— Мама… что она имеет в виду? В этот момент Айрис едва могла дышать. Давление внутри нарастало. Женщина не могла больше терпеть. Когда-нибудь правда должна была взорваться ей в лицо, но она всегда жила с иллюзией, что этого никогда не произойдет. Она всегда думала, скрывая прошлое, что заботится о своей дочери, своей малышке, своей принцессе, своей главной драгоценности, и эта вера защищала ее от болезненной и удушающей правды: она была ужасным человеком, она похитила ее и разлучила с настоящими родителями, которые могли бы дать ей гораздо лучшую жизнь. Айрис растила Милу в страхе перед внешним миром с единственным эгоистичным намерением: чтобы никто и никогда не отнял у нее девочку. Она больше не боялась последствий. Не боялась ни тюрьмы, ни пожизненного заключения, ни даже смертной казни; ее страшила лишь разлука с девочкой. И этот страх определял все ее существование. Домашнее обучение, отрыв от внешнего мира. По сути, Мила знала только двух людей: двух фальшивых родителей, для которых иметь ребенка было важнее, чем хорошо его воспитать, и которые при помощи обмана и страха превратили маленькую хихикающую девочку в подростка, изолированного от внешнего мира. Самая большая ошибка, которую могут совершить родители, — подрезать ребенку крылья, чтобы он не мог летать. — Или вы скажете, или я, — с нажимом повторила Мирен. Наконец Айрис выдохнула между всхлипами: — Мне жаль… Мила. Мне очень жаль… — О чем ты, мама? — Ты не… ты не моя дочь, — призналась она разбитым голосом. — У тебя нет… никакой болезни. Ты… ты можешь выходить на улицу. Всегда могла… — Мама, о чем ты? Почему ты так говоришь? Я больна, — недоумевала Кира. — Я не твоя мама, Мила… — продолжала она. — Мы с Уиллом… забрали тебя домой в 1998 году. Ты была одна, плакала на улице во время парада на День благодарения, я взяла тебя за руку, и ты позволила мне. Ты улыбнулась мне, милая, и я просто… я почувствовала себя твоей мамой. И тогда, не знаю почему, ты согласилась пойти с нами домой. Пока мы шли, я думала, что в какой-то момент мы остановимся, развернемся и отведем тебя к родителям, но твои маленькие ручки… твои маленькие шажки, твоя улыбка… Ты всегда была такой радостной девочкой…. Была, пока не появились мы. Мне жаль, Мила. — Мама? — На середине исповеди Кира расплакалась, будто ребенок, только что потерявший родителей во время парада в 1998 году. Айрис потребовалось несколько секунд, чтобы чуть успокоиться и продолжить: — Однажды… когда Уилла не стало… я увидела твоих родителей по телевизору. Они плакали во время шествия в память о твоем исчезновении, которое организовали на Геральд-сквер накануне Дня благодарения. В тот день я увидела твоих настоящих родителей, которые плакали по тебе, дорогая. Мирен не вмешивалась. Кира слушала Айрис с покрасневшими глазами, задыхаясь от рыданий. — Мама, скажи, что это неправда. Пожалуйста… скажи, что это неправда. — Мне было так больно… Я чувствовала себя такой несчастной… Я хотела дать им знать, что с тобой все в порядке, чтобы они не волновались и знали, что о тебе кто-то заботится и у тебя все хорошо. — За двенадцать лет вы отправили им три видеокассеты, — перебила Мирен. — Почему? — Да… Я использовала камеру, которую установил Уилл. Я записала тебя на видео и оставила кассету у них дома. Я думала, это положит конец боли… но время от времени… я видела их снова, и мне нужно было еще раз сообщить им, что с тобой все в порядке, что они должны оставить тебя мне, что я выращу тебя и дам тебе хорошее образование, как ты того заслуживаешь. Что им не о чем беспокоиться. Я просто хотела, чтобы они знали, что… что с тобой не случилось ничего плохого. — Мама… — Кира бросилась и обняла ее, плача навзрыд. Ее сердце было полно противоречий, словно в нем шла внутренняя борьба между любовью и печалью. — Тебя зовут Кира Темплтон, а не Мила, — задыхаясь, пробормотала Айрис. — Мне… мне жаль, дорогая. Я… я просто хотела как лучше для тебя. После нескольких минут плача Кира спросила, стирая слезы с лица Айрис: — А что будет дальше? Я… я люблю тебя, мама. Ничего ведь не изменится? Я хочу быть с тобой, пожалуйста. Автомобиль спустился по эстакаде и нырнул в глубину тоннеля Хью Л. Кэри, соединяющего Бруклин с Манхэттеном, и солнечные лучи сменились светом флуоресцентных ламп, периодически освещая салон автомобиля. — Я знаю, дорогая… но мы не можем больше быть вместе, понимаешь? Я не могу… Я не могу смотреть на себя в зеркало, зная, что натворила. Так не может больше продолжаться, Мила. — Но я хочу быть с тобой, мама. Я прощаю тебя, честное слово. Мне все равно, что ты сделала. Я знаю, как ты заботилась обо мне. Я знаю, как сильно ты меня любишь, мама. — Вы должны сдаться, мэм, — перебила Мирен, волнуясь. — Если вы это сделаете, возможно, вам сделают послабление в тюрьме и вы сможете видеться друг с другом. — Мирен пыталась оценить, как разрядить обстановку. Айрис дрожала, вцепившись в руль, а Кира вела себя непредсказуемо. Раньше она думала, что найти ее значит спасти, но как она могла это сделать, если та выросла в неволе? — Родители должны знать, где находится их дочь. Это несправедливо по отношению к ним и Кире. Сделайте это ради нее. Сдайтесь. На выезде из тоннеля есть отделение ФБР. Сдайтесь, и все закончится хорошо. Вы слышите меня? — Вы не из полиции? — выдохнула Айрис, продолжая рыдать. — Я журналист, и я просто хочу, чтобы Кира и ее родители узнали правду. — Я тоже хочу лучшего для своей дочери, — прошептала она. Затем вздохнула, пытаясь заглушить нахлынувшие чувства. Кира прижалась к ней и снова обняла ее, понимая, что, когда они доберутся до ФБР, она уже никогда не сможет этого сделать. Айрис заплакала в руках дочери, и та рыдала вместе с ней. Женщина вспоминала, как они играли вместе, как смеялись, неуклюже танцуя под старые песни из фильмов, которые она включала для нее. Вспомнила, как придумала для нее сказку, где она была ведьмой, а ее дочь — принцессой. В ее памяти всплывали крики Милы, когда они ссорились, и ее искренние объятия после того, как она просила прощения. Вспомнила, как нервничала, когда выходила за покупками и оставляла ее одну дома, и какое облегчение накатывало на нее, когда по возвращении выяснилось, что Мила по-прежнему дома, по-прежнему ждет ее с улыбкой на лице. Со временем они стали соратницами по плену, участницами некой игры, где обе боролись против внешнего зла. Вспомнила, как Мила обнимала ее, когда она возвращалась домой, и шептала ей, что все хорошо. Они столько пережили вместе, что представить жизнь без Милы для нее было хуже смерти. Теперь Айрис понимала Уилла и его смерть. Он сделал это, не в силах ощущать пустоту без любви маленькой девочки. — Все было бы так просто… — прошептала Айрис Миле. Свет в конце тоннеля осветил лицо Айрис, и, едва машина вырвалась из темноты, Мирен поняла, что они ускорились. Она переоценила свою способность вразумить Айрис. Она не хотела больше стрелять, не хотела трагического конца для этой женщины. Но настоящие герои, из плоти и крови, тоже совершают ошибки, и Мирен ошибалась, думая, что держит ситуацию под контролем. Невозможно контролировать такую женщину, невозможно добровольно разделить мать и дочь, даже если они не были ни матерью, ни дочерью. — Тормозите! — закричала Мирен, направляя пистолет в голову Айрис. — Здесь все закончится, — прошептала Айрис Кире. — Мама! — взмолилась Кира, отстраняясь от матери. Она вцепилась в приборную панель, когда машина резко повернула влево. — Нет! — крикнула Мирен в последней попытке остановить трагедию. Раздался выстрел. Пуля задела голову Айрис и пробила лобовое стекло. На выезде из тоннеля на четырехполосное шоссе машина внезапно выехала на встречную полосу на скорости более девяноста километров в час. Им повезло всего на десять сантиметров разминуться с едущим навстречу мотоциклом, но несчастье, которое всегда поджидает в ключевые моменты, чтобы все изменить, привело к тому, что «Форд» столкнулся лоб в лоб с массивным фургоном, загруженным под завязку, будто это была стена. Глава 61 То, что казалось концом, на самом деле новое начало. 27 ноября 2010 12 лет с момента исчезновения Киры Госпиталь Нижнего Манхэттена Профессор Шмоер спешил по больничному коридору с несвойственной ему скоростью, но сердце в груди бешено колотилось, и идти спокойным шагом он не мог. Он не видел Мирен Триггс вот уже несколько лет, хотя не переставал читать ее статьи в «Пресс». Каждый раз при этом на его лице появлялась легкая горделивая улыбка и какое-то время он даже думал, не написать ли ей, но всегда находил прекрасное оправдание, чтобы этого не делать. Он по-своему любил ее, на расстоянии воспоминания о той ночи, и ему казалось, что, возможно, она тоже чувствует эту странную и невероятную связь между ними. Наконец мужчина прошел через несколько двойных дверей, которые хлопали позади, и очутился в новом коридоре, который казался длиннее предыдущего. Палаты были обозначены табличками, и когда он наконец добрался до комнаты 3E, о которой ему говорила администратор, то сначала заглянул в окно над дверью. Шмоер подошел к постели и сразу же узнал ее, несмотря на то что она спала и была покрыта ссадинами и ушибами. Несколько мониторов отслеживали ее жизненные показатели, и, хотя девушка изменилась с тех пор, как он в последний раз видел ее, эти закрытые веки и каштановые волосы принадлежали все той же энергичной и неутомимой Мирен. Профессор провел в палате несколько часов. Время от времени медсестра заходила проверить, все ли в порядке, и уходила, а ближе к ночи Мирен со слабой улыбкой открыла глаза. — Ты очнулась, — тепло прошептал он. — А ты пришел, профессор. — Если ты хотела снова меня увидеть, можно было обойтись и без таких фокусов. Ты больше не моя студентка и не должна так меня называть. Мы можем… сходить на нормальное свидание. Мирен улыбнулась, прищурив глаза. — Говорят, тебе очень повезло, — профессор пытался подбодрить ее. — Ты настоящий боец. Я слышал, в аварии погиб один человек. — Я нашла ее… — сказала она серьезным тоном. — Кого ты нашла, Мирен? — Киру. — Киру? Киру Темплтон? Мирен с трудом кивнула. — Но… где она? У кого она? Эта авария как-то с этим связана? Прикрыв глаза, Мирен вздохнула, затем взяла себя в руки и сказала: — Окажи мне последнюю услугу, Джим. — Конечно… я слушаю, Мирен, — прошептал он, придвинувшись ближе, чтобы лучше ее слышать. — Можешь попросить Темплтонов приехать? Это очень важно. Они должны знать, что случилось.