Мирен вычеркнула одну из строк бумажного списка и перешла к следующему пункту: — 12 января 2007 года произведена оплата в размере шестьдесят четыре доллара двадцать центов в… том же магазине, «Хэнсон Рипэйр». Все верно? — 2007 год? Это было так давно. Я не помню. Я несколько раз там что-то ремонтировала, но не вспомню, был ли это 2007 год. — Ну, вообще-то в данном случае нам просто нужно, чтобы вы подтвердили, что это вы провели платеж. Я разговаривала с магазином. Они подтвердили, что вы числитесь в списке клиентов. В частности, по поводу ремонта видеомагнитофона «Филипс». — А, да! Возможно. — Это вон тот, да? — спросила Мирен, указывая ручкой на проигрыватель, и снова улыбаясь. — Ага, он. — Настоящая реликвия. Сколько ему лет? Двадцать? Тридцать? — Не могу сказать… Уилл купил его, когда мы переехали в этот дом. Одно время мы часто им пользовались. Теперь, с появлением DVD и TiVo, мы его почти не включаем. Снова множественное число. Снова неловкое молчание. На этот раз Мирен удержала лицо. — Превосходно. Думаю, это все, что мне нужно. — Уже? Я могу по-прежнему пользоваться его счетом? — Секундочку. Вам нужно аннулировать его, предъявив свидетельство о смерти, и перевести деньги на свой счет. Обычное дело, процесс, правда, небыстрый, но так будет лучше. Таким образом это избавит вас от проблем, — ответила Мирен, вставая. Все сходилось. Сомнений нет. Она напряженно размышляла, как ей лучше поступить. Она шла к двери, перебирая в уме варианты, а Айрис следовала за ней. И тут ей вспомнился совет профессора Шмоера: «Журналист-расследователь работает, подтверждая гипотезы, Мирен. И в твоем случае не хватает только «да» или «нет» от Маргарет С. Фостер. А для этого достаточно просто задать вопрос и понаблюдать за ее реакцией». — Это все, что вам нужно? — еще раз уточнила Айрис, улыбнувшись. — Думаю, да. На этом все. Айрис открыла дверь, Мирен вышла и развернулась к ней лицом. Она должна сделать этот прыжок, даже если впереди ее ждет стена. Сердце билось так, словно готово было взорваться на тысячу осколков. — И последнее, — внезапно сказала она. Айрис удивленно, но доброжелательно посмотрела на нее. — Разумеется, что угодно. — Вы или ваш муж приобретали кукольный домик «Маленький дом и сад»? Доброжелательность мгновенно сменилась ужасом. Кукольного домика не было в гостиной. Он стоял в комнате Милы, и эта женщина никак не могла об этом знать. Глаза Айрис расширились, словно ища что-то в темноте, она крепко ухватилась за дверной косяк, а ее губы раздвинулись ровно настолько, чтобы пропустить воздух, которого ей не хватало. Она не отвечала так долго, что ее молчание само по себе служило ответом, а смысл невысказанных слов говорил сам за себя. — Я не… я не знаю, о чем вы говорите, — ответила наконец женщина, по-прежнему стоя в дверях. — А теперь, если позволите, у меня есть дела. Айрис захлопнула дверь, и Мирен с ошарашенным видом подошла к своей машине, пытаясь сдержать бурлящий в жилах адреналин и понять, как быть дальше. Она села в машину, завела двигатель и отъехала в конец улицы, а Айрис наблюдала за ней через занавески. Когда Мирен наконец исчезла, она закричала так громко, что Мила проснулась от испуга. — Что случилось, мама? — сонно спросила она, открыв дверь в конце коридора. — Милая, — сказала она, а по ее лицу струились слезы. — Сложи свои вещи. Мы уезжаем через час. — Мы уезжаем? Мы выйдем на улицу? Что ты такое говоришь, мама? Я же заболею. — У нас нет выбора, солнышко, — всхлипывала Айрис. — Мы должны уехать. С тобой все будет в порядке. — Почему? Нет! — Милая, мы обязаны уехать. Правда. Другого варианта нет. — Но куда мы едем, мама? — испуганно спросила Мила. — Туда, где нас никогда не найдут, милая, — ответила Айрис из последних сил. Глава 58 Первое путешествие никогда не бывает последним. 27 ноября 2010 День получения последней кассеты Клифтон, Нью-Джерси Мила оделась в соответствии с указаниями матери: покрыла голову платком и надела солнцезащитные очки, несмотря на то что была ночь. Одежда скрывала тело почти целиком, оставляя лишь бледные руки, розовые скулы и полные губы, которых никогда не касался поцелуй. Из-за очков девушка почти ничего не видела в темноте и поэтому шла, прижавшись к матери, в любой момент ожидая наступления эпилептического припадка. За всю жизнь с ней случилось около десятка таких приступов, каждый раз в самый неподходящий момент: после ссоры с матерью, после просмотра слишком захватывающего фильма по телевизору, после чистки зубов. После каждого припадка мать укрепляла в Миле мысль о том, что всему виной электромагнитная чувствительность из-за электричества, волн Wi-Fi и вышек сотовой связи, поэтому она выросла в страхе перед внешним миром, который, будто радиационное заражение, может ее убить. По этой причине у них дома не было кабельного телевидения, которым пользовалась только Айрис, выключая сигнал, когда Кира находилась поблизости, и девушка лишь изредка смотрела фильмы на видеокассетах, которые мать покупала ей в магазине подержанных товаров. Пока Мила собиралась, Айрис думала о том, куда им ехать и что делать. Решать надо было быстро. Та женщина спрашивала о кукольном домике Милы, и это означало, что времени у них в обрез. Она собрала все, что могло поместиться, в чемодан, и с трудом потащила его к машине. Это был маленький белый «Форд Фиеста», выпущенный более десяти лет назад, который она приобрела, чтобы ездить за покупками после смерти Уилла. Она помогла Миле сесть в машину, и та впервые за долгое время ощутила холодный воздух улицы. Чем дальше она отходила от дома, тем хуже себя чувствовала, и в результате самовнушения прямо перед машиной у нее отказали ноги. — Подожди здесь, пока я возьму кое-какие вещи, — сказала Айрис. Вернувшись в дом, она вставила в видеомагнитофон одну из последних чистых кассет «ТДК» из коробки. Как и в прошлые разы, она сделала минутную запись комнаты, на этот раз пустой. Она надеялась, что таким образом родители поймут, что больше не получат известий о своей дочери. Это было прощание, прощание без слов, но иначе и быть не могло. В глубине души она сочувствовала им. Айрис не могла представить себе жизнь без Милы и часто с сожалением думала о том, как сильно они страдают. Собственно, так и появилась первая запись. Всю ночь она нерешительно ездила по городу, куда глаза глядят. Мила всю дорогу наблюдала за происходящим снаружи, внимательно всматриваясь в незнакомый ей мир. Время от времени она спрашивала, что они проезжают: заправка, открытая пекарня, где пекли брецели на утро, кучка бездомных, разбивших палатку рядом с мусорными баками. У Айрис не было определенного маршрута, и, когда часы пробили пять утра, она поняла, что остановила машину в Дайкер-Хайтс, перед старым домом Темплтонов. Кто-то из соседей уже начал украшать фасады домов гирляндами, которые в этот час еще не горели, но в некоторых садах можно было увидеть оленей, Санта-Клаусов и почти двухметровых игрушечных солдатиков. Айрис было тревожно, как и в предыдущие разы, когда она оставляла кассету, но в этот раз все было по-другому. Рядом с ней с недоуменным видом сидела Мила, ее бледное лицо частично скрывали очки, а волосы были обмотаны шарфом. — Мила, солнышко, не могла бы ты опустить эту посылку в почтовый ящик вон там, пожалуйста? — сказала женщина, несколько раз вздохнув, прежде чем набраться смелости. Айрис потянулась на заднее сиденье и взяла мягкий коричневый конверт. Внутри лежала кассета, которую она записала, пока Мила ждала в машине, в страхе не решаясь выйти на улицу посреди ночи. Айрис тогда включила телевизор, настроила восьмой канал и ждала, пока на экране загорится изображение пустой комнаты со стенами, оклеенными оранжевыми цветами. Она думала о родителях, Аароне и Грейс Темплтон, которые время от времени появлялись в новостях, плача и умоляя того, у кого находится их дочь, отпустить ее. От их страданий у Айрис болело сердце. Каждый раз, когда она вспоминала об их существовании, то боялась, что не выдержит и отпустит Милу, чтобы та могла жить предназначенной ей жизнью со своей настоящей семьей, а не существовать, замкнувшись в четырех стенах, в уверенности, что на улице с ней случится что-то плохое. Но Айрис не могла сдаться. Она так сильно любила Милу, что не могла ее потерять. Она стала смыслом ее существования, единственным, что заставляло ее чувствовать себя живой, ведь ребенок, пусть даже украденный, меняет тебя навсегда. Улыбка после нескольких часов непрерывного плача по родителям была радостью, смех во время игр ощущался как первый поцелуй, а фраза «я люблю тебя, мамочка» делала все остальное неважным. Ребенок делает вас зависимым от любви, и Айрис привыкла к Миле и не могла даже представить себе, что они расстанутся навсегда. Она провела с ней так много времени, их связь с маленькой девочкой — теперь уже подростком — была такой глубокой, что в ее сознании они уже практически слились. Когда накануне вечером Мирен появилась у ее двери, Айрис не знала, как реагировать, и все, о чем она думала в течение следующих нескольких часов, — необходимость исчезнуть. — Почему мы здесь, мама? Что в этом конверте? Айрис испустила один из самых тяжелых вздохов в своей жизни и попыталась выровнять пульс, крепче ухватившись за руль. — Я объясню тебе позже, хорошо, дорогая? Нам предстоит долгая поездка и… Это прощание с друзьями. — Конечно, мама, — согласилась Мила, ничего толком не понимая. Девушка вышла из машины с платком на голове, но без солнцезащитных очков, неся в руках конверт с цифрой «четыре». Она подошла к почтовому ящику дома, где не горел свет, и ее охватило странное чувство. Было еще раннее утро, и за окном с одной стороны фасада виднелась зажженная елка. Место показалось Миле знакомым, как будто она была здесь когда-то очень давно. Приблизившись к дому, она начала растерянно дергать за почтовый ящик, не зная, как его открыть, и тут рядом с ней выросла чья-то тень и женский голос прошептал: — Давай я помогу, Кира, — сказала Мирен самым спокойным тоном, на который была способна. Испугавшись, Мила выронила кассету. Айрис, увидевшая из машины, как к ее дочери подошла та самая женщина, почувствовала себя так, словно у нее в мгновение ока отняли самое драгоценное. Выскочив из машины, Айрис бросилась к Миле. — Кира? — недоуменно переспросила девочка. — Мне кажется… вы ошиблись. Мирен наклонилась и подняла конверт так непринужденно, что Мила не почувствовала угрозы, хотя к ним спешила ее мать. — Кто вы? — спросила она. — Давний друг твоих родителей. — Вы знаете моих родителей?