Глава 16 Говорить о боли — признак силы, не говорить о ней — признак мужества, потому что, когда ты молчишь, она остается внутри, сражаясь против тебя. 12 октября 1997. Нью-Йорк За год до исчезновения Киры Мирен понятия не имела, как это случилось, но в следующее мгновение она уже целовалась с Робертом на скамейке в парке Морнингсайд рядом с уличным фонарем, у которого вот-вот грозила перегореть лампочка. В голове шумело. — Стоп… пожалуйста, — прошептала она, едва соображая. — Поздно играть в недотрогу. Роберт продолжал целовать ее, и она закрыла глаза, чтобы не стошнило. Перед глазами все кружилось, и она пыталась сфокусироваться на чем-то помимо вспышек фонаря, которые периодически освещали тень парня над ней. Она не помнила, как напилась до такого состояния. Возможно, просто не привыкла к алкоголю, поскольку никогда раньше не пила, но ощущение было очень неприятным. — Пожалуйста, ХВАТИТ! — крикнула девушка, отталкивая его. — Ты с ума сошла? — Я не могу… Я плохо себя чувствую, — пробормотала она. Внезапно Мирен ощутила холодный нью-йоркский воздух на своих бедрах и, посмотрев вниз, с ужасом обнаружила, что ее платье задрано до живота, а с одной ноги свисают порванные трусики. — Прошу тебя… хватит, — взмолилась она. Но Роберт, не обращая никакого внимания, засунул длинные пальцы ей между ног. Мирен пыталась сопротивляться, но силы оттолкнуть его не было, и он продолжил энергичные движения рукой. Вдалеке послышался мужской голос. Точнее, не один, а несколько перемежающихся, и Мирен закричала, едва соображая. Тогда она еще не знала, что это был ее худший выбор. Послышались голоса, раздались чьи-то смешки, несколько мужских теней отделились от темноты, которая наступала каждые две секунды, когда гас фонарь. Девушка услышала, как Роберт с кем-то ругается. В следующее мгновение он валялся без сознания на земле с залитым кровью лицом. Перед ней стояло трое парней, и только их ухмылки светились в ночи. Расстегнулась одна ширинка. Затем другая. Потом еще одна — а может быть, все та же. Мирен закрыла глаза и зарыдала, мечтая, чтобы это поскорее закончилось. Когда-то она читала об Эйнштейне и о том, что время относительно. И это действительно так — относительно того, как сильно ты страдаешь. Через какое-то время — она так никогда и не смогла подсчитать, сколько точно прошло, — девушка очнулась в темном парке. Ее терзала боль, платье на груди было разорвано. Помада размазалась, а тени для век, которые нанесла Кристина, потекли от слез, придавая ей самый печальный в Нью-Йорке вид. Лампочка перегорела, и дальше пары метров ничего не было видно. Мирен ощупала землю и в конце концов нашла сумочку, но внутри были только ключи. Ее трясло от холода. В тот день с запада дул ледяной ветер, и она вспомнила, что пришла на вечеринку в меховом пальто, но его нигде не было видно. Обхватив руками тело, попыталась идти. Стало ясно, что одна туфля потерялась, и она сняла вторую, инстинктивно сжав ее, будто оружие. Каждая клеточка в теле болела. В пояснице что-то хрустело каждый раз, когда Мирен опиралась на правую ногу. Колени были в синяках, в паху все горело огнем. Она зарыдала. Несколько минут девушка шла в кромешной темноте, пока наконец не оказалась на тротуаре Морнингсайд-авеню у пересечения с 116-й улицей. Она была недалеко от дома. Посмотрела на запястье, но часы украли. Заглянула в сумочку и обнаружила, что кошелек также пропал. Рядом раздался сочувственный мужской голос: — Все в порядке, сестра? Что с тобой приключилось? Не успев даже понять, откуда он доносится, Мирен швырнула туфлю на землю и бросилась бежать. Она была напугана, будто кролик, услышавший выстрел охотника и боящийся, что следующий выстрел положит ему конец. Девушка бежала босиком, оглядываясь по сторонам, а оказавшись возле дома, ощутила во рту вкус крови. Держась за перила, она поднялась по лестнице и почувствовала, как по ее бедру течет тонкая теплая струя. Опустив глаза, она поняла, что это кровь. Мирен снова заплакала, почти беззвучно, из страха, что ее найдут, что кто-то еще увидит в таком состоянии и присоединится к пиршеству над телом, которое, казалось, было разбито на тысячу осколков. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы вставить ключ в замок. Руки тряслись, и брелок звенел, будто колокольчик, привлекающий новых охотников. Она сглотнула и, попав наконец внутрь, заперлась и прислонилась к двери, крича снова и снова, изо всех сил, что у нее еще остались. Оглянувшись, Мирен увидела телефон на прикроватной тумбочке рядом с диваном. Непрерывно плача и рыдая, она доползла до него и приложила трубку к уху. Через несколько секунд на другом конце раздался сонный женский голос: — Алло? Кто звонит в такой час? — Помоги мне, мама, — прошептала она, всхлипывая. Глава 17 Можно скрыть огромный шрам на коже, но нельзя скрыть простую царапину на душе. 26 ноября 1998 Какое-то время детектив Алистер просто стоял рядом с родителями Киры — те сжимали друг друга в объятиях на полу больницы, а все их мысли были лишь о том, что они могли сделать по-другому в этот день, чтобы дочь была рядом. Грейс вспомнила: когда они собирались выйти на улицу и увидели дождь, ей пришло в голову, что, может, им не стоит идти на парад. За пару недель до этого Кира подхватила простуду, и теперь Грейс переживала из-за возможного рецидива, но все сомнения рассеялись, стоило ей увидеть, как дочь радостно выпорхнула из дома, предвкушая свой первый парад в честь Дня благодарения. Затем женщине вспомнилось, как Кира с утра дулась, потому что у них закончились ее любимые хлопья «Лаки Чармс», и ей пришлось есть более полезный и менее яркий завтрак, чем эти сладкие шарики. Аарон перебрал в уме каждое событие утра, каждый жест Киры, каждый момент, когда все могло пойти по-другому, и нашел столько вариантов предотвратить эту катастрофу, что было непонятно, как же она вообще произошла. Потом он вспомнил, как накануне поздно вернулся с работы, а дочка уже спала и он не смог поиграть с ней или почитать ей сказку, как почти всегда перед сном. Исчезновение Киры запустило механизм самоуничтожения в сознании каждого родителя, и оба принялись искать в своем поведении все, что могло усилить боль. Упущенные моменты, поцелуи, которых не было, дни, полные работы, наказания без поощрений. — Мистер и миссис Темплтон, — подал голос детектив Алистер, — я знаю, вам трудно вернуться домой, как будто ничего не случилось, но доверьтесь нам. Мы найдем вашу дочь. Уверяю вас. Все имеющиеся подразделения прочесывают территорию и собирают информацию с камер наблюдения — вдруг на записях есть что-то полезное. Доверьтесь нам. — Но… одежда… и волосы… Кто-то похитил ее. Кто-то держит ее у себя. Прошу вас, вы должны ее отыскать, — взмолился Аарон, беспокоясь о том, что жена еще ничего не знает. — Волосы? О чем ты? — удивленно переспросила Грейс. Алистер поджал губы. Он не привык приносить такие плохие вести и взвешивал каждое слово. — Об этом мы тоже хотели поговорить. На данный момент мы не исключаем никакие версии, поэтому за дело взялось ФБР. Нам нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов агенту Миллеру, сотруднику отдела ФБР по розыску пропавших без вести. Он сейчас ждет ответа, где может с вами встретиться. — ФБР? Да, конечно. Все, что угодно, лишь бы Кира нашлась. Где он? — Вы должны подать заявление в полицейском участке и ответить на несколько вопросов. Вы готовы поговорить с ним там? Я уверен, он поможет. Он один из лучших. Алистер проводил Грейс и Аарона к полицейской машине, и около трех часов ночи они приехали в участок. В этот час в полицейском отделении южного округа было пустынно. Они встретили не более пяти сотрудников — все с усталыми лицами и покрасневшими глазами. Зато в подвале кипела жизнь. Около тридцати задержанных, в основном карманники и мелкие воришки, томились в ожидании утра, когда им предъявят обвинения. Аарон и Грейс сели за стол и дали показания детективу Алистеру, который, казалось, больше хотел потянуть время до прибытия ФБР, чем задавать дополнительные вопросы и бередить тем самым рану. Из официального отчета Алистера следовало, что отец и мать находились с ребенком на пересечении Бродвея и 36-й улицы с 9.45 до 11.45. Затем Аарон отошел от жены, чтобы купить дочери воздушный шарик, и в последующие минуты та пропала. Аарон упомянул женщину в костюме Мэри Поппинс и всех, кто находился поблизости, как возможных свидетелей произошедшего. Он попытался вспомнить какие-нибудь лица, но безуспешно. Все они были незнакомцами, и в этот поздний час, после всего пережитого за день, их образ стерся из памяти. Грейс упомянула стоявшую рядом семью, их сын был на вид ровесником Киры. Глядя на него, она вообразила Майкла — сына, которого носила под сердцем, в этом возрасте и прослезилась. Затем к ним подошла мажоретка и дала пять Кире, потому что ее позабавили смех и восторг ребенка. Аарон подтвердил оба воспоминания, а затем Грейс повторила, что не заметила никакого переполоха, чем озадачила мужа. Закончив брать показания, детектив Алистер попросил фотографию Киры. В бумажнике Аарона нашелся крохотный снимок, где дочь с удивленным выражением лица смотрела в камеру. Неделю спустя «Пресс» разместит на первой полосе и растиражирует по всей стране эту самую фотографию под заголовком: «Вы видели Киру Темплтон?» Агент Миллер прибыл ровно в тот момент, когда Аарон подписывал показания, и вместо приветствия сказал: «Мистер и миссис Темплтон?» У него был глубокий, хриплый голос, и, обернувшись, Темплтоны отметили дружелюбное выражение лица. — Вы агент ФБР? — Агент Бенджамин Миллер, отдел розыска пропавших без вести. Сожалею о случившемся. Мы собрали команду специально для вашего дела и уже ведем поисковые работы. Не волнуйтесь. Ее найдут. — Вы считаете, ее похитили? — с ужасом спросил Аарон. — Мистер и миссис Темплтон, давайте говорить откровенно. Я не стану приукрашивать ситуацию, потому что уверен, так будет хуже. ФБР берется за такие дела только тогда, когда возникает вероятность похищения. Поэтому нам необходимо, чтобы вы находились дома, если вам позвонят с требованием выкупа. Риск очень высок, и… похитители так или иначе попытаются выйти на контакт. — Выкуп? Бога ради… — Грейс поднесла руки ко рту. — Видите ли… это не что-то из ряда вон выходящее. В других странах это встречается чаще, чем вам кажется. Есть ли у вас враги? Кто-то, кто хочет вам навредить? Могли ли они организовать похищение ради выкупа? — Враги? Деньги? Я директор отделения страховой компании! Я подписываю страховые договоры, — с досадой ответил Аарон. — Это… обычная, повседневная работа. — Вы никому не отказывали недавно в выдаче страховки? Грейс неодобрительно посмотрела на Аарона. — Что? — спросил он жену. — Ты правда думаешь, это из-за меня? — Твоя работа, Аарон. Все это случилось из-за твоей проклятой работы. Все эти люди… все эти отчаявшиеся люди, — гневно заметила она. — Я уверена, что… — Это здесь вообще ни при чем, Грейс, — перебил Аарон. — Как ты можешь такое говорить? Агент, поймите, я отказываю кому-то в страховании, но это не мое решение. Это всегда приходит сверху. Есть определенные требования, поймите. Если клиент не принесет денег, его нельзя одобрить. Какой отель пустит постояльца, зная, что он разгромит номер?! — воскликнул он в исступлении. — Я не критикую вашу работу, мистер Темплтон. Но есть один неоспоримый факт: на вашей работе можно нажить врагов. И в подобных делах… существует вероятность, что кто-то хочет вам навредить. Личная вендетта или финансовые проблемы. Грейс со вздохом поджала губы. — Нам понадобится список клиентов, которым за последние годы было отказано в страховании или возмещении убытков, — сказал Миллер, записывая что-то на листе бумаги. — А я говорила тебе, Аарон! Но ты вечно хвастался своими дурацкими показателями эффективности. Как ты мог… — Сможете составить его для меня? — настойчиво попросил агент, пытаясь положить конец этой теме.