Раджед практически полностью переселился в тронный зал, перетащил туда все важные книги, узкую походную кровать и вообще не видел необходимости посещать другие этажи башни. Великолепие уже давно ничуть не тешило его. Он сторожил портал, с тревогой прощупывая колыхание магии, как мать вслушивается в дыхание больного ребенка. Вновь навалилась непомерная ответственность. В юности-то казалось, будто портал — это идеальная забава, которая позволяла заполучить что угодно из другого мира. Ныне же он оказался самым опасном объектом во всем их мире, одновременно самым желанным. «София… Если бы найти тебя. Хотя бы посмотреть, как ты живешь. Я буду хранить оба мира. И тебя, чтобы с тобой не случилось чего-то ужасного на твоей жестокой Земле». — Так он часами вел мысленные монологи, понимая, что слова не достигают адресата. Он даже после чудесного исцеления артефакта не сумел отыскать верный адрес, хотя прокручивал ускоренной видеосъемкой все улицы Москвы. Кто-то все же создавал помехи. Может, в том состоял какой-то договор Софии с Сумеречным? Мысли о пропавшем друге отзывались не меньшей тревогой, чем скребущая кошками на душе печаль от бестолковых поисков. Но в один прекрасный — или все же ужасный — день Страж Вселенной вновь объявился. — Э-эльф?! — пораженно воскликнул Раджед, застав Сумеречного посреди тронного зала. Тот появился нежданно-негаданно из воздуха. — Где же ты пропадал? Пришелец медлил с ответом, игнорируя вежливые восклицания обрадованного друга, не воспринимая предложения отобедать и подобные проявления остатков этикета. — Были… проблемы, — вздохнул вскоре Сумеречный, точно забывая говорить, поминутно уносясь следом за своими мыслями. Он выглядел изможденным: высокие скулы и острый нос выделялись ярче обычного, губы же истончились и побледнели, сделались бурыми, как после долгой болезни. Когда он небрежно снял капюшон, вместо сальных длинных прядей светился неаккуратно обритый череп. Казалось, кто-то второпях и с недовольством счищал набитой рукой волосы. — Ты был в тюрьме? — предположил Раджед, встревожено рассматривая друга. — Не совсем. Но почти, — вкрадчиво проговорил Сумеречный. Он устало вздохнул, плотно сжимая губы. Ни тени шутливости, ни оттиска невыносимых ужимок и метких фразочек, что обличали самую правду, больно раня иронией. Лишь одна усталость, отраженная картиной вселенской скорби и воплощением фатума. — Ты что, все-таки попал в психушку? — вспомнил о таких заведениях в некоторых мирах Раджед. У них-то в Эйлисе для ячеда и обычных больниц никогда не существовало. — Да, — безразлично приподнял брови Сумеречный, полуприкрывая глаза с опухшими веками. — И как так вышло? С твоей-то силой! Эльф! — Кое-что случилось. — Сумеречный явно не жаждал начинать такие разговоры; поглядел вокруг, словно не узнавая интерьер, покрутил затекшей шеей, но расправил плечи и отрывисто торопливо проговорил: — В мире Земли. Я держал «цепи тьмы». Держал и держал… Пока не вернул ее хозяевам. Распределил обратно на всех темных магов. Но, как видишь… — Казалось бы, какие маги на Земле… Жалкие, слабые, — фыркнул недовольно Раджед. Он едва ли догадывался, что произошло в далеком мире Софии. Но зеркало эту беду явно не показало. — Но их много. А вас мало. — Значит… ты мне не сможешь помочь? — скорбно заключил Раджед, мысленно тут же укоряя себя за эгоизм. Ему бы предложить Сумеречному отдохнуть в башне, а не просить сразу о великом одолжении. Но оба понимали, что внешний комфорт — пуховые перины и золотая посуда — не утешат кровоточащую рану метущейся души стража. — Смотря в чем… — слабо приподнялся край губ. — Цель остается неизменной. Средства меняются, — пояснил Раджед. — Здесь уж я бессилен. Заставить любить — это такое же недопустимое действие, как воскрешение из мертвых или встреча с самим собой в прошлом, — развел руками Сумеречный. — Нет! Не надо никого заставлять, — резко запротестовал янтарный льор, не ожидая от себя такой горячности, но последнее время ему претил образ узурпатора из прошлого, коим он когда-то был. — Радж… я в любом случае не могу вмешиваться, — легко и быстро обрезал крылья робкой надежды усталый ворон. — Я подозревал. Просто… Я хочу быть с ней, — вздохнул Раджед, наконец, гневно пожаловавшись: — Но Нармо мешает, не позволяет оставить портал. Он отошел обратно к порталу, придвинул к нему поближе складное кресло, окруженное стопками книг — так и протекало увязшее в расписном циферблате часов время. — Я могу уйти в мир Земли, — обернулся к Сумеречному Раджед. Реальность расплывалась на грани лихорадочных предположений и несбыточных мечтаний, словно Эльф принес с собой отравляющие остатки безумия. — Ты быстро умрешь, — констатировал страж, все так же неподвижно стоя посреди зала. Движения представлялись ему излишними. Казалось, так бы он и застыл очередной живой статуей Эйлиса. — Но не сразу же. Сколько там? Если сто лет, то так даже лучше. Люди-то больше не живут. — А если меньше? — Да сколько бы ни было! Год, два… Четыреста лет уже прожиты, дальше — сколько получится, не такая уж высокая цена за короткий срок настоящей жизни. Сколько проживу, все мое будет. Рядом с ней. — Даже так… — склонил голову набок Сумеречный, предупреждая со скорбной горечью в голосе: — Умирать придется мучительно. Мука, терзание, казнь — все эти слова ничуть не пугали. Лишь леденящей могильной печалью отзывалась вечная истина: рядом с великой любовью всегда пролегает тропа смерти. Так или иначе, кто-то обречен остаться один… пережить прощание и похороны. Кто-то всегда остается один. Дети хоронят родителей, впрочем, много хуже, если наоборот. А влюбленных разделяют врата могильной плиты, обрекая считать месяцы и годы до новой встречи, где-то там, за пределом всех миров. И как ни странно, Раджеда больше ничего не пугало. Наверное, они все слишком прирастали в этой жизни за тянущиеся столетия, страшились неизведанных далей. Но из-за этого каменели изнутри, покрывали сердца панцирем. Ныне же оно оттаяло, истекало жаркими слезами янтарной смолы. — Я все понимаю. Все. Но отвечу: не такая уж высокая цена, — безнадежно улыбаясь, обернулся Раджед. — Ты нужен Эйлису, — словно предостерегал Эльф. Он не желал терять друга. — Зачем? Зачем… — выдохнул озлобленно льор. — Этот гнилой мирок уже ничего не спасет. Здесь ловить нечего. Одна загвоздка: портал-то только отсюда уничтожить можно. И его так старательно защищали, что никакая атака не сработает, если оставить ее, как говорят в мире Земли, бомбой с часовым механизмом. Мои предки знали, чего опасаться. Только при моем участии… Мог бы еще ты, но ты ведь не станешь? Я прав? Опять твоя любимая песня: «не имею права». — Да. — Какой от тебя толк? Все-таки, какой от тебя толк? — вскочил с места Раджед, обращая свое негодование податливым в своем молчании стенам. — Никакого! — Я и не собака, чтобы служить и приносить пользу, — отрезал неприветливо Эльф, накидывая на выбритую голову капюшон. — Я вообще никому не принадлежу. — Друзья и не принадлежат, они помогают друг другу, — вновь твердил эгоизм в Раджеде, однако он фактически умолял отправить себя на медленную смерть. Всего-то дел — уничтожить портал. Может, он бы еще попросил за обитателей малахитовой башни, они бы не сотворили зла на Земле. Да только им вовсе не находилось верного исхода: обрекать на окаменение в Эйлисе или на медленную смерть из-за чуждого магического поля на Земле. — Но не в дурных делах, — поправил Сумеречный. — Послушай, может быть, она сама вернется к тебе. — Я уже не хочу, чтобы она возвращалась в Эйлис, — Раджед с ненавистной нежностью гипнотизировал пристальным взглядом молчаливый портал. — Он умирает, и здесь стало слишком опасно. Я устал, друг, я смертельно устал вечно отражаться в зеркале своей пустоты. Всюду враги, всюду эта алчность. А я… велико ли благородство: сдерживаю их наступление на Землю, но сам туда не сбегаю только потому, что не выживу. Это зеркало — вот и все, что связывает меня с жизнью. Это еще долг перед теми, кто создал портал. Если Нармо и Илэни нападут, я его уничтожу. — Но тогда ты не сможешь уже никогда найти Софью, — удивленно изогнул правую бровь Сумеречный. Он словно выжидал по своей неизменной привычке хранителя равновесия, когда льор сам выскажет нечто важное, в чем не желал себе признаваться. Или же Эльф просто боролся с вновь подкрадывающейся тьмой: пришелец все плотнее обнимал себя руками, изредка дергая плечами от волн озноба. — Пусть так, — продолжал Раджед. — Но она будет в безопасности. Если мы не смогли сохранить свой мир, то пусть хотя бы ее не разрушится. — Если люди не приложат к этому руку… — простонал едва слышно Эльф, и замер с гримасой ужаса, точно его мыслительный взор разом объял все войны и убийства Земли, а, может, и других миров. — Хочется верить, что хотя бы на ее век хватит. — Да… Все конечно. Все имеет свои рамки. — Рамки… — вторил эхом льор. — История Эйлиса дошла до своих темных дней. А ведь наш мир моложе Земли. Но мы все — банкроты, — он с отвращением осклабившись, выплюнул это определение. — У нас нет настоящих чувств, нет сердец. Вместо них холодные магические камни. Ох, друг мой… Как же я устал! — Раджед подошел к Сумеречному, заглядывая тому в лицо, словно потерянный путник, что выспрашивает в последней надежде дорогу. — Это ошибки юности возвращаются ко мне с десятикратным превосходством? Или ничто не подчинено закономерностям и нет никакой справедливости? — Случайностей не существует. — Но я не вижу, что за закон во всем этом лихорадочном бреде, который творится с нашим миром. Последнее время я хотел бы стать просто человеком. Может, хоть это в твоей власти? — Человеком… — гулом далекой грозы ухнул Сумеречный, точно льор озвучил и его заветную мечту. — А как же сила? Башня? Портал? — Портал! — будто только вспомнил чародей. — Только он, проклятый, и останавливает. — Но если бы ты стал человеком, как бы ты нашел Софью? — Нашел бы, нашел. Если суждено. Впрочем, — он удрученно замялся. — Если я ей не нужен был как король, то как простой смертный тем более. — Проблема не в титуле, постарайся это понять. Я видел много разбитых сердец средь богатых и много счастливых и среди бедных, — Эльф слабо-слабо улыбнулся с элегической теплотой. — Просто любовь не купить дорогими подарками, не разжечь пламенными речами. Она вообще неуловима… И я со своими знаниями, кажется, так и не нашел ей верного определения. — Да, ты снова говоришь лишь общие фразы, чтобы как-то оправдаться в своем безразличии. — Одно я знаю точно: любить и присваивать — это взаимоисключающие понятия. — Я уже не желаю обладать ей… — Раджед вновь обернулся на портал и словно отчетливо увидел в нем Софию. — Я хотел бы просто оказаться рядом, убедиться, что у нее все в порядке. Хоть еще раз увидеть ее. Может, судьба и предоставила бы мне второй шанс без всех этих напыщенных речей. Эльф неожиданно отшатнулся, затравленно глядя поверх головы собеседника, точно оттуда из всех темных углов надвигалась пугающая тень некого зла. Льор даже обернулся, опасаясь, что началось нападение на башню. Но Эльфа атаковали только его внутренние демоны. Он торопливо затараторил, словно задыхался после долгого бега: — Лучше готовься к войне, Радж! Лучше готовься. Я плохой союзник. Особенно теперь. Я тоже банкрот! Предатель! Изверг! — Эльф! Оставайся в башне, мой талисман подавит твою тьму! — Раджед приблизился к другу, схватив того за плечи и с силой встряхнув, чтобы как-то привести в чувства. Но Сумеречный только мотал головой: — Нет, так мы оба останемся без сил. Сохрани свои. Это важно. Хотя бы ради мира Земли. Там София, там Эленор… Ради них. Да, ради них. — Куда ты опять? — обескуражено восклицал Раджед. — Ухожу! Из твоей башни… скоро тьма вернется. Я чувствую. — Эльф прижался к стене, проведя по ней пальцами. Но от его прикосновения оставался обугленный след на непоколебимом камне. — Не поддавайся ей, друг! — Здесь… не помогут речи. Но спасибо за них, друг. Они обнялись, прощаясь, как будто оба отправлялись на верную гибель. На смертельную битву. Обоих пробирал ледяной озноб. Но Сумеречный слишком бысто канул в неведомые дали черным туманом, от которого явственно пахло дымом и порохом, точно хранитель впитал горечь пепелищ и запах громыхающих орудий — шлейф шествия смерти. Он видел все, он чувствовал все, всех, каждого. И ничего не имел права изменить. Кажется, Раджед после стольких веков только теперь в полной мере понял, какое отчаяние раздирает сердце неудавшегося стража. *** Нармо разрывал очередную могилу, глядя на Эйлис со скалы. На востоке светило ясное солнце, с запада наползали тучи: где-то разразилась ужасная гроза. Многочисленные цвета смешивались пестрыми самоцветами, точно такими, которые яшмовый льор получал себе один за другим. Он не торопился, действуя методично и четко. После неудачи с цаворитовой башней пришлось, правда, выслушать недовольство Илэни. — Красавица, но тебе оказалось не досуг пойти со мной, — говорил тогда Нармо и только посмеивался над претензиями чародейки. — Самоцветы нужны тебе, мне хватает и дымчатых топазов, — с гордостью аристократки отзывалась Илэни. Нармо только внутренне насмехался над ней: вот так они все! Каждый льор уверовал, что все определяет сила талисмана. Зато яшма, разноцветная яшма, знала себе цену: одной ее силы не хватало, зато род Геолиртов сохранил хитрые знания о подчинении других камней, их бесконечных комбинаций. За этим и носился Нармо по всему Эйлису.