– Нет, Геннадий Анатольевич! Я просто эмоции таким способом выражал! – отшутился Деменев. – Ясненько, – протянул капитан. Отработанным движением он извлек из кармана спички и, обнаружив, что коробок пустой, с легким оттенком грусти сказал: – Кажется, подымить не удастся! – Не переживай, здоровее будешь! – почесав гладко выбритую щеку, улыбнулся комбат. – Так ведь тянет, Иваныч, почти два часа уже не курил! – А ты совсем бросай! Ну что за радость дым глотать, а потом кашлять, никак в толк не возьму! – Это не радость, привычка, – развел руками Набойченко. – Так отвыкай! – воскликнул майор. – Бери пример с меня или с этого, новенького, Позднякова! Кстати, как он? – Хорошо! Пятерых фрицев на свой счет записал! – То есть пороху понюхал? – Несомненно, – кивнул головой Набойченко. – И старшина Овечкин парнем доволен! Нахваливает без устали! – Похоже, твои орлы сработались! – с удовлетворением произнес Деменев. – А что это значит? – Что в первой роте вновь есть снайперская пара! – сказал капитан. – Совершенно верно! И посему, коль скоро на фронте временное затишье и до наступления еще далеко, я решил отправить твоих вольных стрелков на ничейную полосу! Пусть гитлеровцам в окопах нервишки пощекочут! – Это можно, Дмитрий Иванович! Но только ребятам необходимо изучить обстановку, выбрать места для огневых позиций… – Само собой, дальше не продолжай! – прервал Набойченко комбат. – Я понимаю, что спешка абсолютно недопустима! Поэтому жду тебя сегодня с ними в пятнадцать часов здесь, на КНП! Вместе и покумекаем, что к чему! – Мы будем минута в минуту, – просто ответил капитан… Глава 5 …Лейтенант Гюнтер Хаген сидел на траве и, подняв голову, отрешенно смотрел, как по бездонному голубому небу величаво плывут невесомые пушистые облака. Настроение у лейтенанта было, мягко говоря, крайне скверным. Час назад он вернулся из полевого госпиталя, где находился его брат, раненый во время нападения русских диверсантов, и увиденное оставило в душе у Гюнтера неизгладимый давящий осадок… …Герман Хаген лежал без движения на кровати, все его тело было обмотано бинтами. Говорить он не мог, и лишь едва заметно шевелящиеся на бледном лице обескровленные губы да полные страдания глаза давали понять, что это живой человек. Пожилой врач, с которым беседовал лейтенант, перехватив медика во время планового обхода, исключил вероятность у Германа летального исхода, но в прогнозах на полное выздоровление был весьма сдержан. – Ранение в плечо болезненное, но не опасное, – усталым голосом отвечал доктор на волнующие Гюнтера вопросы, – а вот другая пуля вошла точно в грудь, и вашему брату, молодой человек, очень повезло, что противник, судя по характеру ранений, стрелял в него, стоящего на земле, сверху вниз, возможно, с бронемашины или грузовика. Именно по этой причине жизненно важные органы чудесным образом не были задеты. Если бы пули выпустили с высоты человеческого роста, то при угле возвышения оружия, стремящемся к нулю, фельдфебеля Хагена уже ничто бы не спасло… Врач умолк, переводя дух, но, видя, что лейтенант с нетерпением ждет продолжения, затягивать паузу не стал. – Мы извлекли пули, прочистили и обработали раневые каналы, наложили повязки, – продолжил он. – Когда Герману станет лучше, отправим его в глубокий тыл. Восстановление может занять несколько месяцев, если не полгода. Здесь все зависит от организма, но вы должны понимать, что такие ранения бесследно не проходят… Поговорив еще немного, они расстались. Доктор, сославшись на занятость, вернулся к пациентам, а Гюнтер отправился в расположение своей части. Будущей ночью лейтенанту предстояло опасное задание – вместе с подчиненными скрытно подобраться к переднему краю русских и захватить «языка». И сейчас, устроившись на траве и памятуя, что для успешного выполнения боевой операции голова должна быть ясной, он старался привести мысли в порядок, вытеснив из черепной коробки весь скопившийся в мозгу за последние несколько часов негатив… * * * …Незаметно опустившаяся на землю июньская ночь была тихой и ясной. В прозрачном воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. А на темном безоблачном небе мерцали тысячи далеких звезд. Большая растущая луна плавно взбиралась по небосводу, освещая холодным бледно-желтым сиянием застывшие на поле и отбрасывавшие причудливые тени остовы танков и бронемашин. Сержант Поздняков, постелив на траву ватник, лежал под днищем «тридцатьчетверки», лишившейся вследствие прямого попадания артиллерийского снаряда в ходовую часть правой гусеницы ленивца и двух опорных катков. Глаза слипались, и Сергей, борясь с обволакивающим разум сном, вспоминал диалог, произошедший между ним и старшиной Овечкиным в траншее на переднем крае, где напарники после захода солнца коротали время в ожидании возвращения саперов, проделывавших в минном поле проход для снайперов… – Когда займешь позицию, то помни, что впереди еще почти целая ночь, пусть и короткая, но тем не менее! – с расстановкой говорил Андрей. – Тут и звуки кажутся громче, и разносятся они дальше! Поэтому делай все аккуратно и не торопясь! В смысле не размахивай между гусениц винтовкой, не бейся макушкой о нижний люк, при еде не чавкай, а если заснешь, то не храпи, как дрыхнущий в пещере злой великан! …Старшина, как легко догадался Сергей, нарочно облекал в достаточно шутливую форму некоторые свои высказывания и слова. Его расчет был простым – Поздняков малый неглупый и главный смысл услышанного от старшего товарища, безусловно, поймет, а небольшая порция юмора, что называется, для поддержания хорошего настроения перед серьезным делом еще никому не приносила вреда… – Я это к тому, – продолжал Овечкин, – что некоторые фашисты, причем в большом количестве, имеют привычку болтаться где ни попадя в темноте и могут случайно на «твой» танк набрести! Ежели их почуешь, то слейся с землей, прикинься бревном или еще чем угодно, лишь бы тебя не засекли! Иначе труды саперов по снятию и установке мин, предстоящее нам с тобой вскоре продолжительное ползанье на брюхе в то время, когда нормальные люди уже спят, а также переживания уважаемого капитана Набойченко, который, без сомнения, курит сейчас одну папиросу за другой и губит свое здоровье, – все это пойдет коту под хвост!.. – А если немцы не меня, а тебя обнаружат, тогда что? – поддел Овечкина Поздняков. – Ну, подобное развитие событий, мой юный друг, маловероятно! – улыбнулся старшина. – Андрей Вениаминович калач тертый, гитлеровцев издалека заметит и что затем сделает? Тут он выдержал театральную паузу, пристально глядя сержанту в глаза. – Что? – переспросил Сергей. – Залезет через люк запасного выхода внутрь танка и затаится там, словно мышь! – весело рассмеялся Андрей. – А вдруг этот люк будет закрыт? – не унимался Поздняков. – Не будет! – уверенно произнес старшина. – Кстати, экипаж «тридцатьчетверки», которую ты выбрал в качестве укрытия, судя по характеру повреждений танка и другим косвенным признакам, выжил после попадания снаряда и покинул обездвиженную машину именно через пресловутое отверстие в ее днище! Так что прими информацию к сведению! И вообще, прекращай задавать провокационные вопросы и слушай, что я тебе дальше скажу! – Я весь внимание! – улыбнулся сержант. – Вот и чудненько, значит, продолжу! Если ночь пройдет все же спокойно, тогда и дальше лежим и наблюдаем, как фрицы проводят свой утренний моцион! Пущай они умоются, побреются, сделают гимнастику, короче, выполнят все процедуры согласно утвержденному ихним начальством графику. Немцы педанты и не станут нарушать заведенный порядок без каких-либо веских причин. А поскольку все кругом будет тихо, то заодно и бдительность у наших врагов немного притупится! Мы же начнем работать в десять ноль-ноль, предварительно выбрав цели в своих секторах. Запомни, в десять утра, не раньше! Правда, если до этого часа на горизонте появится, скажем, оберст или генерал, то смело жми на курок! Сам понимаешь, такую крупную рыбу упускать нельзя!.. …«А ведь было бы здорово подстрелить с утречка важную гитлеровскую «шишку»! – удобно лежа сейчас на ватнике среди убаюкивающей ночной тишины, подумал Сергей. – Тогда с учетом эсэсовца-штурмбанфюрера, которого я уложил на первом задании в деревне за речкой, мне, как минимум, объявят благодарность перед всем батальоном, а возможно, и представят к государственной награде!» Погрузившись в радужные мечты и забыв на время, что находится всего лишь в трехстах метрах от неприятельских позиций, юноша согнул ногу в колене, уперся подошвой сапога в бронированное днище танка и закрыл глаза. Богатое воображение уже начало рисовать в его голове быстро сменяющие друг друга яркие картины торжественных мероприятий, в которых главным героем, естественно, будет он, сержант Поздняков, однако внезапно раздавшийся, как ему показалось, прямо над ухом подозрительный звук, очень похожий на человеческий шепот, грубо вырвал Сергея из объятий сладостных грез! Вздрогнув от неожиданности, снайпер устремил пронзительный взгляд в глубину коварной ночи, одновременно выхватив стоявший на предохранительном взводе пистолет ТТ. Застыв на месте, он несколько показавшихся ему бесконечными мгновений напряженно пытался что-либо разглядеть в блеклом свете луны, ориентируясь в основном на движение, но все было тщетно. Тогда, не опуская оружия, сержант бесшумно отполз к опорным каткам. Прижавшись виском к холодному диску одного из них и стараясь унять гулкие удары сердца, Поздняков весь обратился в слух и почти сразу же понял, что ему не померещилось, – неподалеку от танка действительно были люди, и они разговаривали по-немецки, о чем недвусмысленно свидетельствовали доносившиеся до юноши обрывки сказанных ими фраз! Облизнув пересохшие губы, Сергей осторожно взвел курок. Затем переложил пистолет в левую руку, а освободившейся правой медленно подтянул поближе остававшуюся около ватника снайперскую винтовку. Рядом с надежной трехлинейкой Поздняков и себя ощущал спокойнее и увереннее. Хотя отлично понимал, что в ограниченном по высоте и ширине пространстве, в котором он сейчас находился, вряд ли в случае ближнего боя от винтовки будет какой-либо толк. А вражеские голоса между тем приближались, и снайпер вдруг отчетливо осознал, что из притаившегося в засаде охотника по горькой иронии судьбы он элементарно может превратиться, если уже не превратился, в оказавшуюся в ловушке жертву! Если немцы его обнаружат, то им даже не нужно стрелять, достаточно аккуратненько закатить под танк одну малюсенькую гранату – и, как говорится, пишите письма мелким почерком! Стараясь найти выход из складывающейся ситуации, Поздняков активно завертел головой. И практически сразу его блуждающий взор уперся в расположенный в днище «тридцатьчетверки» аварийный люк, чья овальная крышка все то время, что юноша находился под танком, была откинута вниз! – Как же я так лопухнулся, – едва слышно шептал сержант, стремительно погружаясь в состояние глубокой ярости и злясь исключительно на себя самого, – полночи глядел на открытую крышку и словно не замечал ее. Колдовство, твою мать, не иначе. Что со мной происходит, где были мои мозги? Ведь Андрей с этим люком чуть ли не плешь проел, а у меня, у кретина, все благополучно вылетело из головы. Сейчас уже поздно в танк залезать, лишь шум подниму и врагов привлеку… В сердцах Поздняков не сдержался и, не думая о губительных последствиях столь опрометчивого поступка, коротко замахнулся, чтобы врезать кулаком по земле и, что называется, хоть немного выпустить пар, но его начавшая движение рука все же замерла на полдороги, потому что внезапно на траву перед танком упала длинная черная тень, и отбрасывал ее человек, находившийся очень близко! И это мог быть только враг! «Ты спалился, Серега, теперь точно хана!» – истошно и с надрывом завопил кто-то у юноши в голове. Снайпер так сжал ребристую рукоятку пистолета, что побелели костяшки на пальцах. Но тут возле танка послышался тихий уверенный голос, судя по тону, отдававший некий приказ. Тень резко дернулась в сторону, меняясь в очертаниях и размерах, и вскоре исчезла. Обостренный до крайности слух Позднякова уловил едва слышимый звук мягких удаляющихся шагов, быстро растворившийся в ночи. Над равниной повисла густая давящая тишина. Сергей, застыв без движения и чувствуя, как между лопаток стекают крупные капли пота, минут пять напряженно выжидал, пытаясь уловить малейший подозрительный шорох или шум, однако больше ничто не нарушало безмятежный покой звездной июньской ночи. Поняв, что опасность миновала, сержант облегченно вздохнул и в изнеможении ткнулся лицом в траву… * * * «Без четверти два, все идет по плану!» – отметил про себя Гюнтер Хаген, мельком глянув на круглый циферблат наручных часов, тускло отблескивающий в блеклых лучах струящегося с темных небес загадочного лунного света. Он с удовлетворением покачал головой, поправил каску и осторожно приподнялся на локтях, наверное, уже в десятый раз оценивая окружающую обстановку… …От места, где залегли лейтенант и его люди, до советских позиций было всего ничего, и, чтобы достичь ближайшей неприятельской траншеи, бойцам вермахта оставалось совершить последний короткий рывок. Но для этого нужно было сначала незаметно расчистить проход через минное поле русских, чем в настоящий момент и занимались посланные Гюнтером вперед саперы. Остальные тоже не теряли зря времени, используя возникшую паузу для осмотра оружия. Естественно, что каждый солдат и унтер-офицер еще перед выходом на задание тщательно подготовил свою винтовку, автомат или пулемет к предстоящему почти неминуемому бою. Но когда на кону стоит твоя жизнь, то еще одна проверка, пусть даже поверхностная визуальная, уж точно не будет лишней!.. …Внезапно в тишину летней ночи со стороны, где делали свою работу немецкие саперы, ворвались двусложные скрипучие звуки. Так кричит коростель-самец, метя территорию и привлекая самку для участия в брачных играх. Но для Хагена и его подчиненных это был условный сигнал, поданный старшим саперной группы унтер-офицером Вилли Кенигом и означавший, что путь через минное поле свободен. – Пора, – стиснув зубы, прошептал лейтенант. Сделав знак остальным, он бесшумно пополз вперед. Другие бойцы его группы, сохраняя между собой некоторую дистанцию, потянулись следом. Сверху продвижение отряда напоминало без устали извивающуюся серую змею, постепенно будто бы «ввинчивающуюся» в узкий коридор, ограниченный с обеих сторон воткнутыми в землю заостренными березовыми колышками. Исключением являлся лишь оставшийся на месте расчет пулемета «MG-42», оборудовавший свою позицию возле раскуроченного снарядами обгорелого полугусеничного бронетранспортера «Ганомаг». Остов бронемашины грудой искореженного металла возвышался метрах в пятидесяти левее от проложенного саперами в минном заграждении прохода. И в задачу пулеметчиков входило в случае боестолкновения с русскими прикрыть сослуживцев плотным огнем.