— Начнем, — Лекс с удовольствием почувствовал, как клинок выходит из ножен, украшенных серебряным узором. Следующим его движением кончик клинка рассек горло ближайшего к нему человека. Нужно было действовать быстро пока не поднялась паника. Наемник поучаствовал как справа и слева тоже самое сделали его люди. Вот за это он их и ценил. Они не задавали лишних вопросов. Ещё один взгляд он бросил на магессу, которая что-то усердно шептала над магическим кругом появившемся на столешнице. ***** Солнце медленно поднималось из-за горизонта, неся новый день этому миру. Его лучи падали на вершины высоких гор, проникали в черные глубины океана, освещали бесконечные зеленые равнины и отражались от начищенных до блеска доспехов отряда, над которым поднимались белые знамена. Эти полоски ткани, развивающиеся на ветру, говорили многое тому, кто хоть краем уха слышал о значение изображенного на них символа. На белом фоне алел темно-красный силуэт одноручного меча, увенчанного венком из терновых веток, чьи колючки художник отобразил слишком хорошо. «Святые Мечи» — это название тихо шептали в тех странах, где влияние Ордена было сильно, и с уважением говорили во всех остальных. Слава братьев из боевого крыла Ордена летела впереди них. Нигде во всем мире нельзя было отыскать более преданных и искусных воинов. Также как их уважали, также их и боялись. Воины Создателя стояли на небольшом холме, где недавно стояло здание, превратившиеся в гору углей и золы. Они остановились, чтобы их лидер смог осмотреть место темного ритуала, который завершился поздней ночью. Тот выброс энергии тьмы почувствовал каждый из них. Воины и рыцари Ордена хорошо понимали, что это значило. Война всегда притягивала в свое лоно темных существ и магов, что пошли путем, неугодным Создателю. Опустив увенчанную непослушными каштановыми волосами голову, Тайрон Генсон ожидал слов Отца Винса, который не проронил ни слова с того момента, как они увидели в сгущающихся сумерках черный столб дыма, поднимающийся до самого горизонта. Он превратился в каменное изваяние, что не отводило взгляда от горизонта. Да и весь отряд не слишком отличался от Отца Винса. Только Тайрон не понимал их реакции. Все его вопросы, заданные его соратникам, остались без ответа. Воспоминания о той скачке были ещё свежи в голове молодого послушника. Он несколько раз за ночь чуть не вылетел из седла, лошадь только чудом не угодила ногой в ямы, что были на каждом метре это дороги. То, что он до сих пор был жив никак, кроме как благословеньем Создателя нельзя было назвать. Тайрон исподлобья оглядел тлеющее пепелище, стараясь отыскать, что так привлекло внимание Отца Винса, который уже с полчаса неподвижно стоял на одном месте. — Сколько жизней, — неожиданно проронил Отец Винс и опустился на колено, зачерпнув горсть горячий золы в свою ладонь. — Сколько невинных душ было осквернено в угоду низменным желаниям… — Ваше Святейшество? — молодой послушник поспешил к священнику, но был остановлен повелительным взмахом руки. Слишком часто его останавливали подобным образом, поэтому Генсон только склонил голову. Отец Винс не любил, когда его приказы оспаривали, особенно это касалось того, кто находился на самой низшей ступеньки иерархии Ордена. — Мы опоздали, Тайрон, — грустно сказал отец Винс и раскрыл ладонь, поднимаясь с колена. На выжженную землю посыпалась черная зола. — Опоздали. Темные твари были быстрее нас. Они вновь принесли жертвы на свои кровавые алтари, осквернили землю и воздух, что создал Создатель. Но… Священник схватил свой резной посох, подняв его высоко над своей головой, и пошёл вперед. Он двигался в самый центра пепелища, что десяток часов назад было постоялым двором, от которого остались только сгоревшие куски древесины. Посох вспыхнул ослепительно белым светом. Маленькое белое солнце не ослепляло, а даровало какое-то внутреннее умиротворение каждому смотрящему на него. Молодой послушник только и смог, что зажмуриться от неожиданности, чтобы последовать вслед за Отцом Винсом, чувствуя, как с каждым шагом нагревается подошва его сапог. Он не мог оставить священника одного. Этого требовали возложенные на него обязанности. Он бы отправился за Отцом Винса даже в глубины Пекла, если бы это потребовалось. Поэтому выкинув из своей головы все противоречивые мысли, он бездумно двигался за силуэтом священника, утопающим в объятиях божественного света. — Мы найдем тех, кто совершил это преступление, — свет засветился ещё ярче, хотя казалось, что это уже не возможно. Молодой послушник не мог оторвать глаз от Отца Винса, который, казалось, смог своим присутствием воссоздать атмосферу Храма Света, который лишь однажды видел Тайрон. Это великолепное здание оставило неизгладимый след на душе молодого человека. — Создатель укажет путь к нашей цели. Он направит наши мечи против Темной скверны! Деревянный посох с глухим стуком воткнулся в середину пепелища. Свет на секунду исчез, чтобы со странным звуком переместиться вниз по этой деревянной палке, что стало продолжением рук Отца Винса. Когда свет достиг уровня земли, мир на мгновение замер. Тайрон Генсон кожей почувствовал присутствие кого-то сильного. Он не смог бы описать свое чувство, если бы его спросили. Его глаза были сосредоточены на спине священника. Сгорбленная спина старика с каждым ударом сердца распрямлялась, будто бы набираясь внутренней силы. Молодой послушник отступил на шаг, когда свет превратился в белоснежные языки пламени, распространившиеся по всему черному пепелищу. Глаза Тайрона сужасом следили, как белый огонь поглотил фигуру Отца Винса и постепенно подбирался к тому месту, где стоял он сам. Послушник задержался ровно на одну секунду, а потом без раздумий бросился прямиком в огонь, чтобы спасти священника. Его мысли заполонило одно лишь беспокойство о судьбе старика. — В твоем сердце нет тьмы, — на плечо Тайрона неожиданно легла морщинистая рука. Зеленые глаза Генсона с восторгом уставились на закручивающиеся вокруг него белые языки пламя. Оно не причиняло вреда, не обжигало. Тайрон прикоснулся рукой к ближайшему огоньку и не отдернул руку. Он почувствовал легкое тепло, хотя древесина вокруг горела и тлела. — А помыслы чисты. Создатель всегда видит преданность слуг его, и вознаграждает по заслугам их. — Я не понимаю, Ваше Святейшество. — Ты не подвел моих ожиданий, Тайрон. Огонь не пропустил бы того, в чьем сердце есть хоть крупица тьме. Если это было бы так, то ты бы сгорел в очищающем огне, поэтому ты достоин. — Я не понимаю, что это значит? — Поздравляю тебя, — глаза священника вспыхнули изнутри светом, а в руках появился ромбовидный медальон с белым топазом в центре, который он надел шею Тайрону. — С сегодняшнего дня ты больше не послушник. Создатель подарил тебе дар видеть Свет и чувствовать Тьму, поэтому с этого утра ты станешь Аколитом. Первая ступень, которая, надеюсь, приведет тебя, в конце концов, к рясе священника, а, может быть и ещё выше. Но это только в том случае, если ты останешься верен своему пути. Хотя кто мы такие, что бы знать помыслы Создателя? Служи верно и не жалей сил в борьбе с Тьмой и её сторонниками! — Во славу Света! — тут же упал на одно колено Тайрон, почтительно склонив голову. Всё это было неожиданным, но молодой парень не показал и тени сомнения. Это была его судьба, его путь. — И во имя Создателя! — удовлетворенно кивнул старый священник и медленно зашептал молитву, которую тут же поддержал новоназначенный аколит, опустившись на колени и сжав амулет в руках. Не прошло и минуты грубые голоса воинов и рыцарей подхватили слова священнослужителей. С каждым слово белоснежный огонь разгорался все ярче, будто бы живой пожирая следы темного ритуала, чтобы в завершении не оставить на земле ни одного следа совершенного здесь злодеяния, кроме черного выжженного неровного прямоугольника. ***** Траг сын Таморлаша терпеливо ожидал, пока Небесный Отец явит свое благословение и подарит миру величайший его дар — зажжет своим огнем светило, что каждое утро освещало бескрайние просторы степи, его далекого дома, что он оставил в погоне за мечом, ставшим реликвией его рода. Мечом, что бы утерян ещё при прадеде Трага. Его поиски тогда не увенчались успехом. Он, будто бы исчез, но почему-то вновь появился. Духи показали его местонахождение. Молодой вождь, как и все его воины, стоял на коленях, закрыв свои глаза, ожидая пока первые лучи солнца упадут на их головы, тем самым благословив каждого. Путь отряда орков уже несколько дней проходил сквозь густые хвойные леса, лежащие на северо-западе Зеленого Моря. Траг впервые в своей жизни не видел, как степь уходит за горизонт. Вокруг него были многовековые деревья, что наводили страх в сердце воина. Никогда он ещё не был в подобном месте. Траг не понимал, как можно жить в там, где видишь только лишь на десяток метров вперед, а взгляд постоянно упирается в стволы древесных гигантов. Трагу, казалось, что с каждым днем эти деревья все сильнее сжимают вокруг него свое кольцо, и нет конца и края этому оставленному духами лесу, что встал у него на пути. Молодой вождь готов был поверить, что они будут блуждать по этому лабиринту вечность и никогда не найдут дорогу в свои бескрайние степи, что они оставили позади. — Мы приносим эту жертву, восславляя новый день, что ты даровал нам, Отец, — как только первые лучи солнца пробились сквозь кроны деревьев и упали на грубое лицо воина, изумрудные глаза Трага сразу же открылись. Воин медленно взял в правую руку острый нож и перевел свое внимание на оглушенного оленя, что лежал перед ним. Сложно было поймать животное и сохранить ему жизнь, но молодой орк с отрядом смогли это сделать. Траг никогда не охотился в лесах, поэтому он долго загонял этого оленя. — Мы благодарим за Степь, что ты создал повелением своим, за небо, что накрыло нас своим покрывалом, за Ветра, что приносят дождевые облака, проливают дождь и хранят покой Степи. Мы склоняемся перед мудростью и силой твоей. Мы смиренно просим тебя, Отец, чтобы ты, как и прежде, указывал путь к нашей цели, чтобы ты и дальше хранил детей своих, чтобы ты и дальше был проводником между нашим миром и миром духов. С этими словами молодой вождь начал вырезать сердце еще живого оленя. Он двумя руками взял теплый кусок мяса и поднёс к лучам света, чтобы плоть животного искупалась в первых лучах солнца и была благословлена лучами восходящего солнца. — Вкушая эту плоть, мы чтим Отца и Великих духов, что указывают нам путь, — произнес Траг и откусил кусок от сырого сердца. Он проглотил мясо и передал его следующему воину, который в точности повторил слова и действия молодого вождя. Сердце передавалось от воина к воину согласно четкой иерархии, которую все четко понимали. Сам же он поднёс ножны, заговоренные шаманом, к телу мертвого оленя, искупав их в его крови. Это был их единственный проводник, что все эти дни тянул их вперед, хотя казалось, что они не продвинулись к своей цели ни на сантиметр. Вокруг были всё те же деревья, что и тогда, когда они вступили под сени этого леса. Как только сердце животного было полностью съедено, Траг поднялся и осмотрел остатки своего отряда. Из двенадцати орков, что выдвинулось с ним со стойбища его племени, осталось ровно восемь, не считая его самого. Все они были молодыми воинами, которые совсем недавно перестали быть детьми и заслужили право плести косу. Молодой вождь тоже заслужил это право немногим раньше, чем они, поэтому мог похвастаться только редким клоком черных волос, собранных в короткий хвост, размеров не превышающий половину ладони. Для орков длина и вплетенные в волосы украшения говорили многое: сколько битв и врагов победил воин, но это была всего лишь маленькая часть. Коса могла рассказать историю всей жизни мужчины. Для Трага, как и для всей этой восьмёрке, это был их первый поход, поэтому никто не смог обзавестись никакими отличительными знаками. Но за эти три дня, что они пробыли в этих лесах, Траг с уверенность мог сказать, что каждый, кто был с ним, уже заслужил свои первые костяные бусы, которые бы стали первой частью узора. Но молодой вождь мог только горестно вздохнуть. Таким правом обладали только шаманы, который бы сначала обратились к духам предков и спросили их, достойны ли они. Орк внимательно посмотрел стройные ряды деревьев и прикоснулся к рукояти своего ятагана. Он старался не показывать своего волнения, но с каждым днем, поведенным под сенью этих деревьев, это становилось делать все сложнее. В этих лесах везде скрывались враги. Они прятались везде, начиная от крон деревьев и заканчивая этой проклятой землей, покрытой не травой, а каким-то желтым ковром. Молодой орк не понимал как возможно такое, что бы на земле не было ни одного зеленой травинки. Он потрепал по шее своего коня и зачерпнул в ладонь овса, который животное вмиг съело. Мысли Трага вновь вернулись к тем, кто скрывался между деревьями, прятался в прошлогодней листве. Их не было видно, но молодой вождь знал, что они там. Таятся, выжидают удобного момента для атаки. — Люди, — с ненавистью выплюнул Траг, бегая взглядом от дерева к дереву, но его внимательные глаза никого не находил, но это не значило, что там никого не было. Все было спокойно, слишком спокойно. Трагу уже доводилось встречаться с людьми в степи, торговать с ними. Траг даже знал язык людей и мог свободно на нем изъясняться. Всё благодаря тому, что некоторый воины из походов приводили с соабой рабов и рабынь, которые иногда становились вторыми женами и рожали им полукровок, что всегда считались ниже полнокровных орков, особенно те, что появлялись от обычных рабынь… Молодой вождь перевел взгляд на величайший позор его отца, брата рожденного от человеческой рабыни. Траг так и не простил отца за это и за то, что умирая он потребовал, чтобы он заботился о нем. Это была последняя воля отца, который после этого отправился в мир духов. Хагк был меньше и слабее, чем остальные. Его кожа была светло-зелёная, каждый бы с первого взгляда определил бы в нем полукровку. Траг не мог оставить брата в стойбище его племени, поэтому он отправился с ним. Сколько раз думал, что он ещё пожалеет о своем решении, но с тех пор, как они покинули племя Хагк не доставлял ему особых хлопот. Иногда Траг даже забывал, что брат в отряде. Молодой вождь также не мог не отметить, что в бою он также показывал себя вполне сносно. Об этом говорило и то, что он до сих пор был жив, а двое полнокровных орков остались лежать мертвыми. Мысли Трага вернулись к людям. Молодому вождю степняки чем-то напоминали орков. Они были такими же кочевники, что также двигались по степи из края в край. Но орк никогда бы не поделился своим мыслями не с кем. Люди были слабыми существами, стоящими в голове Трага ниже полукровок, в которых все же текла кровь предков. Кочевником молодой вождь знал, но он не представлял, что в этих лесах встретит других людей. Траг никогда в жизни не встречал никого подобного. Они не ездили на лошадях, а тихо передвигались по лесному настилу своими босыми ногами. Эти люди не пытались говорить. Они будто бы дикие звери атаковали, не издавая ни единого звука скрываясь в лесной чащи. Траг окунулся в воспоминания произошедший битвы, чтобы болезненно скривиться. Дикар атаковали скрытно, не сражались по одиночке, использовали дротики, яд нанесенный на которые притуплял рассудок и сковывал движения. Эти люди носили маски, сделанные из коры деревьев, а их тела покрывали причудливые синие узоры. Траг не боялся их, но здесь они были на свой территории, поэтому с ними нужно было считаться. Молодой вождь отцепил от пояса пустые ножны, который с каждым пройденным днем становились теплее. Это говорило о том, что орки двигались в нужном направлении. Такое же чувство было у Трага будто бы видел невидимую нить, что направляла его вперед. Он чувствовал, что его путь скоро будет закончен. Глава 7 Единственное, что мне одинаково не нравилось как в том, так и в этом мире было то, с чего начинался каждый день. Вернее, то без чего он никак не мог начаться. Как иногда мне хотелось пропустить эту часть. Тот момент, когда светило только-только поднимается из-за горизонта, освещая своими лучами скорбную землю, что постепенно отходит ото сна. Думаю, что все уже догадались, что я не мог переносить. Правильно, именно это страшное слово, что вертеться в голове у каждого… Утро. Не знаю почему, но именно эту часть дня, когда солнце медленно и неумолимо начинало подниматься вверх, я ненавидел всей широтой своей души. Наверное, можно сказать, что это у нас было взаимно. Я не любил утро, а оно не любило меня. Или же мне так только казалось? Но я был полностью уверен в том, что обычно все плохое, что случалось за день, происходило именно утром. Да, если вспоминать, то именно в шесть часов утра одним весенним днем я умудрился сломать руку, но это меркнет с тем, что случилось в последний раз. В голове тут же пронеслись воспоминания про треклятую остановку. Да, это тоже случилось утром. И кто теперь сможет сказать что-нибудь хорошее про эту часть дня? Кто-нибудь, наверное, будет радоваться новому дню, но это точно не про меня. Кому вообще нравится утро? Покажите мне этого человека. Единорогов и то по белому свету больше гуляет. Если честно, то не могу представить себе человека, который с улыбкой поднимается из тёплой постели и приветствует новый день, делает зарядку, с удовольствием заваривает себе чашку зленого чая, а не бурлящую мерзкую жижу черного кофе. Вот для таких ненормальных в моей голове есть отдельный уголок с пометкой «ненормальные». Но, по правде говоря, таких знакомых у меня практически и не было. Вот кому может понравиться, когда в тысячный раз противно надрывается осточертелый за год будильник, намереваясь самым садистским способом разорвать барабанные перепонки? Мелодия звенит и звенит, пока ты в полудреме не находишь рукой нужную кнопку и не выключаешь его с какой-нибудь десятой попытки, отправляясь досыпать. Вот только есть одно «но». Ты вечерний был намного умнее тебя утреннего, поэтому через секунду или две мелодия повторяется ещё раз и ещё, и это повторяется ровно до того момента, когда ты окончательно не проснувшись, не вырубаешь все оставшиеся пять-восемь будильников, идущих стройным рядом. Их количество зависит от того, сколько ты успел уже до этого выключить. Потом отрываешь свою тяжёлую голову от подушки, медленно встаешь с постели и отправляешься на кухню, чтобы заварить себе крепкий кофе, который приводит тебя в некое подобие порядка. Это утро было наполнено сюрпризами. А могло быть иначе? Утро же. Но начну с того, что сюрприз начались ещё вчерашним вечером, ведь ночь Гаретт решил провести в лагере разбойников. Честно, тогда я не особо даже удивился. Сил на это уже не оставалось, поэтому я уснул там же, где и прошел мой довольно-таки поздний ужин. Мозг просто перестал работать, а перед глазами сгустилась темнота. Вот такие были мои последние воспоминания об этом дне. Когда я открыл глаза, первым делом я застонал словно старый дед, чтобы тут же приняться разминать затекшее за ночь тело. Зашевелился я минут через пять, когда мои собственные конечности стали повиноваться сигналам, поступающим от моего поза. Слишком уж поза, в которой я умудрился заснуть, оказалась неудобной. Скажу только, что то ещё удовольствие пытаться приводить в тонус мышцы после долгой ночи, проведенной в одной и той же позе. Пока я делал свою импровизированную зарядку для тех кому за восемьдесят, меня начала мучать боль в правом плече. По началу это было что-то незначительно, но постепенно уровень боли возрастал. Поэтому первым делом я осмотрел последствия вчерашнего удара, который пришелся именно в это самое плечо. «Где бы здесь отыскать квалифицированного травматолога?» — тут же в голове промелькнул вопрос, на который сразу же ответил один рогатый воздушный шар, вечно нарезающий круги вокруг меня. «И зачем он тебе? Все и так срастется», — беспечно махнул рукой он, пытаясь прожечь меня своими фиолетовыми глазами. «Исчезни», — я перевел взгляд на раненое плечо. Сразу скажу, что увиденное мне не понравилось, а слова такого специалиста как демон меня не слишком утешили. Темно-синий цвет переходил местами в темно-фиолетовый. Эта удручающая клякса, что поселилась у меня на теле, заняла почти все плечо. Выглядело все это довольно-таки удручающе. В мою голову тут же пришли предательские мысли о переломе. Чтобы их развеять, я аккуратно пошевелил рукой, сжал и разжал ладонь. С болью, но конечность шевелилась. То ли удар был не слишком сильный, то ли дело было в энергии, что перешла ко мне за убийство того громилы. Видимо она сделала свое дело и залечила перелом. Ладно, это можно будет оставить на потом. Главное было в том, что рука не потеря свою функциональность. Это было сейчас самым важным. Возвращаясь к тому моменту, когда я наконец-то открыл глаза. Скажу одно, сегодня, что доавольно-таки странно, меня никто не пытался разбудить. После того как я попал в этот мир первым мои утренним ощущением изо дня в день была немилосердная тряска, виновником которой был Тейт или Наранесс — живые будильники, что поднимали меня либо до того как первые лучи солнца освещали землю, либо через час после рассвета. В этом вопросе они были до ужаса пунктуальны. Даже не представляю, как у они такое проворачивали без будильников. В том мире откуда я сюда попал мне никогда не удавалось просыпаться по первому сигналу, но у этих двоих это как-то получалось даже без технических устройств. Из всего этого я окончательно убедился в мысли, что во всех двух мирах, утро было моей самой нелюбимой частью дня. Но сегодня меня никто не разбудил. Я открыл глаза самостоятельно, что вызвало у меня некоторые вопросы. Но мое удивление было намного больше, когда я с удивление обнаружил, что солнце уже почти приблизилось к своему зениту. Было похоже, что сейчас полдень. А это говорило только о том, что мы почему=-то решили здесь задержаться. Я тут же достал свои магические часы, убеждаясь, что это мне это не снится. До полудня был ещё полчаса. Оставалось только понять, почему мы до сих пор не вернулись в деревню. И почему сегодня мне дали выспаться вдоволь? Я задумчиво осмотрелся. Вокруг была небольшая суета, но никакого хаоса не было. Деловитая суета — по-другому и не скажешь. Каждый был занят какой-то своей работой. Вот только почему меня не привлекли к чему-нибудь такому? Вопрос это хорошо, но ещё лучше был были ответы. Я взглянул на костер, над которым висел котелок, испускающий знакомый мне приятный запах. В нем заваривался травяной отвар. Слабая замену кофе, но так как я в другом мире с этим пришлось мириться. Хорошо бы здесь был какой-нибудь супермаркет, который бы попал в этот мир вместе со мной. Быстренько отыскав глазами стоящий рядышком стакан, я зачерпнул отвара из котелка и сделал большой глоток слегка горьковатого напитка. Я не хотел даже думать о таком, но все же сегодняшнее утро было вполне неплохим. Редкость. Было бы таким каждое утро, но что-то мне подсказывает, что это простое исключение из правил. Маленькое отклонение, а завтра уже все стане на свои места. — О! Проснулся наконец-то! Горазд же ты спать, Кристофер — заметил пробегающий мимо меня Тейт, сжимающий огромный ворох одежды, большую частью которой составляли женские платья, если меня не подводило мое зрение. Толстяк ухмыльнулся и заговорил. — Сиди здесь и, ради всех богов, никуда не уходи. Не слишком хочется тебя потом по всему лагерю разыскивать. Я через пару минуту вернусь. У меня к тебе есть одно дело. Я только лишь пожал плечами и вернулся к содержимому деревянного стакана. Сказали подождать, значит, подожду. Я даже улыбнулся мыслям, пронесшимся хороводом в голове. Куда мне торопиться, собственно? Зная себя, я не смогу найти дорогу, которая выведет меня к деревне. Как-то не хочется заблудится в местных леса. А надежда, что я смогу найти хоть какой-нибудь оплот цивилизации довольно-таки мала. Да хоть куда-нибудь бы выйти. Что я мог вспомнит о дороге сюда? Ничего особого. Никаких ориентиров я так и не приметил. Вот, по-вашему, чем одно дерево отличается от такого же дерева ночью? Правильно, ничем. Абсолютно! Это просто размытые тени, которые неожиданно всплывают перед глазами и также исчезают. Поэтому в голове сохранились воспоминания только о чересчур корявых деревьях и особо острых кустах. Умудрился залезть в один такой, когда за каким-то чертом решил слезть с лошади. Осмотрев повнимательней весь лагерь, я с удивлением обнаружил, что шатер куда-то исчез, а вместо него появилось несколько больших, крепких крестьянских телег с высокими бортами. В каждую из них было запряжено по два тяжеловоза, так кажется, называлась эта порода лошадей. Также нельзя было не заметить маленький табун лошадок, пасущихся на небольшой полянке чуть в стороне. Быстренько пересчитав животных, я получил число двадцать. И откуда всё это взялось? Кажется, что я один умудрился проспать весь утренний переполох. Наверное, кто-то усел смотаться до деревни. Вот только что-то в этой мысли мне не понравилось. Что-то крутилось прямо на краю сознанию, но додумать мысль я не успел. — Примерь, — передо мной неожиданно про упал ворох одежды, вместе с дорогими на вид сапогами. На черной коже очень хорошо выделялись блестящие словно звездочки пряжки. Если мне не изменяли мои глаза то металл, из которого они были сделаны, был очень похож на серебро. И скорее всего так оно и было. — Зачем? — недоуменно спроси я, стараясь за секунду понять замысел Тейта. Вот только в голову ни одной нормальной мысли так и не пришло. Слишком уж непонятной и неожиданной была эта просьба. — Я бы сам надел, но комплексацией, увы, не вышел. Ты единственный, по правде, кому удастся в это влезть. Хотя можно еще Наранесса, но он в деревне остался. Поэтому можешь считать, что тебе просто не повезло, — Толстяк похлопал по своему объемному животу и выжидающе уставился на меня. Я только лишь недоуменно покачал головой, чтобы попытаться разузнать побольше информации. — Ты так не ответил на мой вопрос, Тейт, — упрекнул я его, сделав глоток травяного отвара. Не люблю, когда от меня что-то скрывают, а именно это и пытался сделать Толстяк. Темнит. Я, также как и он на меня, уставился на своего собеседника, ожидая ответ. К этой одежде я не собирался прикасаться, пока не услышу хоть каких-нибудь разъяснений. — Пока не расскажу, ты же не оденешь. Да? — я утвердительно кивнул. — Перед тем как вернемся к нашему нанимателю нужно провернуть одно незапланированное дельце. Вот для неё это маскарад и нужен. Не смотри на меня так. Больше я тебе все равно не скажу. Можешь сходить к Гаретту и у него спросить. Но от тебя я все равно не отстану, пока ты не примеришь это все. Я скривился после упоминания этого имени и грустно выдохнул переработанный кислород. Видимо, у меня другого выбора-то и нет. — Хорошо, убедил. Но спорю, что ты мне не все рассказал. Намного же больше знаешь, — смирился я, наблюдая за реакцией Тейта. Он лишь пожал плечами и приложился к своей фляги, всем своим видом говоря, что это не он такой, а весь мир. Судя по тому, что я знал об этом человеке, не далеко мои мысли ушли от истины. Если бы он не врал, то бы обязательно поспорил со мной. Такой он уж человек. Оставив это как маленькую заметку, я отставил деревянный стакан с отваром и первым делом снял рубашку.