Увидев Эльсе, девочка вдруг остановилась. – А это еще кто? – спросила она и показала на бабушку, одновременно с недоверием и любопытством. Но больше – с недоверием. Эльсе хотела ответить, но Йенс прервал ее. – Эта женщина поживет у нас некоторое время. Так что там с барашком? Девочка вытаращила глаза. Было ясно, что к гостям, которые остаются с ночевкой, она не привыкла. – Что с барашком, Лив? – Он опрокинул одну из… Пап, а где она будет жить? Лив не могла отвести взгляд от незнакомки, которая некоторое время будет жить у них. А у Эльсе при виде внучки ком подступил к горлу. Девочка, слава богу, выглядела здоровой. Она была больше похожа на отца, чем на мать. В ней не было ни грамма лишнего веса, волосы были подстрижены коротко, а глаза – темные и глубокие. По ее движениям и одежде можно было подумать, что это мальчишка. На ней были поношенные джинсы, которые, по-видимому, очень давно не стирали; кожаные ботинки, которые когда-то были белыми, просто их давно не чистили, и дырявая блузка. В кожаном чехле, пристегнутом к ремню, висел перочинный нож, так естественно, словно все дети носят такой, и судя по затертой рукоятке – она им часто пользовалась. – Эта женщина остановится в белой комнате. Я могу отнести ее вещи, а потом схожу проверить барашка. А ты пока можешь отвязать лошадь и прогуляться, если хочешь. Лив повернулась и радостным галопом поскакала выполнять поручение, а Йенс живо схватил сумки матери и понес их в самую дальнюю комнату дома. Эльсе не отводила от него взгляд. – Пойду поставлю кофе, – донеслось где-то позади. Это была Мария, которая тяжелыми шагами поплелась к дому. Эльсе подумала, что мусор, вероятно, может быть свален и в комнатах, и очень боялась, что ее подозрения подтвердятся. В белой комнате она едва нашла место для своих сумок, да и ничего белого там уже не было, поскольку вещи высоко громоздились вдоль стен. Та роскошная кровать, которую когда-то изготовил Силас, стояла за недоделанными изделиями из мастерской и чем-то очень похожим на хлам со свалки. Тут было все: банки, люстры, лыжи, подушки, старые картинные рамы. И все это – в плачевном состоянии. «Зачем им все эти вещи?» – спрашивала себя Эльсе. Сначала Эльсе думала попросить у Йенса разрешения переехать в свою старую комнату на втором этаже, но, увидев, в каком она состоянии, – расхотела переезжать. Во всяком случае, лес мусора в белой комнате был лучше лосиной головы, которая испуганно таращилась на нее и висела прямо перед кроватью. Очевидно, что мест, поддающихся уборке, на Ховедет не осталось. Свет и воздух Я заперла лошадь в сарае и хотела, как обычно, насладиться этим счастливым моментом, когда мы с Карлом могли расчесать ее и погладить, но в тот день я не придумала ничего лучше, чем просто сидеть и наблюдать за тем, как она ходит и топчет землю. Я никак не могла выкинуть из головы эту женщину. Еще никогда такого не было, чтобы кто-то просто появился у нас на пороге и переехал в нашу комнату. Иногда с главного острова приезжали люди, которым нужно было что-то починить, но теперь это происходило все реже, и они все равно потом тут же уезжали домой. Папа говорил, что он лучше бы сам забирал и отвозил эти вещи хозяевам. Он им не доверял. Я им тоже не доверяла. Я доверяла папе. Вместо того чтобы принимать покупателей у нас дома, он стал отвозить рождественские елки на небольшой участок гравийной дороги на выезде из Корстеда и продавать их там. По-моему, в последний раз он продавал елки на прошлое Рождество. Потом он решил, что пусть все растет само по себе. Незнакомка была очень старой, с маленькой сумочкой в руках, в пальто с блестящими пуговицами и белыми волосами. Таких женщин мы видели только на главном острове. Карл их немного побаивался из-за слишком белых волос, но он никому об этом не говорил, кроме меня. Я его успокаивала и повторяла ему папины слова: «Белые волосы – это естественно. У всех нас когда-нибудь такие будут, если только мы не умрем раньше». Мы с Карлом внимательно рассматривали волосы друг друга, а еще внимательнее – папины и мамины. До того как приехала незнакомка, которая оказалась нашей бабушкой, мы еще не находили на Ховедет ни одного белого волоска – если, конечно, не считать животных и того мужчины на трехколесном велосипеде, который приехал, чтобы попросить папу сделать урну для его жены и трубку для него. Мне кажется, что белые волосы как трава – начинают больше расти, если их сначала коротко подстричь. Во всяком случае, мы заметили, что у папы стало больше белых волос, с тех пор как к нам приехала бабушка. Они, конечно, выросли не за один день, но с каждым днем их становилось больше. Я заметила, что наутро после ее приезда, когда они говорили обо мне на кухне, у папы появилось много белых волосков среди темных. И даже на бороде. Карла это даже немного испугало. Это случилось прямо накануне Рождества. Впрочем, то была лучшая осень в моей жизни. Как-то раз мы с папой вместе пошли ловить речных камбал. Мне впервые разрешили пойти на рыбалку, и я никак не могла дождаться, когда смогу сама ловить рыбу и радовалась тому, что это время мы проведем с папой вдвоем. В лодке мы говорили обо всем на свете. Он рассказал мне, что глубоко под водой рыбы не тонут, но если вдохнут воздух – задыхаются. Мне казалось, что все как раз наоборот. Еще папа рассказал, что, убивая рыб, мы им помогаем, иначе они задохнутся без воды. Когда мы поймали красивую тонкую камбалу с двумя кривыми глазами, он показал мне, как это сделать. Он ударил рыбу по голове специальной палкой. Сначала я подумала, ничего страшнее я в жизни не видела. – Вот, Лив. Теперь она мертва, – сказал он потом. Но как же она могла быть мертвой, если она все еще дергалась. Я испуганно показала на нее и открыла рот, хоть и не могла ничего сказать. – Она дергается из-за нервных окончаний, – сказал папа. – Это естественно. Она уже точно мертва, и обещаю тебе, что она ничего не чувствует. Мы сделали для этой рыбки все, что могли, поэтому с чистой совестью можем съесть ее на ужин. – Но, папа… – Что? – Она же вернется обратно? – Обратно? – Да, как листья… и трава. Ты же говоришь, что все возвращается. Папа посмотрел на воду. Он курил трубку, и в нашей лодке стоял чудесный аромат дыма и моря. – Да, рыбка тоже вернется обратно. Я подползла к нему чуть ближе, устроилась у его ног, вдыхала запах дегтя и слушала скрип дерева. За краем лодки виднелось синее небо и недвижные комочки-облака. Моря мне не было видно, но я знала, что оно там, сразу за скрипящими досками. – Вернется как новая рыбка? – спросила я. – Может быть. Или как кто-то еще. – Кто-то еще? Морская камбала? – Почему бы нет. – Или кролик? Или… или, может, как человек? Я повернула голову, чтобы поймать взгляд отца, но все, что я увидела, – сплошную бороду и голову на трубке. Я не уверена, но, может быть, он пожал плечами, во всяком случае, ничего странного он не сказал. – Лив, возможно, однажды кто-то расскажет тебе о Боге. – Бог? Тот, который похож на морского дракона? – Да нет же, не рыба. Это… как тебе объяснить… Многие люди верят в человека, который сидит на небе и все решает. – На небе? – Я перевела взгляд с бороды на облака. – А как он выглядит? – спросила я и начала высматривать его в небе. – Я не знаю. Говорят, у него длинная белая борода. Карла бы это не обрадовало. – Длинная белая борода… в небе? – переспросила я удивленно. – Да, это сложно объяснить. Но то, что я говорю тебе об этом, еще не означает, что эти люди правы. Я не верю в Бога. – Он врет? – тогда я уже хорошо знала, что врать – плохо, только если это не было необходимо. – Нет, я просто не верю, что он вообще существует. – Я никогда никого не видела в небе, поэтому я тоже не верю, что он там есть, – уверенно сказала я. – Но я верю, что вон там летит чайка! Борода развевалась от ветра, и мне удалось увидеть папины глаза. – Именно. Мы с тобой верим в чаек. Я улыбнулась. Потом я достала свой перочинный нож из чехла и подняла к свету так, чтобы он засверкал на солнце. На ноже была выемка, которую мне нравилось разглядывать. Мы нашли его в доме продавца велосипедов, как и другие полезные вещи. Разные крышки, например. А еще фонарь, сломанный зонт от солнца и пакетик лакрицы. Мы сидели и ждали. – А мама тоже не верит в этого человека? Ответ я так и не получила, потому что крючок зашевелился, и мы стали поднимать новую камбалу. В этот раз папа разрешил мне самой убить ее, и, по его словам, у меня отлично получилось. Когда мы поймали еще пару рыбин, папа, к моему сожалению, стал убирать удочку. – Нельзя брать у природы больше, чем нужно, – объяснил он. – Если мы выловим всю рыбу, в следующий раз нечего будет ловить. Я все поняла и посмотрела на наш улов. – Раз, два, три… четыре камбалы. По одной для каждого. Папа улыбнулся и показал мне крючок, свисавший с лески.