Я засунул в рот ложку с мороженым и застонал от честно заслуженного счастья. Полдня до этого я просидел, обложившись бумажками из родионовского архива, пытаясь свести воедино все обрывки произошедшего и за последние дни и сто лет назад. — Расскажи мне, чего надумал? — Иза влезла на прикаминное кресло с ногами и бокалом вина. — Главное, что я надумал: жизнь — дерьмо! — я облизал ложку. — Только мороженое спасет это мир! — Ага, и ты его активно спасаешь? Первый раз вижу мужчину, сходящего с ума по мороженому. — Я уникален! Ладно, рассказываю. Мой дядя не сам умер, теперь это окончательно прояснилось. Смотри, что получается… — я дотянулся до сигарет на столике. — Хронология такая: дядя выходит на пенсию, дядя арендует яхту, дядя погибает. Я думаю, что яхта ему нужна была для того же, что и нам, он собирался добраться до Монте-Кристо. Почему он не сделал этого раньше, вот вопрос? Но если учесть, что он всю жизнь прослужил в Иностранном Легионе и большую часть времени, скорей всего, был вообще вне Франции, то все становится более-менее понятным. Ну так вот. Вышел он, значит, на пенсию и сразу же решил выполнить завет предков, так сказать. И погиб, вернее, его убили. — Да почему убили-то? — Иза нервно поправила сползшую диванную подушку. — Что ты кота за хвост тянешь? — Спокуха, все будет. Ну во-первых, это уж какое-то слишком странное совпадение — он предпринял первый шаг к поискам и сразу погиб? Во-вторых: профессиональный военный не попрется, как какой-нибудь безмозглый турист, гулять в шторм по скалам, зачем? И в-третьих и в четвертых: в заключении паталоганатома написано, что в легких у него вода... пресная! Откуда пресная, если море? Это еще можно было бы обьяснить, если бы он утонул в месте, где в море впадает горная река, тут полно таких. Хотя и в этом случае вода в легких не может быть совсем пресная… И аргумент на засыпку: его машина так и стояла здесь, дома. А нашли его за несколько десятков километров. В нашу деревню даже автобусы не ходят и без машины отсюда просто не на чем выбраться. А из этого вытекает что? — Что? — Иза подалась вперед, чуть не облившись вином. Я встал, потянулся и принялся расхаживать по комнате. — А то… — я внушительно поднял палец и сам засмеялся. — Сам себя ощущаю на трибуне. И не смотри на меня так! Я сбиваюсь с мысли на … совсем другие мысли. — Как? — она смутилась и уставилась в закопченный камин. — И вообще, ты зуб давал… Я печально посмотрел на нее, налил воды и залпом выпил. — Ладно, проехали… О чем я то бишь? А, ну да. А из этого вытекает следующее — то, что лежит на Монте-Кристо, что бы это ни было, до сих пор там. Иначе бы за дядей не следили, а за ним совершенно точно следили, раз знали, чем он занимается, так? И между прочим, это означает, что именно с первого моего приезда на Корсику следили и за мной. Вот откуда вся эта свистопляска в Париже. — А откуда они знали, что следить надо именно за тобой? И кстати, кто “они”? — Понятия не имею, кто… — пожал я плечами. — А следили, скорей всего, за домом, а уж когда я сюда приехал и засветился, то за мной. Еще кошки эти черные повсюду. Ты не видела тут около дома такого здоровенного черного кота? Надо покормить. Это наш кот, фамильный, то есть мой теперь. — Я покормлю, — рассеянно сказала Иза, накручивая локон на палец. — Слушай, а вот твой двоюродный прадед, который Андриу… Я постоянно путаюсь, прадед Андриу и дядя Андрэ, почему такие имена одинаковые? — А-а… Да это просто такая русская традиция в военной среде. Набор имен довольно ограничен, и тогда и сейчас. — Понятно. А почему ты не допускаешь, что прадед Андриу потом вернулся на Монте-Кристо еще раз? — Да не мог он! — я опять начал нарезать круги. — Я думал об этом, думал, смотри, какая там мулька получается… После того, как Корсику освободили от немцев в 1943 году, итальянцы там еще какое-то время паслись… Чего ты хихикаешь? Так вот, Италия еще какое-то время оставалась под фашистами, соответственно и остров Монте-Кристо тоже. Значит, сразу прадед туда вернуться не мог. И кстати! Хорошо, что не вернулся! Там же стопудово все заминировано было, фрицы всегда так делали при отступлении. — Погоди, я уже подзабыл, — я раскопал на столе блокнот. — Ага, вот. Лет десять после войны на Монте-Кристо еще действовала военная база. Еще позже у кого-то в итальянском правительстве возникла богатая идея устроить на острове роскошную резиденцию для самых-самых. Но идея не прокатила, почему — история умалчивает. Затем случилась попытка продать остров тому, кто больше денег предложит и, то ли желающих было слишком много, то ли еще что, но это спровоцировало большой национальный скандал. В итоге государство отжало остров себе под предлогом устроить там заповедник. И действительно, устроило и закрыло всякий доступ на Монте-Кристо. — Откуда ты все это взял? — Вся информация открыто лежит в сети, — я остановился перед высоким стеллажом с книгами и альбомами, рассматривая корешки. — Кто ищет, тот найдет. Ну, как тебе? По-моему, все логично. Надо ехать и искать. — А как искать? У тебя есть карта сокровищ? И когда поедем? — Карты нет, — я наклонился к нижней полке и вытащил облезлый плюшевый альбом. — А поедем, когда найдем все нужное оборудование… О! Фотки, старые! Иза спрыгнула с дивана и заглянула из-за плеча: — И края елочкой обрезаны. А тут на заднем плане кадетский корпус в Версале, куда я тебя водила. Почти ничего и не изменилось. — Это, наверное, дядин отец, Петр, только маленький еще. Родионов говорил, что они там вместе учились. Я перевернул страницу. Со следующей фотографии смотрел я сам. Такое же скуластое лицо и знакомый, изучающий прищур. Под фото вилась подпись: “Князь Голицын Андрей Андреевич, 1918.” Двоюродный прадедушка… Князь?! Князь Голицын Корсика 1942 год Дневник Андрея Голицына Местный пастух рассказал мне, какие слухи ходят о Анто, сынке погибшего по собственной дурости Думе. Теперь Анто уже под сорок, брюшко отрастил, женился, обзавелся детьми. Я сам за собой замечаю, как по-другому стал относиться к слову “слухи”. Прежде для меня это было равнозначно сплетням. Но не то теперь. На Корсике слухи заменяют почтальонов и газеты, это свежайшие новости, которые моментально разлетаются по домам и деревням. Оно и понятно — жизнь на острове не богата на развлечения, каждый внеурочный чих соседа становится событием, всем до всех есть дело. Злостное похищение апельсинов под покровом ночи в саду старушки Ноэми страстно обсуждалось в деревне больше месяца. Что уж говорить про людей, которые выбиваются из ряда вон… Так вот, по слухам, этот Анто уже несколько последних лет скрытно сотрудничает с бошами, которые еще до войны начали отправлять небольшие, якобы научные, экспедиции на Тосканский архипелаг. Боши долго искали что-то с водолазами в море вблизи деревеньки Порто-Веккио и дальше, к северу, вплоть до нашего полуострова Кап Корс. Нашли ли что — толком неизвестно. Еще деревенские заметили, что Анто сотоварищи, а их — целая шайка, в том числе, и старые дружки Думэ, его папаши — стали последнее время хорошо зарабатывать. Сами они на ежевечерних посиделках в местном баре хвастливо обьясняют это тем, что якобы возят товары с Сардинии. Что-то слабо верится в их внезапно открывшийся талант коммерсантов. Я склонен отнести эту похвальбу на счет неумеренного потребления ими красного вина. Должен заметить, что обычно корсиканцы пьют очень умеренно, пару стаканов за вечер и только вино, ничего другого здесь и нет. Напиться допьяна считается “le déshonneur”, позорным. При этом у местных жителей есть в натуре какая-то детская, впрочем, у большинства вполне безобидная, тяга к эпатажу, желание обратить на себя всеобщее внимание любыми средствами. Чтобы стать королем на вечер, довольно оплатить выпивку для всех присутствующих. У них это называется “турне”. В каждое свое появление в баре Анто, едва переступив порог, громко оповещает всех, что следующее “турне” за его счет. Как-то вечером он вот так с порога, ввалившись с дружками, направился к стойке, потом, обернувшись, заметил меня и засунув руки в карманы, вразвалочку подошел. Был он уже сильно навеселе и тяжело опершись о стол, уставился на меня. — Эй ты, “ле блан”, ты ходи-ходи да оглядывайся. Не думай, что я не помню… что забыл… — он икнул и меня обдало волной перегара. — Я помню про папашку-то моего, люди говорили. Люди все знают! Скоро за все ответите… Он обвел мутным взглядом шумный зал, обнаружил, что дружки его уже взяли выпивку и ушли в дальний угол, а он остался один. Анто растерянно вернулся взглядом ко мне. Я сидел и молча смотрел ему прямо в центр лба, мысленно наметив точку на пересечении воображаемых линий от мочек его ушей к началу бровей. Один знакомый охотник таким образом учил меня, куда лучше стрелять в голову зверю. Смотреть в его остекленевшие глаза мне было противно, сказать нечего. Анто неуверенно потоптался около меня, не выдержав, опустил взгляд и, смачно плюнув на чистый пол, нарочито медленно пошел к своим. Кроме всего прочего, Анто начал строить новый каменный дом в три этажа, что по нашим деревенским меркам — неслыханная роскошь. Корсиканцы каждый день ходят смотреть, как идет строительство, часами могут стоять, облокотясь на забор и давать полезные советы, а сам Анто даже выписал фотографа из Бастии, дабы увековечить себя с семейством на фоне этого, с позволения сказать, шедевра. Туссан, старый пастух, который любит поболтать со мной за вечерней трубкой, заметил, что Анто расспрашивал местных старожилов о древних легендах про пиратские клады, но особенно — о давних крушениях кораблей вблизи восточного берега. Якобы, рассказывал Туссан, Анто состоит на жалованьи у бошей, которые щедро платят за каждую легенду с хорошо сохранившимися детальными описаниями. Пастухи на Корсике — это глаза и уши острова, жилистые и выносливые, в любой сезон они непрерывно перемещаются со своими стадами овец, все видят и все замечают, но не все и не каждому говорят. А как великолепно их многоголосое пение! Сами пастухи рассказывают, что пение это родилось из их обычая перекрикиваться издали, когда каждый со своей отарой был отделен от соседа долиной и горами. Так они научились подавать друг другу голосовые знаки. Этот способ они используют и сейчас, во время немирья, чтобы предупреждать о врагах. В праздники слаженное многоголосье мечется эхом под куполами церквей, эти же голоса, сплетаясь траурными ленточками, провожают ушедших… Мне повезло с “информантом”, старый Туссан любит слушать мои воспоминания о крымских баталиях и взамен рассказывает все важные новости, собранные за день блуждания по нашей зеленой долине. Он знает о моем происхождении и зовет «Principe russiu» (“русский принц” по-корсикански) и иногда шутливо мне кланяется. Интересно, как бы он меня назвал, если бы знал, что где-то в средневековой тьме нашего рода имелся даже один крестоносец? Я, в свою очередь, кланяюсь ему, называя патриархом и мы оба смеемся, но вероятно, каждый своему… Черная метка — Я не ищу неприятностей! — Какой ужасный подход к жизни. Пираты Карибского моря” Корсика 2013 год Я открыл багажник машины, вытащил тяжелые сумки с сегодняшними покупками и закрыл машину. Чертыхнувшись, снова ее открыл и вытащил из салона папку со всеми прадедовскими бумагами, которые повсюду таскал с собой, читая и перечитывая при каждом удобном случае. — Не представляю, как в этом плавать. Если уж даже на суше я в этой штуке чуть не померла. Никому не рассказывай смотри, твое высочество! — Иза опустила сумку на газон и требовательно обернулась. Я ухмыльнулся. Мое высочество! Осознать бы для начала всё это, привыкнуть к мысли. Круто, конечно, раз — и князь! А если подумать — ну и что? Ничего это новое знание не меняет и не добавляет. Хотя нет, один вопрос отпал окончательно: понятно теперь, почему моя семья в советские времена молчала (если вообще знала) о прадеде. — Я могила! — пообещал я Изе. Рассказать-то не расскажу. Но стоило бы заснять на память этот цирк в спортивном магазине. Себе гидрокостюм я выбрал быстро: внимательно осмотрел и не нашел к чему придраться. Зато Иза что-то очень долго возилась в примерочной за шторкой, шипела вполголоса, и в конце концов испуганно позвала: — Саньчьес! Я заглянул за шторку и ничего не понял: там ворочалось нечто бесформенное, каучуковое, где голова, где руки — не разберешь. Откуда-то из середины этого безобразия доносилось испуганное попискивание Изы. Кое-как, вытащив ее из тесноты примерочной кабины в проход и про себя помирая со смеху, я освободил ее руку, застрявшую под застежкой. — Мерде! — выпалила Иза, вынырнув разлохмаченной головой на свободу и жадно хватая ртом воздух. — Хотела снять и застряла там внутри! Может я обойдусь как-нибудь без этого? — Не обойдешься, вода холодная. Просто купим тебе на размер больше. Остальное можно взять напрокат. А еще кое-что нужное придется где-то искать и точно не в магазине.