— Корсар! Через полминуты, сшибаясь плечами, в закуток ворвались Санчес с Ником и Борисом. — Туда! Они забрали Элен! — крикнула Иза. Санчес, вроде бы не сделав ни одного лишнего движения и даже не притормозив, аккуратно оттеснил Изу в сторону, выбежал на улицу, за ним выскочили легионеры. Бородатый водитель зверообразного черного джипа держал ногу на акселераторе, его второй подельник уже сидел на заднем сиденье, куда со стороны тротуара третий мужик в бейсболке упихивал брыкавшуюся Элен. Ник перекатился через капот на ту сторону джипа, вскочил, ногой выбил стекло и схватил водителя за горло. Водитель захрипел, задергался всем телом и двигатель заглох. Ник придушил бородатого чуть сильнее и тот обмяк в кресле. Санчес, обогнув джип сзади, распахнул дверцу, выдернул второго из машины и вырубил его коротким ударом в челюсть. Борис уже расправился со своим, с размаху захлопнув дверь тому по еще остававшейся снаружи голени. Чернявый похититель девиц, обронив свою бейсболку, осел на асфальт и завыл, держась за распухающую на глазах конечность. Борис сначала быстро обыскал его, потом помог выбраться Элен и теперь допытывался, все ли у нее цело. Элен, больше разозленная, чем испуганная, порывалась пнуть похитителя по сломанной ноге, одновременно отмахиваясь от Бориса и уверяя, что все в ажуре. Тут Элен все-таки достала острым каблуком до ребер своего врага, тот взвыл сильнее и заматерился, обещая что эта швабра не доживет до вечера. Борис нахмурился и стукнул разговорчивого по уху, от чего тот резко замолчал и прилег на пыльный асфальт. — Ну зачем? — укоризненно сказал Санчес Борису, подойдя к поверженному телу. Оттянул страдальцу веко, полюбовался на закатившийся глаз. — Порасспросили бы хоть. И что теперь с ними делать? Все произошедшее заняло пару минут. Иза так и стояла у входа, ошалело хлопая глазами и пытаясь ухватить за хвост хоть одну из клубка бешено крутившихся мыслей. “Кто это? Что это было? Хотя кто — и так видно, явные корсиканцы…” Из бара уже выбегал народ во главе с барменом-хозяином в черепастой майке. Хозяин мрачно посмотрел на Санчеса. — Напали на девушку, — ответил на его безмолвный вопрос Санчес. — Может, полицию вызвать? Бармен подошел поближе, поразглядывал потерпевших и скривился. — Какая еще полиция? Ты чего, парень? Мы тут не вызываем полицию. Сами разберемся. Отвезем в больничку, им теперь долго не до нападений будет. А ну-ка, там, в партере, — позвал он в сторону входа, где народ темпераментно обсуждал событие. — Берите их, отнесем в заднюю комнату пока что. Элен отвела в сторонку Изу и Санчеса и тихо сказала: — Знаете, ребята, сдается мне, они нас с Изой перепутали, эти киднепперы недоделанные. Когда этот, одноногий, — она презрительно кивнула вниз, — пытался утрамбовать меня в машину, водила ему сказал что-то вроде “ Это точно она?”. А тут уже и вы набежали всей толпой. Что у вас за дела такие, признавайтесь? — Твою мать… — Санчес ухватил Изу за руку. Иза коротко вздохнула, осторожно высвободила пальцы и поправила упавшую на глаза прядь. — Вроде не так уж мы и похожи, — она свежим взглядом оценила себя и Элен. — Ну да, волосы светлые, обе в джинсах… Санчес подошел к Нику с Борисом, пожал им руки. — Спасибо за помощь, ребята. С меня причитается. — Мы здесь рядом, помониторим, что да как, — ободряюще сказал Ник. — А вам лучше уехать побыстрей отсюда. А то как бы на разборки не набежали духовные братья этих потерпевших. Оно тебе надо? Двадцать лет спустя Так мы и пытаемся плыть вперед, борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое. Фитцжеральд Корсика 1942 год Дневник Андрея Голицына 11 ноября на наш прекрасный остров скользской змеей вползла настоящая война, которая до сей поры была чем-то смутным и далеким от нашего закрытого мирка. “Змея” состояла из восьмидесяти тысяч итальянских солдат. В один день людей на острове стало почти вдвое больше! С первого же дня все эти оголодавшие толпы пошли по домам. Забирали лошадей, коров, муку и все, что под руку попадет. Благо, что хоть пастухи успели уйти со своими отарами в горы. Оккупанты реквизировали самые большие дома для проживания. Трехэтажный дом Анто забрали под штаб. Самого Анто с семьей загнали жить в подвальную каморку и велели ему с женой кормить и обстирывать офицеров. Целый отряд деревенской молодежи в тот же день ушел в горы. Мы с женой остались, брать у нас, мне казалось, нечего, а охотничье ружье я спрятал заблаговременно. Но они нашли чем поживиться, конечно. От пинка распахнулась дверь и грохнула в стену, слетела с петель. В наш дом, сдвинув меня в сторону, вошли пятеро солдат, один остался присматривать за мной и женой. Остальные пошли по дому, выдвигая ящики и распахивая дверцы шкафов, сбрасывая на пол посуду, одежду. Упала с полки и разбилась любимая и бережно хранимая с детства глиняная кружка моего сына… Хорошо, подумал я, что Петя сейчас в Париже, молодой и горячий кадет, он бы не стерпел. Итальянцы забрали все сьестное — вяленое мясо, сыр, две бутылки вина и ушли, предупредив, что это не в последний раз. Дежавю. У меня случилось дежавю. Двадцать лет спустя жизнь сделала полный оборот. Враги другие, все остальное — без изменений. В один день деревня осталась без средств к существованию и этот день стал началом настоящего Сопротивления, которое до сих пор ограничивалось редкими листовками и призывамии углем на стенах против Италии и за Англию и Де Голля. В этот раз поднялись даже те, кто надеялся тихо пересидеть войну в сторонке. Здесь это было вполне возможно — высоко в горах имелось предостаточно пустовавших каменных убежищ. Поначалу у нас не было совсем ничего, кроме ружей и, у некоторых — старых револьверов. Не было никакой связи с континентом и следовательно — координации с главным штабом Сопротивления. Мы знали, что итальянская антифашисткая подпольная радиостанция каждый вечер выходит в эфир, но у нас не было радиоприемников. Передатчиков тоже. И оккупанты первым же указом назначили смертную казнь за прослушивание радио. От корсиканцев я услышал фразу, которую, без сомнения, можно назвать их главным жизненным принципом: “Здесь запрещено запрещать”. Столетия жизни под пятой то одних, то других захватчиков не прошли даром. Островитяне научились быстро мобилизоваться в критических ситуациях. Запрети им что-нибудь и сразу начнется противодействие. Непролазные и труднодоступные заросли кустарников “маки” отныне поделились на маки-убежища и маки-тайники. В убежищах формировались и жили партизанские отряды, в тайниках — обычно это горные пастушьи хижины — прятали оружие и припасы. Чтобы опознавать друг друга, участники Сопротивления носили нарукавные повязки с изображением отрезанной головы мавра — древний символ Корсики, грозное предупреждение сарацинам, главным врагам в Средневековье. Партизаны устраивали вылазки против “чернорубашечников” — итальянского Гестапо и однажды захватили итальянскую типографию, в которой с тех пор печатали листовки и газету “Патриот”. Местные жители прятали и кормили евреев, с самого начали войны всеми доступными путями бежавших сюда с континента. Префект Корсики слал бодрые ложные отчеты правительству Виши, корсиканцы, работавшие в администрации, выправляли евреям турецкие документы. Никто из них не носил желтую звезду, взрослые продолжали работать, а дети ходить в школу. Забегая немного вперед, скажу, что британские союзники не оставили нас на произвол судьбы и уже через несколько месяцев начались точечные поставки оружия и радиосвязи, но одним из первых связь обеспечил все-таки мой Петя. Сложным путем по цепочке его переправило из Парижа на остров континентальное Сопротивление. Петя привез нам так остро необходимый передатчик, а что стоило его добыть — то отдельная история и как-нибудь я ее опишу. Спасибо моему старинному дружку Родионову, помог, хотя и был он в этой войне, увы, на другой, бошевской стороне… В первый же день, как Петя показался в нашей деревне, его сразу заприметил Анто, который к тому времени совершенно свыкся с ролью фашистского прислужника и казалось, ничуть этим не тяготился. Анто, конечно, сразу побежал докладывать своим хозяевам, он знал, что Петр давно уехал в Париж. Наши добрые соседи, благослови Бог корсиканцев, предупредили нас вовремя и мы все вместе — я, моя жена и Петя успели уйти в горы. До освобождения Корсики оставался почти ровно год… Дорога к мечте — Мы собираемся украсть корабль? Тот бриг?! — Реквизировать. Мы реквизируем этот бриг. Это морской термин. Пираты Карибского моря Корсика 2013 год — Иза, у тебя мечта есть? — пропыхтел я, загружая в багажник второй тяжеленный буксировщик. Первый уже лежал в машине, нагруженной нашим снаряжением для пиратского рейда на Монте-Кристо. Иза озадаченно хмыкнула. — Ну ты спросил. Не знаю. Ну… не хочу, чтобы затянуло в рутину, это точно. Работа-дом, кухня-стирка... Тоска! Я даже посчитала — на всю эту муть уходит процентов тридцать времени, еще столько же мы спим, а что на жизнь остается? — Иза запихала под сиденье сумку с термосом и бутербродами. — Всего ничего. Тут я удивился так, как не удивлялся уже, наверное, месяц. Или год. Или лет десять. Её слова шли вразрез со всем, что я до сих пор слышал от других знакомых девиц, чьим основным устремлением было как раз то, что пугало Изу. — Как же? —подозрительно спросил я. — А свадьба-платье-ребенок-семейный обед по воскресеньям ты не хочешь что ли? Вроде вы все спите и видите такой сценарий? — Кто это все? Ну и штампы у тебя в голове, прошлый век! Может, я ненормальная, но не хочу! — возмутилась она громким шепотом. — Научиться штопать дырки и узнать, каким средством надо оттирать раковину? Да лучше утопиться! И что это вообще за дурацкие вопросы в такой момент? — Понял, заткнулся, — покладисто кивнул я. И правда, нашел тоже время для лирики, когда каждая минута на счету. Нет, ну неужели такие бывают? А почему я раньше не знал? Подсвечивая в темноте фонарем, я осмотрел набитый багажник машины. Вроде ничего не забыл. Два буксировщика-скутера — ок, металлоискатель, складная армейская лопата. Два больших герметичных аквапака, чтобы все это не намокло до Монте-Кристо. Гидрокостюмы, перчатки, ласты, маски. Что ещё? Сменная одежда, тяжелые горные ботинки. Маленький надувной “тузик” и компактный электрический насос. — Хотела приключений? Получите-распишитесь, — я запер дверь дома. — Все, поехали. — Особенно вчера! Зачем я этим типам? — спросила Иза, когда машина бесшумно тронулась. Первые звезды уже проклюнулись в весенней прозрачной ночи. Значит и луна не задержится. Я не стал включать фары и медленно ехал по пустой узкой дороге над морем. В бледном свете справа, у кромки асфальта, угадывалась высокая скала, а за низенькой каменной стенкой слева и далеко внизу — грифельная гладь ночного моря. Иза называла эти стенки “декоративной фикцией”, которые в принципе никого не могут спасти от падения в обрыв и непонятно, зачем они вообще здесь нужны, для самоуспокоения строителей, что ли? Смешно было наблюдать, как она, старательно держа лицо, вцеплялась руками в сиденье и отворачивась от пустоты. — У меня целых два варианта. Либо чтобы тебя как следует расспросить о наших планах, либо, что вероятней — чтобы расспросить меня, под угрозой сделать тебе какую-нибудь бяку, — обьяснил я. — А что уж такого особенного я знаю? Нет, наверное, по второму варианту… Б-р-р, “бяка” … Мы замолчали и так, в задумчивой тишине, доехали до порта. Я прикидывал, на месте ли та небольшая яхта, которую я присмотрел. Утром точно была. А прокатная яхта на мое имя пусть спокойно стоит себе, где стояла. Утром я погулял в гавани, полюбовался на ряды разномастных лодочек и скоро нашел, что искал — шестиметровую моторку с посеревшей от грязи палубой. Очевидно, что яхтой давно не пользовались и, если повезет, даже не заметят ее отсутствия. Я надеялся обернуться быстро: выехать поздно вечером и вернуться на следующий день. Если все пройдет по плану. Если повезет. Мы припарковались на дальней стороне гавани, подальше от двухэтажной капитанской башни. Еще дальше виднелись огни торгового порта для больших судов, там было шумно и еще грузился последний ночной паром, не то, что здесь, на стоянке мелких лодочек. Я постоял около машины, послушал тишину. Никого и ничего. Ладно, пора.