Стёп приветственно поднял бокал: — Отличный выпад, Холе. Мы, пресса, пользуемся этим приемом каждый день. Заметьте, я вовсе не отказываюсь отвечать, я просто не хочу делать это немедленно. Это значит, что мне нужно подумать. Стёп вернулся к окну, кивая сам себе: — Я не отказываюсь, просто хочу обдумать ответ. И вам придется изрядно подождать. — У меня полно времени. Стёп обернулся: — Я не стану им злоупотреблять, Холе. Полагаю, вы понимаете, что я как журналист обязан обнародовать всю эту историю. — Обнародовать? — Холе, мать вашу, я что, по-вашему, не понимаю, что вы пришли ко мне с бомбой в кармане? А ведь ни в одно издание до сих пор не просочилось ни крупицы сведений о том, что со смертью Ветлесена не все так уж ясно. И если я сейчас дам вам ответ, который убедит вас в моей полнейшей непричастности, то вы повернетесь и уйдете, не кинув мне даже самой маленькой информационной косточки. Я прав, Холе? Харри понял, чем все это пахнет. Да, Стёп оказался гораздо умнее, чем он думал. — Вы не о той информации говорите, — сделал он ответный ход. — Информация, которая вам сейчас пригодилась бы, касается ответственности за отказ от сотрудничества со следствием. — Туше! — обрадовался Стёп. — Но как журналист и либерал я предпочитаю занять вполне определенную позицию. Я — цепной пес, охраняющий свободу от враждебной ей системы. Неужели я могу смиренно поддаться давлению представителей власти, не выдвигая никаких условий? — И что же это за условия? — Эксклюзивная информация о деле, естественно. — Я обещаю вам эксклюзивную информацию, — немедленно ответил Харри, — вместе с подпиской о неразглашении. Ни одной живой душе. — Нет-нет, эдак мы никуда не продвинемся. Жаль. — Стёп засунул руки в карманы. — Ну что ж, у меня хотя бы появились основания порассуждать, того ли человека выбрала полиция в злодеи. — Я вас предупредил. — Спасибо, — вздохнул Стёп. — А вы подумайте, Холе. В субботу наша газета будет праздновать юбилей. В «Плазе». Шестьсот гостей будут отмечать двадцатипятилетие «Либерала». Неплохо для газеты, которая всю жизнь расширяла границы свободы слова и каждый день лавировала в грязных водах нашей юриспруденции. И за двадцать пять лет, Холе, мы еще не проиграли в суде ни одного дела. Я обговорю все с нашим адвокатом, Юханом Кроном. По-моему, вы с ним знакомы? Харри печально кивнул. Стёп сделал еле заметный жест в сторону двери, показывая, что он считает беседу законченной. — Обещаю помочь всем, чем могу, — сказал он в прихожей, — но и вы помогите нам. — Ну вы же сами хорошо понимаете, что такая сделка для нас невозможна. — Вы даже не поняли, что за сделка имеется в виду, Холе, — улыбнулся Стёп и открыл дверь. — Даже не поняли. Думаю, мы скоро снова увидимся. — Не думал, что мы так скоро увидимся, — сказал Харри в открытую дверь. Ракель преодолела последние ступеньки на пути к его квартире. — Нет, думал, — возразила она, бросилась к нему, втолкнула в прихожую, захлопнула ногой дверь, схватила его голову обеими руками и жадно поцеловала. — Ненавижу тебя, — проговорила она, расстегивая его ремень. — Ты ведь понимаешь, как раз этого мне сейчас совсем не нужно! — Так уйди, — ответил он, расстегивая на ней пальто и блузку. На ее брюках сбоку была молния. Харри рванул ее и заскользил рукой по спине, ниже, туда, где пальцы нащупали шелк белья. В прихожей было тихо, слышалось лишь их дыхание, шелест одежды. Цокнули каблучки, когда она оторвала ноги от пола, впуская его в себя. Потом, когда они лежали в постели и курили одну сигарету на двоих, Ракель обвинила его в том, что он наркодилер. — Так они и поступают: первые дозы получаешь бесплатно, — сказала она. — А потом, как подсядешь… — …будешь платить… — Харри выпустил вверх два колечка, большое и маленькое. — …за дорогое удовольствие, — закончила Ракель. — Ты тут только ради секса. — Харри повернул к ней голову. — Разве не так? Так, я знаю. Ракель погладила его по груди. — Ты так похудел, Харри. Он не ответил. Ждал. — С Матиасом все не так, — наконец сказала она. — То есть у него-то все хорошо. Замечательно даже. Это у меня что-то не так. — Что же такое с тобой? — Если бы я только знала! Смотрю на Матиаса, а сама думаю, что мужчина моей мечты — это ты. И думаю, что меня он возбуждает, вернее, пытаюсь, чтобы меня возбуждал именно он. Я чуть ли не нападаю на него, потому что хочу хотеть, понимаешь? Все могло бы быть так хорошо… Но у меня не получается. — Хм. Мне, конечно, это сложно понять, но я слушаю внимательно. Она сильно дернула его за ухо: — Того, что мы с тобой беспрестанно хотели друг друга, недостаточно, чтобы поставить на отношениях знак качества, Харри. Харри смотрел, как маленькое колечко дыма догнало большое и они превратились в восьмерку. Опять восьмерка, машинально отметил он. — Тогда я стала искать объяснение, — продолжала Ракель. — Взять хотя бы этот маленький физический дефект, который Матиас унаследовал от своего отца. — Какой? — Не важно. Но его он слегка смущает. — Да ладно, расскажи. — Нет-нет, о таком никому не рассказывают. Вначале мне даже нравилось его смущение, а теперь оно меня раздражает. Как будто я эту ерунду ставлю Матиасу в вину и оправдываю… — Она замолчала. — …себя за то, что пришла сюда, — закончил за нее Харри. Она крепко его обняла. Потом поднялась. — Больше не приду, — пообещала она и ушла. Ракель вышла из квартиры Харри. Была уже почти полночь. Мелкий бесшумный дождик, оседая на асфальт, блестел под светом фонарей. Она свернула на улицу Стенсберггата, где стояла ее машина. Села за руль и уже было завела мотор, как вдруг заметила на лобовом стекле записку, написанную от руки. Она открыла дверь, достала ее и попыталась прочитать почти смытые дождем буквы: «Мы скоро умрем, шлюха». Ракель сжалась, оглянулась по сторонам, но на улице не было ни души, кругом теснились пустые машины. Может, еще на какой-нибудь есть такая же записка? Присмотрелась, но ничего не увидела. Наверное, это случайность: никто не знал, что ее машина стоит тут. Она открыла окно, выкинула бумажку. Завела мотор и вырулила на дорогу. Добравшись почти до начала Уллеволсвейен, она вдруг почувствовала, что на заднем сиденье кто-то есть. Взглянула в зеркало и увидела мальчишеское лицо. Не Олега, а чужое, незнакомое. Ракель резко затормозила, оставив черные следы шин на асфальте. Ей кто-то гневно трижды просигналил. Тяжело дыша, она еще раз посмотрела в зеркало. Там отражалось только испуганное лицо парня, что сидел за рулем машины, ехавшей позади нее. Вся дрожа, Ракель снова завела мотор. Эли Квале как приклеенная стояла в прихожей с зажатой в руке телефонной трубкой. Даже в страшном сне ей бы не приснилось ничего подобного! Только когда Андреас окликнул ее во второй раз, она пришла в себя. — Кто звонил? — спросил он. — Никто, — ответила она. — Ошиблись номером. Когда они уже легли, она хотела прижаться к нему и не смогла. Не смогла себя заставить. Ее будто вываляли в грязи. — Мы скоро умрем, шлюха, — произнес голос по телефону. — Мы скоро умрем, шлюха. Глава 19 День шестнадцатый. Телевизор Когда на следующее утро следственная группа встретилась в кабинете Харри, оказалось, что из семи вошедших в список Катрины Братт людей, которые разговаривали с Ветлесеном в день убийства, сотрудничать отказался только один. — Арве Стёп? — хором произнесли Бьёрн Хольм и Магнус Скарре. Катрина Братт многозначительно промолчала.