– В нашем селе трамваи не ходят, разве что трактора СТЗ-З! – Так то ж вообще жуть! – с наигранным испугом воскликнул Овечкин и скорчил выразительную гримасу. – Гусеницами вжик-вжик – и привет! – Ох, веселый ты человек, Андрей! – рассмеялся Сергей. – Позитив так и хлещет, извини за высказывание, изо всех щелей! – А иначе никак, мой друг! По-другому кранты! – Только не всегда понятно, шутишь ты или говоришь всерьез! – Ничего, со временем разберешься! – ухмыльнулся Андрей, с удовлетворением про себя отметив, что юноша уже вполне освоился и «тыкает» старшему товарищу без особого напряга. Придя к данному выводу, Овечкин решил сменить тему беседы. – Сейчас я тебе расскажу, Сережа, как на фронт попал! – лукаво прищурившись, произнес он. – Зуб даю, скучно не будет! – Внимательно слушаю, мой командир! – отчеканил Поздняков, тем самым частично копируя поведение Андрея во время его вчерашнего разговора с капитаном Набойченко. – Значит, вот как было дело, – начал старшина, сделав вид, что не заметил подколки со стороны Сергея. – Когда грянула война, я работал на авиазаводе, ну, ты в курсе, и мне дали бронь. Но я мужик-то здоровый и не собирался отсиживаться в тылу! Потом просто не смог бы людям в глаза смотреть! В общем, пошел к директору завода… – Орлы, хватит лясы точить! Время не ждет! – послышался бодрый голос Набойченко, вынудивший Андрея прервать свое повествование. – Ладно, потом поболтаем! – сказал он и заговорщицки подмигнул Позднякову. – Негоже заставлять Анатольевича ждать, а то на ужин еще опоздает!.. Поднявшись с дерева, напарники двинулись к ожидавшему их командиру. Не доходя трех шагов, Сергей попытался было принять строевую стойку, но капитан характерным жестом остановил юношу. – Наслышан я о ваших свершениях, хлопцы, наслышан! – воскликнул Набойченко, дружески пожимая руки снайперам. – Витя Степанов мне все уже в красках живописал! – Это Сергей Сергеевич расстарался! – без тени иронии произнес Овечкин. – Уложил в «Хорьхе» водителя, еще одного немца в машине и двоих фрицев на берегу! – Да я, вроде, как все, – отчаянно засмущавшись и чувствуя, что краснеет, пробормотал Поздняков. – А фашиста в траншее мы вместе с товарищем старшиной подстрелили… – Нет, ты пальнул раньше, я видел! – категорично заявил Андрей и, улыбнувшись, погрозил юноше пальцем. – Не скромничайте, уважаемый Вильгельм Телль! Начальство должно знать героев в лицо! Вконец растерявшись от сыплющихся на его голову похвал и не понимая, что в такой ситуации нужно говорить, Сергей молча развел руками и опустил глаза. Ему было чрезвычайно неловко, хотя он и сам не осознавал, почему. Но тут на помощь юноше пришел капитан, очевидно, прочувствовавший состояние Позднякова. – Ладно, Андрей Вениаминович, хватит парня в краску вгонять, – сказал Набойченко, взглядом остановив явно готового продолжать свои хвалебные речи старшину. – Уверен, у тебя еще будут для этого поводы, и не раз! В хорошем смысле, конечно! – Как скажете, товарищ капитан! – ничуть не обидевшись и продолжая улыбаться, откликнулся Андрей. – Пока вы ходили на задание, у нас тут кое-что случилось, – продолжил Набойченко, круто изменив направление разговора. – Получен приказ из штаба фронта о переброске нашей дивизии на левый фланг армейской группировки. Официальная версия – плановая ротация частей и все такое, не суть! Короче, через пару деньков всем надлежит быть готовыми к переезду, а посему, ребята, мотайте на ус! – Вот обрадовали так обрадовали, Геннадий Анатольевич! – моментально изменившись в лице, расстроенно воскликнул Овечкин. – Как же так получается, едрена мама? Только здесь обжились, обосновались, можно сказать, корни стали пускать – и на тебе, опять на новое место валить! В чем хоть истинная причина-то, а? – Не ко мне вопросы, Андрей! Хочешь, сам в штаб смотайся и расспроси их, что и зачем! – Издеваетесь, товарищ капитан, – скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес старшина. – И не думал! – покачал головой Набойченко. – Я ведь тоже не в глубоком восторге, но приказ есть приказ! И мы будем его выполнять! – Так никто и не спорит! Просто, – Овечкин замялся, подбирая нужные слова, – все как-то сразу и неожиданно! – Ну, прости! – мягко улыбнулся капитан, наклонив голову вбок. – Да это я чего-то завелся ни с того, ни с сего! – понуро сказал Овечкин. – И что на меня нашло, Анатольевич, не возьму в толк! – Ты просто устал, Вениаминович, морально вымотался! – Похоже на то! – согласился Андрей. – И поэтому вы, товарищ старшина, под чутким руководством сержанта Позднякова сейчас возвращаетесь в свою землянку и ложитесь спать зубами к стенке! Но сначала обязательным порядком употребите внутрь минимум полкружки спирта! – скомандовал капитан и рассмеялся. – Слушаюсь, товарищ лучший командир роты! Разрешите выполнять? – моментально преобразившись, скороговоркой выпалил Овечкин. И, не дожидаясь ответа Набойченко, схватил за локоть Позднякова и потащил за собой. Сергей вновь, хоть и значительно меньше, чем накануне, удивленный довольно своеобразной манерой Овечкина вести разговор с капитаном, не сопротивлялся и, погрузившись в собственные мысли, покорно шел следом. Что касается Геннадия Анатольевича, то он, интуитивно почувствовав некий подвох в заключительных словах старшины, замер на месте и сосредоточенно пытался сообразить, что же его беспокоит в этих двух сказанных Андреем фразах. Когда же до него, наконец, дошло, оба снайпера были уже далеко! – Ах ты, жук языкастый, балагур хренов, – тщетно пытаясь сдержать расплывающуюся по лицу улыбку, прошептал капитан. – Ну, ничего, я тебе покажу «товарищ лучший командир роты»! Точно будешь изучать у меня матчасть!.. * * * …Через несколько дней после описанных выше событий батальон майора Деменева, в состав которого входила рота капитана Набойченко, перебазировался на двадцать километров южнее. Прибыв на новое место, бойцы принялись обустраиваться в добротных блиндажах, сооруженных их предшественниками на окраине давно оставленной мирными жителями наполовину разрушенной деревни. Сразу за околицей начинались траншеи полного профиля, соединенные между собой, а также с затянутыми маскировочными сетями минометными окопами и уже упомянутыми блиндажами и извилистыми ходами сообщения. Что касается противника, то позиции частей вермахта располагались на удалении чуть более одного километра от нашего переднего края, и противоборствующие стороны разделяло лишь густо покрытое воронками и усеянное остовами подбитых танков и бронемашин зарастающее бурьяном поле, являвшееся молчаливым свидетелем гремевших здесь в начале весны кровопролитных ожесточенных боев… …Сейчас же, в теплый июньский полдень, все вокруг было тихо. И в то время как подчиненные налаживали свой скромный фронтовой быт, комбат Деменев вместе с командирами рот, поочередно сменяя друг друга возле установленной на наблюдательном пункте стереотрубы, изучал местность, пытаясь, хоть и с погрешностью, определить приблизительное количество и расположение сил и огневых средств неприятеля. – Что скажешь, Ефим Данилович? – оторвав глаза от блокнота, в котором он делал некие пометки, спросил майор Деменев, обращаясь к высокому сутулому капитану Самохину, как раз уступившему свое место у стереотрубы Геннадию Набойченко. – Да, в общем, кроме того, о чем уже рассказал командир третьей роты, я ничего нового вроде и не увидел, Дмитрий Иванович, – пожав плечами, задумчиво ответил Самохин. – Разве что те деревья, которые за кустами около сгоревшей грузовой машины вповалку лежат, странные они какие-то… – А что в них такого необычного, Ефим Данилович? – встрепенувшись, задал вопрос перекуривавший в сторонке старший лейтенант лет двадцати пяти, выделявшийся среди остальных присутствующих ярко-рыжей шевелюрой. – Снарядом, наверняка, и срубило! Может быть, тем же самым, что и в грузовик попал! – Не скажи, Пал Палыч, не скажи, – покачал головой Самохин, адресуя свои слова рыжеволосому старшему лейтенанту, как раз и являвшемуся командиром третьей роты. – Больно удачно они упали, да и просвет между ними уж очень на амбразуру похож! Скорее всего, фрицы там оборудовали еще одно пулеметное гнездо! – Значит, втроем мы насчитали десять пулеметных точек! – подытожил комбат, жестом остановив Пал Палыча, который был явно готов продолжать дискуссию на тему поваленных деревьев. – Осталось узнать авторитетное мнение Геннадия Анатольевича! – И вы его сейчас услышите! – оторвавшись от стереотрубы, рассмеялся Набойченко. – Только предупреждаю – можете обидеться! Я ведь режу правду-матку прямо в лоб! – Ничего, потерпим! Не впервой! – улыбнулся Деменев. – Тогда слушайте, – посерьезнел Геннадий. – Немецкие траншеи, огневые точки – это все, конечно, хорошо! Но почему никто из вас, уважаемые коллеги, не обратил внимания на то, что само так и бросается в глаза? Я имею в виду танки, размещенные в специально вырытых для них окопах! Семь штук на левом фланге гитлеровской обороны и четыре на правом! – Так я же говорил про них! – недоумевающе воскликнул Пал Палыч. – И точное количество назвал! В чем ошибка, не пойму? – Действительно, Гена! Мы все их видели и по башням со стволами подсчитали! Хоть они сетками и укрыты, но при любом раскладе выходит одиннадцать единиц, не больше и не меньше! – с удивлением произнес Самохин, на уровне подсознания все же начиная догадываться, что где-то допустил промашку – Да нет, насчет одиннадцати я согласен, – кивнул головой Набойченко, – но только не танки это, а отлично исполненные макеты! – Почему ты так думаешь? – отрывисто спросил командир батальона. – У них башенные люки у всех закрыты, и это в такую-то жару! – улыбнувшись, сказал Набойченко и, будто подтверждая собственные слова, вытер тыльной стороной ладони проступившие на лице многочисленные капли пота. – Ну-ка, дай взгляну, – Деменев быстро шагнул к наблюдательному прибору и наклонился к окулярам стереотрубы. Где-то с полминуты он молча изучал оборонительные порядки фашистов, а затем, обернувшись к своим подчиненным, произнес: – А ведь действительно все укупорено, словно в закатанной консервной банке! Не стали бы фрицы у себя в танках парилку устраивать, Анатольевич прав! – Разрешите вопрос, товарищ майор? – поднял вверх руку командир третьей роты. – Конечно, Пал Палыч, задавай, – откликнулся Деменев. – А зачем фашистам нужны макеты? Немцы не идиоты и люди рациональные, они должны осознавать, что наши пушки разнесут эти конструкции за пару минут! И вся проделанная работа накроется медным тазом! – Думаю, подобным образом они отвлекают наше внимание от настоящих танков, которые спрятаны где-то неподалеку! Возможно, что я не прав, но одно знаю точно – резон у гитлеровцев, безусловно, есть, тут к бабке не ходи!.. Сделав короткую паузу, командир батальона наморщил лоб, будто стараясь поймать некую ускользающую мысль, потом неопределенно махнул рукой и несколькими фразами подвел под состоявшимся разговором черту: – Ладно, мужики, на сегодня хватит! Возвращайтесь в расположение своих рот и займитесь текущими делами! Жду вас завтра в десять ноль-ноль здесь на КНП, будем дальше противника изучать! Все свободны! И, повернувшись к Набойченко, добавил: – А ты, Геннадий Анатольевич, задержись!.. …Когда Самохин с Пал Палычем покинули командирский наблюдательный пункт, Деменев подошел к устроившемуся на грубо сколоченной лавке капитану и присел рядом. Некоторое время оба молчали. Набойченко размышлял о своем, машинально теребя пальцами незажженную папиросу, а Дмитрий Иванович, приоткрыв рот и даже немного высунув язык, что-то напряженно черкал карандашом у себя в блокноте. Судя по страдальческой гримасе, не сходившей с раскрасневшегося лица, и бьющейся на виске жилке, данное занятие не доставляло особого удовольствия майору. И когда он, наконец, закончив писанину, отложил в сторону блокнот, то из его груди вырвался вздох облегчения, по громкости и тональности больше напоминавший гудок приближающегося к железнодорожной станции паровоза! От подобного звука девяносто девять человек из ста наверняка подпрыгнули бы на месте, однако капитан Набойченко в их число точно не входил! Он всего лишь неторопливо повернул голову и ровным голосом спросил: – Вы что-то сказали, Дмитрий Иванович? При этом выражение лица командира роты также оставалось спокойным и невозмутимым.