Катрина широко улыбнулась и тихо сказала: — Знаешь что? — Нет. Она протянула руку, выдернула у него изо рта незажженную сигарету и перегнулась через стол: — Мне кажется… Дверь в столовую распахнулась — на пороге стоял Хольм. — Второй канал, — сказал он. — Оба в новостях: и Ветлесен, и Рафто. Имена и фотографии. И тогда начался хаос. Хотя было одиннадцать вечера, в холле управления уже через полчаса стало тесно от журналистов и фотографов. Они ждали руководителя группы Эспена Лепсвика, или шефа убойного отдела, или начальника полиции, или вообще кого угодно — лишь бы вышел к ним и рассказал, в чем дело. Между собой они бубнили, что полиция должна сознавать ответственность перед общественностью и обязана информировать ее о таком серьезном, таком потрясающем, таком смачном дельце, способном поднять рейтинги телеканалов и газетные продажи прямо до небес. Харри стоял у балюстрады и смотрел вниз. Журналисты как акулы без устали нарезали круги, разговаривали друг с другом, выспрашивали, вынюхивали, помогали, мешали, обманывали, выуживали сведения. Кто-нибудь что-нибудь слышал? Будет вечером пресс-конференция или нет? Ну хотя бы импровизированный брифинг? А что, Ветлесен уже на пути в Таиланд? Ну должно же хоть что-нибудь случиться: ведь дедлайн уже близко! Харри читал, что слово «дедлайн» появилось в Америке во время Гражданской войны: когда людей для охраны пленных не хватало, на земле рисовали круг и загоняли их туда. Всех, кто выходил из круга, расстреливали. Так и эти воины пера там, внизу, в холле: пленные сидят за линией смерти — дедлайном. Харри возвращался в кабинет, где его ждали все остальные, как вдруг зазвонил мобильный. Матиас: — Ты слышал мое сообщение на автоответчике? — Не успел еще. У нас тут сущее пекло. Можно я тебе перезвоню позже? — Конечно, — ответил Матиас. — Но видишь ли… это касается Идара. Я тут увидел в новостях, что вы его ищете. Харри переложил трубку в другую руку: — Выкладывай. — Идар позвонил мне сегодня днем. Спрашивал о карнадриоксиде. Он иногда звонит, консультируется насчет медикаментов: Идар никогда не был силен в фармацевтике. Так что я поначалу даже внимания не обратил. Я, собственно, звоню, потому что карнадриоксид опасен для жизни. Подумал, вдруг вам это пригодится. — Конечно, конечно… — Харри рылся в кармане, где у него завалялись огрызок карандаша и трамвайный билетик. — Карна?.. — Карнадриоксид. Он содержит особый яд и используется в качестве обезболивающего у раковых и ВИЧ-больных. В тысячи раз сильнее морфина, и даже небольшая передозировка мгновенно приводит к параличу мышц. Органы дыхания и сердце останавливаются, и человек умирает моментально. — Ну и дела, — пробормотал Харри, записывая. — О чем еще вы говорили? — Больше ни о чем. Судя по всему, он куда-то торопился. Просто поблагодарил, и мы распрощались. — Есть у тебя предположение, откуда он мог звонить? — Нет. Но точно не из кабинета: акустика была какая-то странная. Такое впечатление, что говорят из церкви или пещеры, понимаешь? — Понимаю. Спасибо большое, Матиас. В случае чего мы тебе перезвоним. — Рад помочь, чем могу… Окончания Харри не услышал, поторопившись нажать «отбой». В кабинете собралась вся их небольшая следственная группа, на столе стояли чашки с кофе, очередная порция воды закипала в чайнике, пиджаки свисали со спинок стульев. Скарре только что вернулся с Бюгдёй и доложил о беседе с матерью Идара Ветлесена. Та сказала, что она понятия ни о чем не имеет и вообще все это наверняка чудовищная ошибка. Катрина позвонила ассистентке Ветлесена, Боргхильд Муэн, которая сказала примерно то же самое. — Утром допросим их, если понадобится, — решил Харри. — А теперь у нас более серьезная проблема. Все трое посмотрели на него. Харри рассказал о своем разговоре с Матиасом и прочитал на обороте трамвайного билетика: «Карнадриоксид». — Думаешь, он именно так совершал убийства? — спросил Хольм. — С помощью парализующего препарата? — Точно. Вот почему он прячет тела, — вмешался Скарре. — Чтобы мы не обнаружили вещество при вскрытии, иначе след приведет к нему. — Нам известно только одно, — сказал Харри. — У Идара Ветлесена нервный срыв. Если он и есть Снеговик, он сменит модель поведения. — Вопрос в том, за кем он охотится в настоящий момент. — Катрина нервно передернула плечами. — Кто-то скоро умрет от этого вещества. Харри потер подбородок: — Катрина, у тебя уже есть распечатка телефонных звонков Ветлесена? — Да, есть номера телефонов и имена. Мы с Боргхильд все проверили. В основном это пациенты. Было еще два разговора с адвокатом Корном и разговор с Матиасом Лунн-Хельгесеном, о котором ты уже говорил. И еще один номер, зарегистрированный на издательство «Поппер». — Работы сейчас у нас нет, — сказал Харри. — Можем, конечно, сидеть тут, пить кофе и чесать пустые наши головы, а можем разойтись по домам и вернуться утром с такими же пустыми, но отдохнувшими головами. Остальные молча смотрели на него. — Я не шучу, — заверил он. — Давайте по домам, черт с ним со всем! Харри вызвался подвезти Катрину в район Грюнерлёкка, бывший рабочий квартал. Там она попросила высадить ее у старинного четырехэтажного дома на улице Сейльдуксгата. — Где твоя квартира? — спросил он и наклонился к окну. — Третий этаж, слева. Он посмотрел на третий этаж. Все окна были темны. Занавесок он тоже не увидел. — Похоже, твоего мужа нет дома. Или, может, он уже лег спать. — Может, и лег. — Катрина будто и не собиралась выходить из машины. — Харри! Он посмотрел на нее. — Ты понимаешь, что я имела в виду, когда сказала, что вопрос в том, на кого сейчас Снеговик охотится? — Думаю, да, — ответил он. — То, что мы видели на Финнёе, — это не просто убийство случайного человека, который, как показалось убийце, слишком много знал. Оно было давно спланировано. — С чего ты взяла? — Если даже Рафто и вышел на его след, это тоже было спланировано. — Катрина… — Подожди. Рафто был лучшим следователем убойного отдела во всем Бергене. Ты — лучший в Осло. Он мог предвидеть, что расследование убийств будешь вести именно ты, Харри. Вот почему ты получил то письмо. Я только хочу сказать, чтобы ты был осторожнее. — Ты что, пытаешься меня напугать? Она пожала плечами: — Если ты напугался, знаешь, что тебе надо делать? — Нет. Катрина распахнула дверцу: — Тебе надо найти другую работу. Закрыв за собой дверь в квартиру, Харри стал на пороге гостиной. Комната выглядела как после бомбежки. Лунный свет падал на какое-то белое пятно на темной голой стене. Он подошел ближе. Это была восьмерка, написанная мелом. Он поднял руку и потрогал ее. Должно быть, дело рук специалиста по грибку, но что она означает? Может быть, какой-то код, допустим, вещества, которым он должен обработать стену. Остаток ночи Харри метался на кровати, одолеваемый кошмарами. Ему снилось, что он крепко сжимает зубами какую-то твердую штуковину и, чтобы не задохнуться, вынужден дышать через дырку в ней. На языке он чувствовал вкус смазки, металла и пороха. А потом в легких совсем не осталось воздуха, и тогда он выплюнул штуковину и обнаружил, что дышал он вовсе не через дуло пистолета, как ему показалось, а через дырку в восьмерке. Обычная восьмерка: большой кружок внизу, маленький сверху. Большой внизу, маленький сверху. Мало-помалу у восьмерки на макушке вырос третий, крохотный кружок. Голова. Голова Сильвии Оттерсен. Она пыталась рассказать ему, что произошло, но не могла. У нее был зашит рот. Когда Харри проснулся, глаза у него не хотели открываться, голова раскалывалась, а на губах был привкус извести и желчи. Глава 16 День десятый. Кёрлинг