это было исключено – любой свет был виден в окно. В какой-то момент Роальд задремал и положил голову на стол, а около пяти часов утра резко вздрогнул и проснулся. Но на кухне было тихо, и Роальд поплелся в спальню. Точно так же Роальд провел еще несколько ночей, но никто не пришел. А вот в ночь на вторник произошло нечто странное. В этот раз Роальд сварил себе чашку крепкого кофе в надежде продержаться до утра, поэтому в половине третьего ночи он еще был бодр. Он сидел и думал о счетах, запасах виски, бывших коллегах, бывшей жене, средстве от мышей и ставках на футбол. Ему это даже нравилось – сидеть здесь одному и размышлять, пока все остальные спят. За окном дул сильный ветер. Вывеска у входа раскачивалась и скрипела, а кирпичную стену со скрежетом царапал куст. Вдруг Роальд услышал еще что-то, звук из дальней части здания, непохожий на остальные. Звук был очень приглушенный, но все же Роальд его слышал. Он встал и тихими, медленными шагами стал пробираться туда, где мог затаиться. В углу, рядом с дверью в столовую, он мог спрятаться за высоким шкафом и остаться незамеченным. Он слышал, как ручка от коридорной двери медленно повернулась. Саму дверь он не мог разглядеть. Но он отчетливо видел холодильник. А потом – и мальчика. Роальд замер. Маленькое создание подошло к холодильнику. Хорошо, что последние часы он провел в темноте и его глаза привыкли к ней, иначе он бы ничего не увидел. Но Роальд мог отчетливо разглядеть очертания ребенка. Маленький мальчик, короткостриженый, худой, с большой сумкой, а может – рюкзаком, в руках. Он двигался легко и на удивление бесшумно. Роальд не слышал ни единого его шага. Мальчик не стал включать свет, очевидно, что он знал дорогу к холодильнику. Он приоткрыл его совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы увидеть, что лежит внутри. Сейчас мальчик стоял спиной, и свет из холодильника не выдавал его лица, но Роальду удалось разглядеть темные встрепанные волосы и коричневый свитер в оранжевую полоску. Мальчик вытащил контейнер с едой и закрыл холодильник. В контейнере были остатки вчерашнего ужина Роальда. Мальчик понюхал содержимое. Жаркое из говядины. Пальчики оближешь! Он залез в жаркое руками и попробовал его на вкус, потом убрал контейнер обратно в холодильник. И снова – не издав ни единого звука. Только резиновые вставки холодильника причмокнули, когда закрылась дверь. Мальчик облизал пальцы и повернулся к столу, за которым до этого сидел в ожидании Роальд. Одной рукой он потянулся за журналом про Дональда Дака, и на секунду в небольшом лучике света показался Скрудж Макдак. Потом все снова потемнело. Мальчик поставил на стол рюкзак, взял несколько самых нижних журналов из стопки и убрал их в сумку. Теперь он потянулся к стеклянной вазе с конфетами и захватил горсточку. Лакричные пастилки и мармеладные мишки оказались в боковом кармане сумки. Одной пастилке не хватило места – она шлепнулась на пол и покатилась по плитке. Мальчик притих. Он не двигался и ждал. Роальд – тоже. В доме не было ни звука, поэтому мальчик опустился на корточки и повел рукой в поисках конфеты. Найдя ее на ощупь, он запустил ее прямиком себе в рот. Хочет ли он взять что-то еще? Пойдет ли на склад? Роальд решил не выдавать себя прямо сейчас. К своему собственному удивлению, он наблюдал за своим скромным гостем не только с любопытством, но и с невероятной нежностью. Было что-то трагичное в том, что для этого ребенка происходящее уже вошло в привычку. Роальд не злился – он сочувствовал и восхищался. Теперь же мальчик начал – очень осторожно – изучать содержимое ящиков и шкафов. Время от времени в комнате появлялся еле уловимый луч света. И снова пропадал. Некоторые вещи из ящика плавно перекочевали к мальчику в сумку. Роальд пытался угадать, что именно. Может быть, кухонный венчик? Еще, кажется, две прихватки. Или одна. Наконец гость поднял сумку и пошел обратно к двери. Роальд думал, как же ему поступить. А может, перестать прятаться? Выйти из-за шкафа прямо сейчас? Но если он сделает это, то напугает ребенка до смерти. Тогда лучше дождаться, когда мальчик полезет в окно. Какого черта у ребенка есть план, а у него – нет? Мальчик пропал из поля зрения Роальда. Послышался тихий скрип – значит, кто-то открыл и закрыл дверь. Роальд услышал какой-то звук из коридора – где-то между дверью и складом. Если бы он не ждал этого звука, то никогда в жизни бы его не заметил. Словно просто подул ветер. Роальд все еще стоял за шкафом и собирался с мыслями. Наконец он вышел. Прекрасно понимая, что воришка сейчас опустошает склад, Роальд не пошел в сторону двери и коридора. Он прошел через другую дверь, прямиком в холл трактира, а затем – к двери главного входа. Он двигался бесшумно, как никогда прежде, но все же был рад, что гул ветра немного его прикрывает. Он очень осторожно закрыл за собой входную дверь и притаился около трактира в ожидании своего гостя. Вокруг не было ни души. Только рядом на клумбе покачивались от ветра кусты, а их тени отражались в свете уличного фонаря. На дороге тоже было тихо. В это время суток редко кто выходил на улицу. Роальд тихо пошел вдоль трактира, завернул за угол, чтобы видеть задний двор и открытое окно подвала. Свет уличного фонаря сюда уже не доставал – на дорогу и дом свой слабый свет проливала луна. Что-то выпало из окна. Судя по всему – туалетная бумага. Двенадцать рулонов, которые вполне могли застрять в окне. Потом выпал… какой-то сверток? Да, должно быть клеенчатая скатерть. Потом выпала сумка. Наконец показались две худенькие ручки в полосатом свитере. А теперь – и сам ребенок. Полностью выбравшись из окна, он прикрыл его, взвалил на спину сумку, поднял все рулоны, свернутую скатерть и поспешил по асфальтной дороге. Роальд следил за ним, но так и не смог показаться. Тогда он решил пойти за ним вслед. В полной темноте. Мальчик не бежал, но и не шел. Он как будто бы парил над землей. Роальд сразу же вспомнил о полевых работниках, например в Азии, которым приходится долго переносить на своих плечах тяжелые грузы. Но больше всего Роальда удивляла не походка, а направление. Ребенок шел на север. Значит, он живет в одном из тех домов на окраине? Роальд не знал, что там есть дети такого возраста. Дорога к северу от Корстеда не была освещена. На мгновение Роальд задумался, а стоит ли ему идти дальше, ведь ему предстоял путь в кромешной темноте. Но на небе светила луна, словно золотистая саб ля, и отражала далекие лучи солнца. Пусть совсем слабо, но они светили. Достаточно для того, чтобы Роальд не упустил это маленькое создание из виду. А что, если маленькое создание заметило Роальда? Он не хотел испугать ребенка. Роальду повезло, что дорога была извилистая и с зарослями с обеих сторон. Так у него была возможность скрыться, в случае если ребенок вдруг его заметит. Кроме того, Роальд понял, что не поспевает за ним. «Здоровый, как бык», – подумал Роальд. Через некоторое время зарослей стало меньше, появились одинокие дома и немногочисленные уличные фонари. Роальд заметил, что ребенок тоже избегает света – от одного фонаря он свернул в поле. Роальд пошел за ним. Где-то посередине поля ему пришлось остановиться, чтобы отдышаться. Тем временем мальчик исчез в темноте. Неужели он и правда идет на Ховедет? Дорогая Лив, Недавно ты начала было рассказывать мне о каких-то ловушках, которых тебе нужно остерегаться, но резко замолчала. Меня это беспокоит. О каких ловушках ты говоришь? Что ты скрываешь от меня? Ох, если бы ты только сейчас могла прийти и побыть со мной немного. Я так скучаю по тебе. С любовью, мама. Навсегда Йенс Хордер держал в руках свою новорожденную дочь. Он вышел из удушающей спальни в тесный коридор, спустился вниз по лестнице, которая с каждым шагом становилась все меньше и меньше, и вышел из дома, который давил на него со всех сторон. Он прошел через двор, где лучики света тщетно пытались прорваться сквозь лес ценного мусора, и смог вдохнуть, лишь прорвавшись через огромную свалку по узкому проходу, похожему на кроличью тропинку в высокой траве. Он зашел в мастерскую, положил ребенка, завернутого в ватное одеяло, на свой верстак. Ребенок не кричал. Йенс тоже перестал кричать. Он был спокоен и сосредоточен. И выглядел как трехсотлетний старик. Когда Лив зашла в мастерскую, Йенс уже помыл малышку. Не задавая вопросов, Лив сделала так, как он сказал, – вынесла тазик на улицу и вылила из него воду. Потом налила в него еще воды из колодца. «Это для того, чтобы вымыть руки», – сказал ей отец. Поэтому Лив сходила на кухню и принесла мыло. И пустые банки из-под варенья. А еще – все пакеты с бинтом, что у них были. Она помогла Йенсу донести мешок с солью, зажгла горелку и начала очищать смолу, как он учил. Отец сказал, что это все пригодится позже. Кроме банок из-под варенья и соли – они нужны сейчас. Она искала глазами Карла, но его нигде не было. Лив пыталась вести себя спокойно, но на самом деле ей было очень страшно. Она не понимала, что происходит. Ей ведь еще не было трехсот лет. Лив принесла кухонный нож, села у горелки и принялась обжигать его. «Надо спросить у папы», – думала девочка. Но она не решалась. Она открывала рот, но без толку – не получалось ни вдохнуть, ни вымолвить хоть слово. Она зашла вслед за ним в мастерскую. Он вел себя так, будто бы ее не было, будто бы он ее даже не видел. Как будто это не она, а Карл. Лив видела только край одеяла, неряшливо свисавшего с края верстака. А еще она увидела пару босых ножек, таких крошечных, даже меньше, чем у нее. Стоявшая рядом лампа бросала на них горячий свет. Но они не выглядели теплыми. Карл так и не пришел, и она не знала, остаться ей или тоже уйти. Отец стоял у верстака и тяжело дышал. Маленькие пальчики на одеяле не двигались. Она подошла ближе, встала напротив отца и посмотрела на него. Он не видел ее. Он не сводил глаз с одеяла. Вдруг он задышал по-другому, как будто в воздухе летала строгальная стружка и попадала ему в нос. Лив даже захотела помочь ему сделать вдох, вдохнуть вместе с ним – или прогнать то, что мешало ему дышать. Или взять и убежать с ним в лес. Они давно там не были. Воздух в лесу был явно лучше, чем в мастерской… и уж тем более лучше, чем дома или в контейнере. Как же она скучала по лесу. Лив не знала, что ей делать.