Неужели это было последним, что они слышали? Мне хотелось бы, чтобы последним звуком для меня стала нежная музыка или шум океанских волн. Но, скорее всего, у меня не будет выбора. Смерть не дает его никому. Голые стены коридора, ведущего к моей комнате в общежитии, часто напоминают мне больничный холл: бесконечный путь к началу очередного конца; чистый лист и отсутствие слов, чтобы начать новую главу. Жизнь не должна быть такой. Я вхожу в свою комнату, отмечая, что облака за окном сгустились и стали угрожающе-серыми. Снежинки медленно падают на землю, создавая впечатление обычного снегопада, но никак не бури. Ложусь на кровать и смотрю на свою елочку, вспоминая те моменты, которые принимала как должное и не ценила — в тот раз я сказала папе с мамой, что слишком устала, поэтому не буду помогать им наряжать елку. Телефон для меня всегда был интереснее, чем развешивание каких-то дурацких украшений на еще более дурацкое дерево. Навязчивые рождественские песенки никогда не вызывали у меня прилива радости — наоборот, наводили тоску. А теперь и вовсе воспринимаются похоронным маршем. Пытаясь сбежать от собственных мыслей, я включаю телевизор и щелкаю с канала на канал в поисках какого-нибудь нерождественского фильма. Как оказалось, единственный канал, не связанный с Рождеством, это погодный, и он предупреждает меня о надвигающемся конце света. Далее следует прямое включение из Вермонта, находящегося сейчас в эпицентре бури. И без того высокие сугробы, наметенные с начала зимы, стали выше, еще, по крайней мере, на полметра. Пешеходам и автомобилистам настоятельно рекомендуют не выходить на улицу. Кажется, мне стоило подойти к вопросу серьезнее. На хлебе и арахисовом масле я долго не продержусь. Мои навыки выживания не дотягивают до уровня, необходимого здесь, в горных районах. За последние два года я кое-как пережила пару небольших метелей, выпавших на время зимних каникул. В течение же учебного года столовая открыта каждый день независимо от погоды, а территорию возле общежития расчищают дворники. Решив пополнить запас еды, я закрываю дверь комнаты, снова прохожу по пустому, похожему на больничный, коридору и вхожу в общий холл. Тиканье часов становится громче, а мир за окном полностью побелел — невозможно ничего разглядеть за снегом, который теперь больше напоминает перья, падающие каскадом с неба. С тех пор как я в последний раз выглядывала из окна своей комнаты, выпало уже не меньше тридцати сантиметров снега. Если не пойду сейчас, то позже вообще не смогу выйти. Толкаю стеклянную дверь — пытаюсь, во всяком случае — но она практически не двигается с места, заваленная снаружи снегом. После нескольких попыток она приоткрывается на несколько сантиметров, но в такую узкую щель я не протиснусь. Оглядываю холл в поисках того, чем можно разгрести снег, но на глаза попадается лишь стопка книг. Закрываю дверь и иду за ними, а когда возвращаюсь, вижу, что снег валит с такой силой, словно старается побыстрее заполнить освобожденное мной пространство. Выглянув в окно, понимаю, что пока это только снегопад — не метель еще. Тогда в чем дело? Я вновь пытаюсь приоткрыть дверь, но на этот раз она не сдвигается даже на миллиметр. Наваливаюсь изо всех сил плечом. Дверь распахивается, а я, запутавшись в собственных ногах, бревном вываливаюсь наружу и зажмуриваю глаза, понимая, что сейчас упаду. Но вместо этого меня обхватывают чьи-то руки. Открываю глаза, но из-за плотной пелены падающего снега не могу удержать их открытыми. О том, чтобы что-то рассмотреть, даже речи не идет. Снова оказавшись внутри здания, провожу рукавом пальто по глазам и лицу, освобождаясь от налипшего снега. Дверь закрывается, и к ее стеклянной поверхности прислоняется лопата. Передо мной стоит мужчина, закутанный в черное пальто, очки и шапку, скрывающую большую часть его лица. — Кто вы? — спрашиваю я, слегка испугавшись. Руками в перчатках, он стягивает шапку и очки, тем самым отвечая на мой вопрос. — Что, не узнала? — Что ты здесь делаешь? — Подумал, что твой хлеб с арахисовым маслом неплохо дополнит суфле. — Бэкс запускает руку в карман и достает из него баночку «Флаф». (Примеч. Marshmallow Fluff — популярное в США лакомство из мягкого зефира со вкусом ванили или клубники). — Ты проделал весь этот путь под снегопадом, чтобы принести постороннему человеку баночку суфле? — Еще я принес батарейки, но могу все унести обратно, — говорит он абсолютно серьезно. Я протягиваю руку — она дрожит после борьбы с дверью. — Нет, уверена, они мне пригодятся. Спасибо. — Зачем ты опять пыталась выйти из общежития? — спрашивает он. Соврать или нет? Несколько секунд просто смотрю ему в глаза, подбирая правдоподобный ответ. Мне следовало получше подготовиться к этой снежной буре. С каждой минутой в присутствии Бэкса я все больше смахиваю на дуру. — У меня возникли сомнения, что я достаточно хорошо подготовилась к непогоде. — Или просто искала повод вернуться, чтобы увидеть меня, — говорит он с ехидной ухмылкой. — Наглость — второе счастье? — Нет, просто бо?льший, в сравнении с твоим, жизненный опыт, дающий право на подобные рассуждения. — Бо?льший жизненный опыт? — В моем голосе звучит насмешка. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. — Я буквально закипаю от гнева, и хотя мне должны бы нравиться его заигрывания и средневековые шуточки, парень все же нажал «кнопку», запустившую необратимый процесс. Он меня совсем не знает. Не знает, сколько испытаний выпало на мою долю. И потерь. — Эй-эй! Я пошутил. Почему тебя так затрясло? А почему меня так трясет? Мне не холодно. Я просто злюсь. Очень злюсь. Бэкс одну за другой снимает перчатки, бросает их на пол, берет мои ладони в свои и сжимает их, согревая. Но руки у меня и так не холодные. Хотя… дрожь и боль в мышцах под его прикосновениями, кажется, ослабевает. — Ну вот. Сейчас тепло? Я не нахожу слов и просто киваю в знак согласия. — Ты действительно осталась здесь одна на все две недели? — Да, — говорю я тихо. — Но в этом нет ничего такого. — Что, если отключат электричество? — У меня есть свечи. — А как насчет отопления? — Одеяла. Бэкс качает головой. — При всем моем уважении, не думаю, что это хорошая идея. — При всем моем уважении, не припоминаю, что спрашивала твоего мнения. Он смотрит на меня, поджав губы и прищурившись. Не могу точно сказать, смущаю я его или раздражаю, но, судя по взгляду, в большей степени он просто заинтригован. Не думаю, что мне это нравится. — Очень хорошо, Финли. — Он осматривает холл, проходит мимо меня к стоящему в углу кожаному креслу, плюхается в него и расстегивает пальто. — Что ты делаешь? — спрашиваю я. — Пережидаю снежную бурю, — спокойно отвечает Бэкс. — Наслаждайся, — говорю я, направляясь мимо него в сторону своей комнаты. — Именно это и входит в мои планы, — говорит он, поднимаясь из кресла и следуя за мной. Почему Бэкс идет за мной? Продолжая идти по коридору, я оглядываюсь на него через плечо, из-за чего со всего маху врезаюсь в висящий на стене огнетушитель. Ахнув, оступаюсь и почти падаю, хватаясь за ушибленный бок. Проклятье. Бэкс хватает меня за руку и тянет на себя. — Растяпа. Ты в порядке? — Да, отлично. Возможно, было бы еще лучше, если бы я была одна, без преследующего меня психа. — Я не псих. — Ты всех девушек преследуешь до дома? — Неа, только тебя. Глава 4 Бэкс Единственным объяснением моего поведения могло быть помешательство вместе с раскаянием. — Серьезно, я тебя боюсь. Почему ты преследуешь меня? — спрашивает Финли, поворачиваясь ко мне и скрещивая на груди руки. — Мне и так плохо из-за того, что придется ближайшие пару недель провести здесь в одиночестве. Не хватало еще переживать из-за преследующего меня психопата. — Психопат, да? Я так понимаю, тебе нравится обзываться. — А я не права? — спрашивает она, приподнимая брови. — Не совсем, но я понял, что ты меня с ним путаешь. — Посмотри на свою прическу, — говорит Финли, глядя на мои лохмы, — это же явный признак психического отклонения. — Погоди-погоди, — говорю я, делая пару шагов по направлению к ней. Судя по ее взгляду, Финли размышляет, не пора ли ей сбежать от меня. — Это ведь… — С изумлением в глазах я указываю на ее лицо, не переставая приближаться. — Что? — спрашивает она, поочередно касаясь рукой щек, губ, носа. — Что там такое? На мне что-то есть? Мне нравится ее волнение. Еще один шаг, и я уже настолько близко, что могу протянуть руку и прикоснуться к ней. Что и делаю — провожу пальцем по щеке Финли. — А, ничего особенного. — И что, по-твоему, это было? — Ну, мне показалось, это была улыбка. — Естественно теперь она просто не может не улыбнуться. Один-ноль в мою пользу. — А ты, действительно, нахал, — говорит она, отворачиваясь и направляясь дальше по коридору. Финли то ли не замечает, что я иду за ней, то ли не хочет больше разговаривать. Но, откровенно говоря, я чувствую обязанность остаться с ней. Не знаю почему. Просто в связи с бурей есть какое-то нехорошее предчувствие, а Финли не производит впечатление человека, который пережил здесь хоть один из подобных буранов. Поэтому, как порядочный человек, я чувствую ответственность за нее. Наконец, она останавливается перед одной из угловых комнат, открывает дверь и, оглянувшись на меня через плечо, входит внутрь. — Пожалуй, я останусь здесь, — говорю я ей.