========== 7. Дух безумия ========== Горло сдавливала злость клешнями скорпиона, чье жало, как перо: царапает бумагу, оставляя словами яд. Как все послания Раджеда, что отравили жизнь робкой девушки. Теперь же сам себя терзал и жалил, пробивая панцирь, будя янтарных мух, увязнувших в смоле на сотни тысяч лет. Сбежала или похитили? Вернуть и отпустить? Помиловать или покарать за гордость уязвленную? Но толку-то? Но толку! Жизнь и стремленья не купить, и, может, слишком много лет все мерили самоцветным дождем, который при падении на землю не оставляет всходов. Зеркало терзалось помехами, теряя ясность видиния в чужих владениях. Чародей хмурился, и тени лезли из углов, вползая дурными предчувствиями в затуманенный возмущением разум. «София — смерть моей печали, палач моей скуки, жар моего тела, тернии моего сердца, весна моей осени… Где ты? — негромко шептал кто-то из подсознания, но ткал призрачный сизый барьер от себя самого: — Что она делает над Жемчужным Морем? Кто и куда ее несет? Если великаны, то как им вообще удалось это провернуть?» Льор вспоминал, какие опасности ждут на другом материке, рассчитывать на чью-то искреннюю помощь не приходилось. Между камней застывшего мира ползали, извиваясь кольцами, ядовитые змеи в человечьем обличии. Небо Эйлиса не доносило вестей о спасении, никто не обещал вечной жизни и жизни вообще. Или блеск драгоценностей ослепил зрячий слух, тонкий голос материй иных. Подозрения и разные домыслы, взгляд с разных сторон на похожие вещи — вот, что отличало янтарного льора от всех остальных, но пред Софией он казался себе слепым. Она хранила тайну, как орех в скорлупе, как затворенная раковина. И подступал смутный страх: а жемчуг ли в ней или мусор земной? Но порой достаточно веры, в кого-то или в себя. Не хватало ни того, ни другого, чтобы сдвинуться с места и покинуть башню, отправляясь на поиски. Раджед просто застыл перед зеркалом, царапая раму с узорами колючих зарослей. Казалось, орнамент с барельефами воплощал творившееся в душе, все то темное и неспокойное, точно море в грозу. Но порой мирозданье вносит свои коррективы в созерцание недовольства собой и окружающим: из-за спины раздался глухой звук падения чьего-то тела с немалой высоты. Земной портал находился прямо перед Раджедом, а появляться из воздуха умел только один гость. Похоже, с ним опять что-то стряслось. В этом пришлось убедиться, когда льор порывисто обернулся: посреди тронного зала, отхаркиваясь кровью и отодвигая слипшиеся пряди с избитого лица, тихо охал Сумеречный Эльф собственной персоной. Бессмертный и неуязвимый Страж Вселенной, превращенный чьими-то стараниями в одну сплошную гематому, вывихи плеч и пальцев, да сломанные ребра. — Святые самоцветы! — остолбенел Раджед, тут же проворными шагами подлетая к другу. — Эльф! Что с тобой стало? Вопросы посыпались сами собой, как ни хотелось убедить себя, что они в обиде друг на друга за то, что пропала София. Но Раджед как-то незаметно для себя осторожно подхватил Сумеречного, стремясь усадить или уложить на что-нибудь более мягкое, чем каменный пол. Однако Эльф, тяжело дыша, отстранился, вновь выплевывая кашлем ошметки отбитых легких. Льор не задумывался о том, что его драгоценный камзол уже весь испачкан чужой кровью, пытаясь с помощью магии определить, что нанесло такой вред бессмертному созданию. — В какой мир тебя занесло? Там случился конец света? — предполагал Раджед, но Эльф с виноватой улыбкой поднялся сам на ноги, однако стоял кособоко и неуверенно, как падающая прогнившая избушка. — Представь себе, нет, — со скрытым смехом над собой просипел Эльф. — Это был всего лишь небольшой пиратский остров на Земле. И без того тонкие губы Раджеда вытянулись в одну недовольную строгую линию, чародей скрестил руки на груди. Его-то здесь терзало возможное нападение других сильных чародеев, а друг-приятель своеобразно развлекался в других мирах, заставляя еще понервничать за себя. — Ну-ну, тогда будь добр объяснить, почему ты в таком виде? — категорично потребовал уточнений Раджед, отступая на несколько шагов и только тогда с неудовольствием замечая, что придется переодеваться, а один из любимых камзолов испорчен. Конечно, магия сумела бы его очистить, но на нем уже навечно запечатлелся след обиды и обмана. Раджед посмел показать свою слабость, в очередной раз выставил себя человеком перед заклятым другом. А Эльф-то точно этого и добивался! — Напоролся на одного упрямого типа с крепкими кулаками, — усмехнулся Сумеречный, стирая кровь с разбитых губ, но чуть не упал. И льор снова забыл о камзоле, все же поддерживая своевольного бессмертного странника. — Упрямее меня? — хохотнул Раджед, ныне почти не питая никакого сочувствия к Стражу Вселенной, поступки которого не поддавались логическому объяснению. — Представь себе, — отзывался Эльф, шаря мутным взглядом среди витых каменных лепнин, побитых следами гнева хозяина башни. — Возмутительно! Кто-то смеет быть упрямее меня. И зачем же ты подставился под его кулаки? — любопытствовал Раджед, недовольно постукивая квадратным каблуком сапога по полу. Веселым тоном он вечно давил в себе цепкие корни грусти, тревоги, а порой и паники. Хотя страх и беспомощность редко становились его спутниками, за что он благодарил судьбу. Но теперь беспокойство за жизнь Софии терзало острым шипом, пронзавшим сердце. Неизвестность — главный враг сильных. В какой-то мере он теперь понимал, что чувствовала девушка, когда он утащил ее маленькую сестру да еще наговорил неизвестно чего. Глупо, нелепо, даже подло. На тот момент план казался безупречным, теперь же он видел, что подвергал сердце гостьи неизмеримым мукам, вытеснявшим ростки всех других возможных чувств. Может, и сам не сознавал сначала, чего желал добиться: завладеть ее телом или найти ключ к душе и сердцу. Да и знал ли, что значат все эти красивые слова? Яркий янтарь бился в его груди, но оставался при этом камнем, а не живой искрящейся смолой, способной таять и плакать под лучами солнца. Но от мыслей решительно отвлек Эльф, ноги которого все же подкосились. Раджед счел, что лучше уж его усадить или уложить на что-то. Самым ближайшим предметом мебели по иронии оказался трон. — Там еще аккумулятор был с током… — шептал в полузабытьи Эльф. — Впрочем, неважно. Я хотел почувствовать себя человеком. — Вот и хватит! Давай-давай, возвращайся, — помахал перед лицом приятеля льор, призывая не закрывать глаза. — Что это было вообще? Форма мазохизма? Эльф собрался с мыслями, потихоньку возвращая свои кости на прежние места. С кожи его исчезали мелкие ожоги от ударов током. Его словно подвергали всем возможным пыткам. И при его-то силе он позволил! Раджеду казалось, что вокруг него кружат сплошные загадки, шарады и ребусы вместо людей. Он не понимал их и не позволял понять себя. Достаточно созданного образа, так проще, так легче сберечь себя настоящего. Только запрятал так далеко, что потерял ключ от этого подвала. — Нет, не мазохизм… — стискивал виски Эльф, растирая их. — Одно дело видеть все миры, другое дело ощущать на своей шкуре. Если совсем превращусь в бестелесного неуязвимого призрака, то сделаюсь окончательным циником. На лице его было написано какое-то исступление, граничившее с безумием. Прозрачные глаза, сильно заплывшие синяками, смотрели куда-то в пустоту, точно через все предметы, прошивая видением множество световых лет космических пустот. — Поэтому время от времени надо получить по зубам? — пожал плечами льор. — Это лишь следствие наблюдения с близкого расстояния, — буднично попытался иронизировать Эльф, но закусил ожесточенно губы, замолчав на несколько минут, только трясясь нечеловеческой лихорадкой. — На том острове творится ужас. И я… ничего не могу сделать. Эльф поднял на друга глаза полные такой боли, что Раджед живо представил: именно так смотрят ангелы-хранители, когда не успевают спасти человека. Впрочем, в Эйлисе была своя вера, но земная казалась Раджеду в чем-то более интересной и непостижимой для них, поклонявшихся камням. — Так же, как и в Эйлисе? — вздохнул льор. — Ничего не можешь сделать? — Так же. По той же причине, — раскачивался из стороны в сторону Сумеречный, точно баюкая себя. — Нельзя… Ох, нельзя, иначе… Время шло, тикало песчинками, осыпалось каменной трухой. И льор сознавал, что София где-то там, за морем. Вряд ли она была колдуньей или открыла в себе дар, вряд ли ведала, куда бежит. Либо кто-то похитил ее, либо обманул. И наверняка из-за него. Тяжелое бремя вины и растерянности пробегало электрическими импульсами, точно это его били током пираты. Ноги просили сорваться с места и бежать. Но знать бы куда! Да и Эльфа не велел бросать долг, все больше нарастала раздраженность: пусть бессмертный друг и желал почувствовать себя человеком, но кому от этого легче, если не находится от него посильной или даже самой крошечной помощи? — Ладно-ладно, клоун-эксцентрик, собирай свои ребра и зубы, все равно одна видимость, — отмахнулся от чужих нелегких проблем Раджед. — У меня для тебя новость, которую ты наверняка знаешь. — Да, она сбежала, — тут же спокойно отозвался Сумеречный. Знал ведь все наперед! Знал, наверное, и исход всех этих опасных эскапад. — И куда? Если туда, куда я думаю… — навел на нужный диалог Раджед, строя свои теории. — Это все Огира. — Ты все-таки спрашиваешь меня? — оживлялся Эльф, уже довольно нагло растекаясь на широком троне-диване с витыми ручками. — Нет. И да. Если он отправил ее на тот материк… — отзывался Раджед, лохматя свою золотую гриву. — Но ты ведь не враждовал с малахитовым льором Сарнибу? — напомнил об одном из правителей восточного материка Сумеречный. Сарнибу Тилхама и правда отличался тихим нравом; за свои пятьсот лет не уничтожил ни одного противника, хотя обладал немалой силой, да и башня его была одной из самых высоких и неприступных. Но он тоже ничего не делал для Эйлиса, жил затворником, пестуя какую-то свою давнюю печаль. Так что Раджед немногое знал о далеком соседе, хотя владения малахитового льора простирались от Янтарного до Ледяного моря. — Нет, не припомню, чтобы мы что-то делили, льораты далековато друг от друга, — задумался льор, но его мучила тревога. — Если орлы унесут ее к Аруге Иотилу, то сам догадываешься, чем это чревато. — Что же ты сделаешь? Бросишь ее? Если уж она только твоя игрушка, — провоцировал по привычке Эльф. И так уже несколько сотен лет! Они провоцировали друг друга и поддевали, но, может, именно это не позволяло окаменеть в своем самодовольстве. Раджед замер, точно каменные плиты поглотили подошвы сапог. Ловкая издевка Сумеречного срывала тонкую корочку свежей раны, и кто-то болезненно еле уловимо пел из-за завесы: «София — луна моего неба — если с тобой что-то случится, то солнце потеряет свой свет». — Не брошу, — ответил сдавленно льор, тут же встряхивая головой, как отгоняя вцепившуюся в плечи гарпию отчаяния. — Придется покинуть башню. Аруга — просто старик, которому из уважения и жалости отдали почти окаменевшее прибежище. Но вот Илэни… С ее ревностью и мстительностью. На кого же оставить портал и вторую девчонку… — Значит, это уже не игра? — пытливо интересовался Эльф, склоняя голову набок, как любопытная птица. — Игра идет до тех пор, пока соблюдаются мои правила, — почти озлобленно скривился льор, указывая на собеседника. — А ты устроил диверсию, между прочим! Ни за что не поверю, что София сама прорвалась через магическую защиту. — Так ты все-таки переживаешь за нее? — улыбнулся Сумеречный, приподнимая залепленные запекшейся кровью брови. — Да, — честно признался Раджед, не видя причин скрывать. — Я привел ее в этот мир, это кое-что значит. Я несу за нее ответственность. Она все-таки моя гостья, даже если считала, что пленница. — И зачем ты тогда морил ее голодом и чуть не заморозил насмерть на руднике? Так обращаются с гостями? — развел руками собеседник, уже почти величественно восседая на троне, отчего казалось, что это он правитель башни. — Похоже, в Эйлисе свои представления о гостеприимстве. — В моей башне я мог ее мучить и искушать. Это лишь способ испытать ее, проверить характер. Но другие льоры… — Раджед недовольно хрустел суставами длинных пальцев, машинально свивая их в непонятные знаки. — Впрочем, ты сам в курсе. Ну, так что насчет тебя? Льор оживился, немедленно переодевая волей магии камзол; отличались они лишь оттенком янтарного — от красноватого до светло-золотого — да рисунком вышивки. Раджед шел к врагам и подозревал, что нарядная одежда будет снова безвозвратно испорчена. Парад перед боем. — Я вообще ранен-контужен! — внезапно шутовским тоном пожаловался Эльф. — Только из клетки выбрался! — Меньше по другим мирам надо шастать, бродяга, — беззлобно отозвался Раджед, пробуя свою верную трость с янтарным навершием. В поединке она бы превратилась в меч, слившись с когтями, усиливая их. Медленно поднимался холодный гнев и сознание собственной недальновидности: будто он ждал, что враги успокоятся. Может, и прошло десять лет, но они просто ждали подходящего случая. И вот он, льор, сам предоставил недругам возможность выманить его наружу. — Зато у вас принято сидеть безвылазно и чахнуть над златом. Ох, ладно-ладно, посмотрим, что можно сделать, дай хоть отдохнуть, — хаотично потряс руками Эльф. Настроение его отчего-то резко менялось. Или он радовался, что Раджед молча признал свою неправоту? — Лови самоцвет исцеления, хотя он тебе явно не нужен, — кинул яркий камень льор. — Но ладно, по старой дружбе, хотя испепелить тебя последнее время тянет. Так ты посторожишь портал в мое отсутствие? Или снова заладишь свое «я не имею права»? — Посторожу. Мир Земли для меня много значит, — серьезно кивнул Эльф, принимая янтарный осколок, но пряча его под изодранную бурую рубаху. Раны его исчезли сами собой. — Ты все о той девушке? — развернулся Раджед с ухмылкой лиса. — Ох-ох, Эльф, да ты не лучше меня. Прикипел к миру из-за милого личика. Он слышал по обрывочным разговорам, что Сумеречный уже несколько лет пытается найти общий язык с одной девушкой из мира Земли. Впрочем, для льора это не было новостью. Мало ли у его друга было женщин и даже жен в разные времена в разных мирах! Но Эльф утверждал, что эта особенная. Впрочем, Раджед не слишком любил лезть в чужие жизни, не терпел вмешательства и в свою, поэтому злился. — Не только благодаря ей, — уклончиво отозвался Эльф, отводя глаза, продолжая официально. — Хватает там людей, чьей судьбы я не знаю до конца. Значит, могу в нее вмешиваться. — Это ведь и есть ограничения твоей силы? — вздохнул Раджед. — Да, — кивнул Эльф тихо, но, как мантру, повторил громогласно: — Я не могу перемещаться во времени, не могу воскрешать мертвых и не знаю собственной судьбы, как и прошлого до момента эксперимента. — То есть, если есть пробелы в судьбах других людей — это ты должен вмешаться? — в который раз пытался понять природу магии Эльфа льор. В башне помимо сокровищниц содержалась главной драгоценностью великолепная библиотека. Льоры наблюдали за многими мирами, лишь не умели перемещаться между ними, не позволяла сама магия планеты. Однако же знания разных эпох и самых отдаленных мест Вселенной скопились по крупице в сотнях книг. Но ни в одном из фолиантов не нашлось упоминания о Тринадцати Проклятых и великом эксперименте Семарглов. И все же отрицать существование и способности Эльфа не удавалось. Теперь Раджед решил, что настало время попросить помощи у друга. — Не должен, но могу, — оживился Эльф, но тут же помрачнел: похоже, слишком мало содержалось «пробелов», позволяющих ему вмешаться. — И как? Мою судьбу ты тоже не видел до конца? — интересовался Раджед, подозревая, что у бессмертного это спрашивал каждый собеседник. — Не могу ответить, — стерлась тень улыбки с губ Сумеречного, он вновь полуприкрыл глаза, явно вспоминая виденное недавно. Еле слышно он заскулил брошенным псом. Но льору было не до жалости, не до бед землян, потому он резко оборвал: — Опять началось! Что ж, ближе к делу. Придется отправляться на другой материк. Ненавижу покидать башню. — Да у вас боязнь открытых пространств, сударь, как я погляжу, — вновь приподнялся Сумеречный, вскоре бодро вскакивая с места. — Так уж повелось у льоров. Как там на Земле говорят? Мой дом — моя крепость. Или ты позволил Софии сбежать, чтобы я покинул свое убежище? — рассмеялся льор ядовито, но что-то надломилось в его голосе: — Друг, ты меня, может, на смерть вообще отправляешь! Во враждебные льораты! — Нет, у меня нет такой цели, — опустил голову Эльф, приближаясь, доверительно кладя руку на плечо, но Раджед стряхнул ее. Сумеречный сделал вид, что не заметил, продолжая с упреком самому себе: