Он волнуется. И я тоже. — Мой отец был врачом, а мама медсестрой, так что я знаю пару трюков. — Был? — спрашивает Бэкс, обрывая мои мысли о том, как, черт возьми, вытащить ветку из руки, не сломав ее. — Давай сосредоточимся на твоей руке. Я достаю хирургические перчатки и натягиваю их, осматривая руку и пытаясь во всем разобраться. При ближайшем рассмотрении все выглядит намного хуже, чем есть на самом деле. Ну, мне так кажется. По моей вине Бэкс пострадал, и меньшее, что могу сделать, это не причинять еще большего вреда. Нельзя причинять ему боль. Но не знаю, как мне это сделать. — Бэкс, я действительно могу навредить тебе. Наверное, нам все же нужно позвонить в службу спасения. — Эм-м, ты разве не выглядывала на улицу? Хоть раз была в этом городе во время снегопада? Никто не доберется до нас, Финли. Он смотрит на свою руку, обхватывает пальцами ветку и, постанывая, тянет. Его лицо раскраснелось, а вены на лбу посинели от напряжения. Я наблюдаю, как ветка медленно скользит вверх. — Остановись. Хватит. — Бэкс смотрит на меня, по его лицу струится пот, и он дрожит. Я крепко обхватываю пальцами ветку и медленно тяну. — У тебя в руке останутся обломки. Это может вызвать инфекцию. — Я тяну немного сильнее, и его стоны становятся громче. — Прости, что поступила так с тобой. — Не могу сдержать слез, наворачивающихся на глаза. Я чувствую себя ужасно. Наконец, когда полностью вытаскиваю ветку, из раны начинает литься кровь. — Мне придется полить твою руку перекисью. — Я беру бутылку и лью прямо на рану, наблюдая, как кровь пенится, запечатывая рану. Схватив из аптечки марлю и бинты, я делаю все возможное, чтобы потуже завязать руку и остановить кровотечение. — Тебе очень больно? — Ага. — Он тяжело дышит и поддерживает голову другой рукой. — Обезболивающее во втором проходе. Сходишь? Собрав лекарства и схватив бутылку воды, я вытираю кровь и убираю беспорядок, а также делаю все возможное, чтобы не сказать ничего глупого, например, «извини». В сотый раз. — У тебя наверху есть кухня? — А в какой квартире нет кухни? — Логично. — Собрав в пакет продукты с полок, я направляюсь к подсобке. — Ты идешь? — В свою квартиру? Разве это не ты отправилась в пургу, лишь бы не оставаться со мной? А теперь без спроса идешь в мою квартиру? — Смотрю, у тебя было не много подружек, — говорю я. — Как только тебе начинает казаться, что ты понял женщину, Бэкс, то должен уяснить, что все совсем наоборот. Так ты идешь или нет? Я слышу, как он стонет, а затем встает со стула и идет за мной. На полпути вверх по лестнице я останавливаюсь, чтобы убедиться, что он следует за мной, и нахожу его стоящим у основания деревянной лестницы. Его взгляд направлен на меня. — Не останавливайся, — говорит он. — Пялишься на мою задницу, пока я поднимаюсь по лестнице? — отгрызаюсь я. — Ага. Расплата за то, что ты проткнула меня веткой. — Это была крошечная щепка. Как… большая заноза. Продолжаю подниматься по лестнице и, открыв дверь, вижу небольшую, но милую квартирку с темными деревянными стенами и соответствующими полами. За последние несколько лет мы сотни раз болтали с Уиллом, но я и понятия не имела, что он живет над магазином. На стенах висят семейные фото, в основном с Бэксом. Квартира аккуратная, все на своих местах и пахнет сосной. Не могу поверить, что Уилла больше нет. Я иду вдоль стен, рассматривая фото. — Скучаешь по нему? — спрашиваю я, потому что сама уже скучаю. Бэкс тяжело вздыхает, прежде чем оттащить меня от стены. — Никаких вопросов. Это относится и ко мне, — говорит он. — Кухня там. Сердце болезненно сжимается. Все это время я не озвучивала вслух свою потерю, тем самым защищая себя от постоянно растущей боли. И, как оказалось, была не единственной, кто страдает от пожизненных мук и бесконечной вины. — Ты прав. Никаких вопросов. Прохожу мимо Бэкса на кухню и оглядываюсь по сторонам. Открыв несколько шкафчиков, я нахожу пару кастрюль и кухонную утварь. — Спагетти будешь? — Конечно. — Он протягивает руку и тянется к одному из верхних шкафов, доставая бутылку вина. — Чтобы было не так больно. Взяв пару бокалов, он разливает вино. — Вот, — и протягивает мне бокал, — выпей. — Чтобы… эм… заглушить боль, — говорю я, нерешительно протягивая бокал вперед. — Чтобы заглушить боль, — соглашается он и чокается своим бокалом с моим. Если получится заглушить боль, которую я ношу с собой два года, то это вино окажется потрясающим. Глава 8 Бэкс Как хорошо, что у меня еще есть вино в запасе. Глядя на часы, стараюсь понять, как так получилось, что с четырех часов дня мы досидели до полуночи. Хотя, пустые бутылки могут подсказать ответ. Финли словно танцует по квартире, поправляя предметы, будто была здесь уже сотню раз. Может и была. Не знаю, насколько они были близки с отцом. Он всегда заполнял пустое место в людских жизнях. Хотел усыновить и вырастить сирот. Забрать себе раненых животных и вылечить все болезни в мире. Отец был хорошим человеком, таким, каким мне, вероятно, никогда не стать. Финли напевает рождественские песни и улыбается впервые с тех пор как мы встретились. Теперь это уже официально вчера. — У тебя милая улыбка, — говорю я ей. Присаживаюсь на деревянное кресло у окна и баюкаю свою пульсирующую от боли руку на груди. Это была всего лишь дурацкая ветка, но, черт, как же болит рука. — Я бы могла сказать что-то наподобие «у тебя тоже» или любую другую банальщину, но не буду. Я ведь не знаю, как выглядит твоя улыбка, — говорит она, складывая наброшенный на небольшой диван плед. — Она милая. Я с такой родился, — отвечаю я и скалюсь, но мне все равно не удается показать ей ту улыбку, которую она хотела бы увидеть. Протираю небольшой участок стекла рукавом и смотрю в окно. — Снег прекратился. Финли вприпрыжку подбегает к окну, ее короткие волосы колышутся с каждым движением. Наклоняется и глядит в пространство, которое я оттер. — Все такое яркое. — Ты когда-нибудь выходила на улицу после метели? — спрашиваю я. — Не-а, не выходила. Схватив Финли за руку, я тяну ее вниз по лестнице, достаю наши пальто и бросаю ей. — Надевай. Она словно ожила под воздействием игристого вина, и мне это вроде как нравится. Никакого сарказма или огрызаний. Финли надевает угги и наклоняется, чтобы помочь мне, потому что я мечусь как идиот, пытаясь одеться при помощи одной руки. Как только мы оба оказываемся готовы хоть к путешествию в Антарктиду, я толкаю дверь, сдвигая снег, который намело на порог за несколько часов. И хотя его не так много, как я думал, он довольно рыхлый и тяжелый. Финли оттесняет меня назад и начинает раскапывать эту кучу лопатой. У нее это занимает буквально несколько минут, и, наконец, дверь можно открыть широко. — Значит, ты научилась раскапывать снег? Вот тебе еще один значок «Юной Англичанки», — подначиваю я. — Очень смешно, — отвечает она, прыгая на тропинку, которую мы раскапывали вчера вечером. И проваливается, показав мне воочию, как именно потеряла свой сапог, ведь снег доходит ей до бедер. — Так тихо. Будто весь мир исчез, и остались только мы вдвоем. — Не знаю насчет исчезновения мира, но, определенно, есть два идиота, осмелившиеся показаться снаружи. — Ага. Скажи это еще раз, — говорит она, дрожа. — Мне эта мысль нравится. Тихий и абсолютно белый мир, окружающий нас. Думаю, так должны выглядеть Небеса. — Я так понял, что твои родители умерли. Как это произошло? — решаю игнорировать ее правило «не задавать вопросов». — Мы говорили. Никаких вопро... — Да ладно, Фин, расскажи. — Меня уже очень давно никто не называл так. Я толкаю ее плечом и тяну назад, в магазин. — Давай вернемся. — Два года назад в этот же день, — начинает она. Я останавливаюсь и смотрю на нее. — Они умерли два года назад в этот же день? Финли едва кивает, и я замечаю, как в тусклом уличном свете на ее глазах блестят слезы.