Часть 5 из 64 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Софья не ощущала на теле никаких повреждений, но сознание отчетливо доносило исступленный ужас недавнего падения в бездну. Еще после первого столкновения с магией объяснение происходящему находилось с трудом, поэтому стоило просто поблагодарить судьбу, что к тяжким испытаниям не прибавляются ссадины и переломы. Сумеречный Эльф предупреждал, что ее не намерены убить. Однако гнев льора проявился как-то иначе.
Темнота распростерла крылья, застилая вязкой ватой видение вещей. Но вскоре глаза мало-помалу привыкли, начиная цепляться за отдельные предметы.
Потусторонней тенью плыл во мраке огромный железный корабль, покрытый бледно фосфоресцирующими гнилушками и едва различимыми высохшими ракушками. Ноздри еще улавливали солоноватый аромат, идущий от твердых камней, но не доносилось плеска воды; только от проеденных ржавчиной бортов поднималась удушающая затхлость. Из каждой расселины сочилась темнота, лишь кое-где на камнях росли крошечные чахлые цветочки, которые создавали приглушенное свечение, позволявшее не утонуть в бескрайней темноте.
«Это был причал?» — угадывала назначение пещеры Соня, несмело ступая по камням. Все, что относилось к Эйлису, касалось сознания в прошедшем времени. Случайный вид из окна убеждал в том, что жизнь на Земле еще не зашла в тупик, откуда нет возврата, не перешла черту. А Эйлис — перешел.
Вид разрушенного корабля, вросшего носом в скалу, нагонял тоску и отчаяние, потому что нигде больше не маячило внятных ориентиров. Софья сдавила ладонями виски, ругая себя: «О чем я думаю? Какое мне дело до Эйлиса? В лапах этого изверга осталась Рита!»
Если раньше казалось, что она не умеет ненавидеть, то теперь она убедилась: это лишь от того, что не обнаруживалось настоящих врагов. Как только он появился, Софья не отыскала в своей душе и капли сострадания к участи его мира или возможности прощения в случае возврата сестры. Переговоры с лжецом ничего не дали, поэтому Софья сжала кулаки с намерением бороться. Она еще не решила, как именно, но смутно догадывалась, что все дело в портале. Если уничтожить его вслед за собой, то связь миров оборвется. Но до этого предстояло вытащить из-под стеклянного колпака Риту, а для начала выбраться самой. Но как?
Внезапно громогласной вибрацией стен раскатился по пещере недовольный торопливый голос:
— Что ж… Прекрасная София, я показал тебе все великолепие моего замка. Теперь узри его уродство, его самые темные уголки. Ты останешься в этой башне навечно, если не сумеешь выбраться из лабиринта окаменевших садов и рудников! Ищи свою сестру, ищи портал. Может быть, удача тебе и улыбнется. Но не забывай, что здесь у всего — мое лицо, — и алчным хладнокровием пророкотали последние слова: — Я устанавливаю законы в своих владениях. Я — плоть и дух этой башни.
— У вас нет души… — только тихо измученно прошептала Соня, но лицо ее искривилось недетским отвращением и презрением, которое льор наверняка видел, раз контролировал любой уголок своего обширного жилища.
Софья заметила, что на ней уже не платье, а джинсы с курткой, на плечи вернулась бестолковая тяжесть рюкзака. Однако неведомая сила расстегнула его и извлекла захваченный из дома нож. Острое лезвие зависло в нескольких сантиметрах от лица. Откуда-то сверху раздался знакомый противный издевательский голос, который доносился как будто из невидимых транспарантов:
— Что это, прекрасная София? Кухонный нож? Вы меня, право, каждый раз смешите. Это так… по-людски. Нож против льора! Только человек из вашего мира мог до такого додуматься. Вы вообще редко понимаете настоящую опасность и силу противников. Нет, нож вам решительно не пригодится.
После этой высокопарной тирады голос умолк, а нож тоже улетел куда-то в неизвестном направлении.
— Верните Риту домой! Хотя бы Риту! — отчаянно крикнула в пустоту Софья, но голос осип: — Пожалуйста… Пожалуйста!
Однако на мольбы отвечала лишь тишина. Льор наблюдал, каждая клетка тела ощущала, как некто внимательно следит за малейшим движением. И это злило, ужасно злило, но ноги подкашивались от страха. Софья корила себя за то, что вспылила, за то, что не хватило такта промолчать, когда лишь стеклянный саркофаг отделял ее от сестры. Но она испугалась, точно малый ребенок. Она не привыкла к опасностям, не ведала, что значит оказаться в логове врага, оттого в решающий момент не поняла, как себя вести.
Да и вряд ли существовал способ убедить льора подобру-поздорову отпустить их домой, а покоряться ему за каменья… Не так ее воспитывали. И что льор предлагал делать со всеми этими несметными богатствами в мертвом мире? Он желал, чтобы девушка скрасила его будни. Вероятно, в одинокой башне он и правда скучал, но в планы Софьи никогда не входило приносить в такую необоснованную жертву свою молодую жизнь и будущее. А после уловки с сестрой Раджед заслуживал исключительно ее ненависти. После низвержения в темную бездну уже вовсе ничто не оправдывало его, ни возможные рассказы о тяжелом прошлом, ни вероятная отвага в иных обстоятельствах. Софья ненавидела и никогда не забывала обид, нанесенных ей.
Однако в те страшные мгновения возле разрушенного корабля пленница просто застывала в нерешительности, опасаясь ступать в темноте. Она сделала несколько шагов и едва не свалилась за край пропасти. На миг сердце замерло, в желудке похолодело и в голове сделалось пусто-пусто, только одна мысль оборвалась: «Это и есть смерть?»
Но трагедия не произошла, коленки скоро ударились обо что-то твердое и металлическое. Софья неуверенно приподнялась, нащупав рукой тонкие перила. Как ни странно, запыленную ладонь не царапнули ошметки ржавчины, как будто нечто, напоминавшее лестницу, состояло из золота или — что более вероятно — нетленного серебра. Должно быть, пещера при свете выглядела еще более уныло, чем в темноте: разрушенный корабль, что никогда уже не познает радость плавания, чахлые цветы на камнях и наполовину сломанная серебряная лестница.
Софье чудилось, будто она блуждает по нескончаемому кошмару с момента попадания в Эйлис, как потерянная душа в аидовом царстве, как призрак русалки-утопленницы. Да только не лежало на ней никакой вины, кроме странных рисунков из чужого мира. Соня проклинала безотчетно тот день, когда вообще взялась за карандаш. Или Эйлис сам позвал ее? Но за что подкинул такие испытания?
Она ощупью спустилась до самого низа лестницы, убедившись, что подле корабля нет никакой влаги. Водоросли высохли и еле слышно скрипели под ногами свалявшейся паклей. Софья решила, что если идти вдоль борта, то она найдет выход из башни. Однако вскоре убедилась: корабль застрял между обвалившихся скал. Камни, казалось, обладали своей волей и чего-то жадно выжидали. Может, чтобы заковать, как деревья и траву, и одинокую скиталицу в свои тесные объятья? Ненасытный могильный гранит.
Тупик, везде тупик! Соня, ориентируясь лишь по гнилушкам и странно мерцавшим цветам, поднялась обратно на плато. Она оторвала светящийся гриб, надеясь хоть что-то обнаружить во мраке, но он тут же потух.
Тогда Софья сорвала несмело мистический белый цветок и не прогадала: само растение увяло и иссякло, зато сияние по-прежнему колыхалось жемчужным сгустком вокруг ладони, позволяя с надеждой осветить себе дорогу до ближайшей стены и обнаружить еще одну пропасть — уже без лестницы — с другого борта корабля, Соня подумала в ужасе: «Ничего себе, а говорил, что убить меня не желает».
Вновь ее ждал тупик, однако она без устали проводила рукой вдоль камней, надеясь отыскать рычаг или дверь. Ни на минуту ее не посетила малодушная мысль остаться в колодце и ждать чьей-то помощи. Она упрямо шарила по стене, твердя себе: «Ничего, выберусь, и Риту найду».
Скользкая тень отчаяния подступала к ее решимости, напоминанием о всегдашнем бессилии подсказывала, что проще всего сдаться.
В голове поднимался шум, болели цеплявшиеся за камень ладони и ободранные колени, иссякало слабое свечение цветка. Софья рвала новые, опасаясь остаться снова в темноте, но помимо глаз обострялись иные чувства. Однако слух не улавливал ровным счетом ничего, как и обоняние. Разве только далекий-предалекий оттиск йода и гнили, которая осталась привидениями иссохших водорослей.
После тщетных поисков выхода между лопаток пленницы поселился тягучий тоскливый страх, который давил на позвоночник нежданной тяжестью, отчего она дернула плечами, словно чтобы скинуть его. Не помогло.
Соня устало села возле стены, уставившись на холодный прозрачный свет. Она пыталась сосчитать, сколько времени прошло. На плато росло около пятнадцати бледных светящихся кустиков, она «сожгла» уже четыре. «Почему это со мной?» — только доносился голос обиженного дитя. Софья остановилась на краю апатии и безразличия к себе. Сдерживали ее только обязательства перед Ритой. Но все стремления и планы априори прерывались силами, что во много раз превосходили ее.
Не силой человек измеряется, ох, не силой. В мире, правда, все делится именно ею. Страны устрашающе хвастают друг перед другом территориями и военной мощью. Женщины — своей красотой и ухоженностью; мужчины — удалью и тренированностью тел. Слишком много телесного и дикого. Везде. А Софья мыслила о другом: тело и богатства — только будущий прах. И многих ли спасет физическая мощь да тщеславие, когда из-за них разрушится мир, когда живые позавидуют мертвым?
Соня дрожала от холода, поэтому немедленно встала с камней. Еще один цветок почти угас, она устало подняла руку, делая вид, будто отпускает в полет светлячка. И в мерцании цветка мелькнуло нечто… Дверь!
Цветок угас, но Софья подбежала к еще одному, более тусклому, сорвала его и снова подняла руку. Сомнения исчезали полуденными тенями, когда взгляд зацепился за вычерченную ручку и плотные окованные скобами доски. Только дверь находилась… в потолке, которым оказался низкий выступ скалы, и была приподнята метров на пять от земли.
Путешественница застыла в нерешительности, ведь прыгать на такую высоту не умел никто. Она сожгла еще пять цветов, обыскивая плато, спускаясь по лестнице. Даже решилась пройти на корабль, с опаской переступив бурый от ржавчины борт.
Задумываться, почему в башне льора обретается напоминавший земные металлический корабль, не было времени. Да и не нашлось на нем ничего полезного, в истлевшей рубке не было никакой аппаратуры, и ничего не напоминало дверь. После волны жаркого воодушевления нахлынул ледяной прибой нерешительности. Все казалось, будто ответ где-то совсем рядом, будто она когда-то видела нечто подобное. Но где? И когда?
Свет цветов потихоньку иссякал. Чем больше их рвали, тем тусклее они делались и тем быстрее сгорали, словно связывались единой цепью корней и поддерживали друг друга. Цветы не люди, они лучше и быстрее понимают, как важно оставаться вместе. Хотя вечно кто-то разлучает и их своей неверной рукой, без цели и назначения.
Софья поглядела на жемчужное сияние и рассыпавшиеся лепестки в ладони: вот и ее так же оторвали от родителей, от друзей и дома, от самого ее мира. И зачем? Лишь, чтобы она выгорела дотла и потухла, исчезая без следа? Что придумал жестокий чародей? Пленница остановилась в оцепенении посреди плато, когда вновь раздался ясный голос мучителя, но уже с нотками легкого сочувствия:
— Лиитэ София, я по-прежнему не до конца рассержен на вас. Мне больно смотреть на ваши мучения. Эту пытку может прекратить одно ваше слово.
— Нет! Никогда, — крикнула в темноту Софья. Упрямство пробивалось в ней колючими шипами. Может, стоило бы схитрить и остановиться, попытаться обмануть льора. Отправить хотя бы Риту домой, а самой… Нет, о таком исходе и думать не желала. Она готовилась, сколько хватит сил, блуждать по башне, а в итоге любым способом разбить саркофаг магического сна и вдвоем с сестрой уйти через портал. Справиться бы только с кованой дверью в потолке.
— Не это слово, — с разочарованием пояснил льор, усмехнувшись: — Это так по-людски. Какие-то неведомые идеалы и принципы приносят невообразимые страдания маложивущему зыбкому телу. И все во имя чего?
— Помимо тела, есть еще душа. И ее запятнать страшнее, потому что она вечна, — твердо ответила Софья, не намереваясь уступать. Они с льором точно испытывали друг друга на прочность.
— О, какие пошли разговоры, — продолжал насмехаться мужчина. — Никак вы умереть там собрались? А обо мне вы подумали? Я не желаю прослыть губителем юных дев.
— Зато вы подумали только о себе, — напомнила бесстрашно Софья. — Я выберусь, если такова воля судьбы. А не ваша воля!
Покоряться кому-то, идти на уступки против своей веры — не ее выбор, не ее способ достижения целей. Пусть она всегда и пряталась в тени чужих побед и силы, но, может, просто не ведала своей.
— Судьба… Жизнь и смерть. И почему это тревожит существ с разумом и волей во всех мирах? Все прочие рождаются и умирают без лишних раздумий. Но, спешу заметить, «воля судьбы» здесь представлена исключительно одной фигурой — мной, — слова вновь подернулись оттенками угрозы.
— Значит, я умру. Смерть — это не конец, — продолжила Софья, уже даже не стремясь задобрить или обмануть льора. Если он все-таки настолько разгневался, что собирался ее убить, то сопротивление не имело смысла.
Порой необходимо принять свою судьбу, только не унизиться, не отступиться, но бороться до конца. Софья вновь измерила плато нервными шагами, собирая в горсть последние цветы, чтобы увидеть то, что еще могло таиться во мраке. Ноги ее обволокла темнота и постепенно она сомкнулась и над растаявшими цветами. Теперь инфернально зеленым мерцали лишь гнилушки.
Софья вновь очутилась в кромешной темноте, стоя лицом к стене, не решаясь двигаться, когда узнала, что вокруг пропасти. Она вновь села возле скалы, точно и правда намеревалась умереть, замерзнуть, но не двинуться с места. Тело пробивало ознобом, но в разум пришел губительный покой, донося из памяти отдаленные тонкие мелодии бамбуковой флейты. Их прервал не менее тягучий и печальный голос, что прозвучал почти незнакомо, скорбно:
— Знаете, София, в Эйлисе тоже верят, что смерть — это не конец. В войне льоров полегло столько людей, что думать, будто они просто срослись с землей… Слишком невыносимо. Возможно, вы правы: Эйлис болен. Когда-то здесь были и птицы, и леса. Но потом все исчезло из-за нашей затяжной войны.
Чародей признавал ее правоту. И на миг даже сделалось жаль его, захотелось разделить эту вполне искреннюю боль. Софья умела быть милосердной и никогда не отворачивалась, если кто-то просил о помощи. Хотя такое случалось редко, друзья всегда знали, что если что-то стряслось, то их Соня всегда поймет и выслушает. Но при мысли о том, как она попала в этот неприветливый мир, в ней зажглось нечто злое, она отринула всякую возможность понять врага и отчеканила с аристократической холодностью:
— И кто же виноват в этом, как не вы? Теперь вы намерены рассказывать трагические истории своего мира? В моих глазах вы не становитесь лучше.
— Тогда сгнивай в этом лабиринте, если ты настолько глуха, что не отличаешь ложь от правды! — прорычал в ответ льор, да столь яростно, что стены задрожали.
Софья не нашла, что ответить, только порадовалась, что голос больше не будет ее доставать. Если уж льор решил сгноить ее в темном колодце, то от нее и правда мало что зависело. Но что если он играл с ней? Если так, то где-то должен был обретаться выход.
Неизвестно, сколько времени она простояла на камнях, но у нее совершенно замерзли ноги. Еще Софью вновь клонило в сон, не магический, а от холода. Тот самый, смертельный, губительный для всего живого, ломающий волю. Но именно где-то на грани реальности и видений она вспомнила ощущение падения и полета во время экскурсии по башне. Ей тогда почудилось, точно они с льором прыгнули с пола на потолок, а потом все перевернулось.
Софья с робкой надеждой подошла к стене, дотронулась до нее рукой, даже припала ухом. Раз уж привычное восприятие вещей не работало в этом безумном местечке, то последняя попытка спастись не показалась такой уж бредовой.
Она слегка отошла, разбежалась и прыгнула обеими ногами на стену, готовясь пребольно приложиться спиной о камни, но этого не случилось: подошвы приросли к стене. По ощущениям мир немного перевернулся, теперь корабль нависал с потолка.
«Вот и разгадка!» — обрадовалась Соня, разводя руки, точно крылья, пробуя балансировать ими, но этого не требовалось. Ноги вполне уверено прошагали все пять метров, руки нащупали в темноте дверь. И из-за нее замерцало слабое сияние.
***
— Я в кои-то веки не солгал своей будущей пассии. Я рассказал ей… самое сокровенное, даже признал ее правоту. Почти покаялся. А она решила, будто это еще одна уловка! — льор порывисто отвернулся от зеркала, которое иногда служило порталом, а иногда — прекрасной системой наблюдения за всеми и вся. Бесценный предмет их королевской династии, передававшийся испокон веков.
Лишь искаженное гневом лицо не отражало гладкое стекло. В душе льора клокотала обида.
— Сотни раз совравшему один раз веры нет, — отвечал нараспев Сумеречный, крутя на пальце, как мяч, крупное яблоко, он вскоре осведомился: — Почему ты не начал с этого в переписке? А, страдалец?
Эльф появился вскоре после заточения Софии в подземелья. Вряд ли девушка догадывалась, что очутилась там, куда в былые времена прибывали корабли с богатыми гостями и цвели настоящие сады. В далекие-далекие времена, повергнутые в топь забвения и запустения. Тогда-то чародеи Эйлиса намного опередили развитие землян.
Ныне чародей более отчетливо помнил кровь, что проливалась в войнах льоров. Он не терзался чувством вины, ведь не он развязывал их одну за другой, но все-таки его вновь посетили мысли о масштабах бедствия, постигшего Эйлис. И равнодушные слова Софии неприятно резанули по сердцу, будто она являлась такой же глупой пустышкой, как и остальные.
— Да зачем? — отмахнулся Раджед от назойливого гостя, который появлялся, когда вздумается. — Девушки обычно думают только о нарядах и богатстве. Говорить с ними об ужасе войны — последнее дело.
— Похоже, тебе попалась на этот раз немного иная. Не пустоголовая кукла, — заметил Эльф, съедая с невероятной скоростью несколько яблок, на что обратил внимание Раджед, словно на тайное послание:
— Мне сдается, кто-то помогал ей. Откуда она знала, что фрукты заколдованы?
— Сама догадалась, — пожал плечами Эльф, прогуливаясь по зале, отковыривая со стен, как дурной школьник, каменные украшения и тут же возвращая их на место благодаря своей магии. Кажется, Сумеречный не знал, куда деть руки. Он не осмеливался поглядеть на льора.
— Как можно за две с половиной тысячи лет не научиться врать? — отошел от зеркала Раджед. — Так-так, Сумеречный. Друг так друг. Значит, ведем двойную игру?
— А я не подписывался на твои правила, приятель, — немедленно ушел от ответа Эльф, вскидывая брови «домиком», точно незаслуженно обиженный.
— Как фамильярно, — прицыкнул льор, грозя пальцем.
— Могу себе позволить, ты вообще пацан по сравнению со мной, — откровенно насмехался Сумеречный.
— Пф, м-да, — протянул Раджед. — Порой мне кажется, что ты рожден не для какой-то там великой миссии по защите вселенной, а только чтобы бездарно подкалывать людей.
— Ну, в общих чертах все верно, миссия-то провалилась, — начал со смехом, а закончил невесело Эльф, вздрогнув, но отгоняя наваждение давних дней. — Нет, Радж, заполучить Софью с помощью гипнотической отравы — это ниже твоего уровня.