— Чего под крышей? Кто сказал? Да не тяни ты меня, я упаду! — Иза вырвала руку и остановилась. — Может объяснишь уже, что ты ищешь? — Сам не знаю, — честно покаялся я, — есть одна такая русская сказка, в ней надо пойти туда, не знаю куда и принести то, не знаю что. Вот это точно моя ситуация. Родионов отдал мне ключи и шепнул, что в этом доме есть кое-что для меня. Все, больше никакой информации. — Прелестно, — оценила Иза, разглядывая второй этаж, — теперь тебе придется разобрать дом на отдельные кирпичи. Все двери вдоль антресолей с резными перилами оказались открыты, Я заглянул в каждую. Спальня, еще спальня, кабинет с массивным деревянным столом, на нем характерная лампа под зеленым абажуром с бахромой, на стене — большое бронзовое распятие. Может быть, из-за сумрачного света сквозь ставни, но кабинет казался печальным, как будто уже подернутым пылью заброшенности. С небольшой площадки вверх уходила еще одна короткая и прямая лестничка, над ней темнел прямоугольный ход, закрытый полированной деревянной крышкой. — Пошли туда, — я затопал вверх по лестничке, откинул длинный люк. Люк мягко скользнул на шарнирах, поднялся вертикально и со щелчком остановился около стены, — зуб даю, это вход в башню. Ну, точно! В круглой башне свет пропускало только одно узенькое окошко, напоминающее средневековую бойницу. Еще там стоял неподьемный на вид древний сундук, два стула, колченогий круглый столик и… на этом все. Я рванулся к сундуку и потянул вверх рассохшуюся крышку. Где родилась она такая, почти лишенная примет… Корсика, 1921 год Дневник Андрея Голицына Приписка сверху : Почтовое сообщение с Россией прервано, вестей из Москвы по-прежнему нет. Молю Бога за тебя, Петруша, и твою семью. Да убережет он вас от красного террора. Я все пишу и пишу для тебя в ожидании следующей оказии. *** В апреле Черный барон обьявил, что Франция предлагает нам выбор: либо вернуться в Красную Россию, либо самостоятельно содержать себя здесь (какая злая ирония!), либо же стать колонистами в далеких странах Латинской Америки. Говорили, что Бразилия готова принять здоровых мужчин для работы на кофейных плантациях. Что бы ты выбрал, брат? Многие наши за зиму вернулись в Россию, не выдержав бесприютности и не потеряв еще надежды спасти отчизну, что с ними стало в этой мясорубке, ты, верно, знаешь… Что ж, остаются плантации. Там обещают подъемные, дом и инвентарь. Страна большая и есть надежда начать все сначала. А тяжелой работы нам ли бояться… Одним словом, я записался в Бразилию вместе с знакомым тебе Володей Родионовым и многими другими нашими. В конце апреля мы погрузились на потрепанный пакетбот “Рион”, который, по рассказам, уже по пути из Крыма шел на буксире. На “Рионе” мы должны были добраться до Тулона, а уже там пересесть на корабль до Сан-Паулу. Ты понимаешь, конечно же, что в числе ехавших были не только офицеры, но и гражданские, среди которых встречалось немало случайного сброда. В одну из ночей у меня, спящего на палубе, украли портмоне с остатком денег и документами. “Рион” должен был прийти в Тулон 10 мая. Он не пришел туда никогда. Однажды мы увидели, что наш корабль теряет скорость, и “паша”, как ласково называли нашего капитана матросы, обьяснил, что случилась утечка в паровых котлах. На счастье, мимо проходило грузовое итальянское судно и отбуксировало “Рион” до ближайшего порта на Сицилии. Хуже всего для нас была не сама поломка, а непредвиденная задержка, с нею связанная. Запас воды и пищи предусмотрели только на несколько дней, а сойти на берег итальянские власти нам не позволили. Переполненный транспорт вместил почти четыре тысячи человек, когда уже и две тысячи являлись явным перегрузом для этого судна. Толпа сицилийской черни не замедлила воспользоваться нашим бедственным положением. Здесь, в Сицилии, умирая от жажды и не имея возможности сойти на землю, я обменял фамильный перстень с печаткой на пресную воду. Спустил перстень, увязанный в платок, на веревке вниз, где зацепившись за “Рион”, плясали на волнах рыбацкие лодчонки. Взамен мне, на ту же веревку, прикрепили бутылку с вожделенной влагой. По крайне мере, рыбаки не обманули меня, а ведь случалось и такое, что они забирали ценности и тут же отплывали, споро работая веслами. Никогда в жизни еще вода не казалась мне так вкусна. На Сицилии же до нас дошли вести, что прежний план Бразилии для переселенцев измененился и теперь страна готова принять только полторы тысячи беженцев в один месяц. Большей части из нас, “рионцев”, предстояло где-то ждать решения конфликта. В Тулоне длительному пребыванию русских военных не обрадовались бы. Тулонский арсенал — политически чувствительное место. А вот отдаленный остров ничем не рискует. И вот, прекрасным днем пятнадцатого мая буксир завел поврежденный “Рион” в залив у корсиканского городка Аяччо. Прошло уже почти двадцать дней с нашего отплытия из Константинополя. Все мы к тому времени пребывали в невообразимом состоянии: в рваной одежде, кишащей насекомыми, не мывшиеся неделями, оголодавшие до крайней степени. В Аяччо нам вновь назначили карантин без возможности сойти на берег. Вполне можно представить, каково городу с населением в двадцать тысяч человек принять разом такую толпу, равную чуть ли не четверти местных жителей. Итак, нас заперли на “Рионе”, но в этот раз не бросили все же на произвол судьбы. Сердобольные корсиканцы устраивали сбор пожертвований в нашу пользу, ежедневно приносили еду, одежду и медикаменты. Ходили слухи, что в местном муниципалите с утра до вечера бушуют настоящие баталии: впустить или нет русских беженцев на берег, предоставить ли им давно пустующее старое здание казарм. Положение осложнялось еще и тем, что на борту “Риона” имелись тяжелобольные, в том числе и тифом. Всем им срочно требовался медицинский уход и изоляция. Это ожидание я выносил намного хуже самого пути. Мы с Володей все дни проводили, глядя на такой близкий берег, ловили запахи цветущей земли и вновь бесконечно ждали. О пользе суеверий О-о! Бутылка с запиской! Либо она приведет вас к кладу, либо вы внутри дешевого любовного романа. Пираты Карибского моря Сент-Женевьев-Де-Буа 2013 год — Это оно? То самое? А ничего так, на “блошке” можно дорого продать, — Иза вытащила из распахнутого мной сундука изящную фарфоровую куклу в пожелтевшем бархатном платье. — На вид ей полсотни лет, вполне себе антиквариат. Смотри, как у нее тонко вылеплено лицо! Еще в сундуке нашлись: старинная деревянная кофемолка с медной табличкой фабриканта “Пежо”, кованый масляный фонарь — стеклянная колба в окантовке металлических кружев, таким пользовались, наверное, еще стражи замка Иф. Набор серебряных ложек устрашающего размера с выдавленными вензелями и пять толстых пыльных фолиантов в кожаных обложках. Я стер пыль с одного и прочитал французское название : “Кандид или оптимизм”. Вольтер, 1745 год. — И что это такое? Какой-то странный набор, — Иза полистала книгу, чихнула и посмотрела вопросительно. Я пожал плечами. Я ничего не понимал. — Здоровые ложки какие. Для чего такие использовали, интересно… — я взял одну, оценивающе покачал на ладони, — неужели чистое серебо? Тяжеленная, такой пришибить можно. Действительно, странный набор и сложно поверить, что Родионов имел в виду это старинное барахло. Все это денег стоит, конечно, и даже, наверное, неплохих, вот только… Как будто свалили в кучу яркие завлекалочки, и если, к примеру, обычный вор залезет, то на эти завлекалочки польстится точно и дальше вряд ли станет искать. Вот именно. Отвлечение внимания. Меня этому тоже учили, помнится. Я медленно обошел круглую комнату, глядя себе под ноги. Сто лет не чищенный паркет потрескивал, косой утренний свет отражался от мелких трещин и царапин, в солнечном луче из бойницы плясали пылинки. Слева от входа, у самой стены, царапины на полу образовывали нечто похожее на рисунок. Ага! Я упал на колени, ладонью стер слой пыли. На темной паркетной плашке проступила коряво, словно детской рукой, процарапанная кошачья голова. — Ну и при чем тут кошка?! — громко вопросил я в никуда. Иза опустилась рядом, задев плечом и потерла тонкими пальцами старое дерево. — Ты заметил флюгер, да? Это так странно, я впервые вижу флюгер в виде кошки. Хотя вообще-то, во Франции считается, что черная кошка — это к счастью, что она отгоняет зло, охраняет дом и все такое. То есть, нет, вру! Не везде во Франции. Это корсиканское поверье, точно, я вспомнила. Секунду я смотрел на Изу замершим взглядом, потом встрепенулся, притянул к себе и крепко поцеловал. — Алилуйя! Умница ты! Громко топая, я сбегал на первый этаж и притащил оттуда черную железку с острым краем из каминного набора. Иза так и сидела на том же месте, изумленно на меня таращась. — Ты понимаешь, на Корсике эти черные кошки попадались мне на каждом шагу, — я подцепил железякой паркетину, надавил, дерево хрустнуло, — я уж заподозрил было у себя особую форму паранойи. А в России хуже нет приметы, чем черная кошка на пути. А на Корсике наоборот, значит... Тонкий намек, здорово придумано, без культурного бэкграунда и не догадаешься. Иза, отомри. Она помотала головой и засмеялась. — Какой ты внезапный! Хоть предупреждай в следующий раз о своих порывах. — Предупрежу. Хотя какой же это тогда будет порыв? Порывы по-расписанию, очень по-европейски... Я поднажал и вывернул сразу два паркетных квадрата. Под паркетом обнаружилась еще одна широкая доска с ручкой, я поднял ее и увидел край промасленного брезента. — Ну, Сезам, откройся, — я откинул брезент и присвистнул. — А Родионов-то затейник был! В неглубокой выемке под полом лежал арсенал, достаточный для небольшой локальной заварушки: два “люгера”, потемневший “вальтер”, маузер с деревянным прикладом. Я выгреб из схрона сначала все это богатство, потом коробки патронов, и под ними обнаружил еще один слой — три гранаты -“колотушки”, длиннорылый немецкий пистолет-пулемет МП, “эмгач” — просто пулемет и наконец, старый знакомец — калаш. — “Эмпэхашечка”, — я погладил тусклый ствол МП, — моя прелес-с-сть. В просторечии, у любителей кино — “шмайсер”, знаешь такое слово? В идеальном состоянии, между прочим. Мы такие изучали в нашем сорок пятом полку ВДВ. О, и маузер настоящий, чекистский. — Откуда здесь это все? — Иза настороженно смотрела на меня. Да уж, бедная девочка, воображаю, что она должна сейчас думать. Надо ей как-то аккуратно объяснить, что я не бандит, а как раз наоборот — мирный и пушистый дайвер в отпуске. Мало ли какие у меня навыки из прошлого. — Откуда… Давай подумаем. Родионову за девяносто, это уж точно, а значит, в последнюю войну он уже был вполне взрослым. Мог и сохранить с тех пор, спрятать здесь. Тогда многие так делали. Дом-то тоже старый, как ты верно заметила. Но лично меня волнует другой вопрос: что нам с этим добром теперь делать и на кой черт мои родственники хотели, чтоб я нашел этот трофейный склад? В музей снести? — А ты уверен, что это именно то самое? То, что тебе надо было найти? — Иза поднялась и отряхнула колени. — А что еще-то? Мало тебе? — Как там старик твой говорил? “Под крышей...”? Ну да, мы под крышей и находимся… Ты чего, Санчес? — Тсс! — я лег животом на паркет и опустил голову в люк, прислушиваясь.— Там кто-то есть. Она летает, приседая, она, должно быть, из Китая…