Однако чаще ночи проходили настолько весело и насыщенно, что, оказываясь под утро в кровати, я проваливалась в царство Морфея в безмятежном спокойствии. А бывало, и вовсе сна лишалась, когда программа, приготовленная Джори, буквально выбивала почву из-под ног. К примеру, фееричное шоу в знаменитом на весь мир Мулен Руж. По такому случаю, хоть и с тяжелым сердцем, пришлось снова обратиться к чековой книжке Мэри, чтобы купить платье. Потом в автомобиле я внимательно выслушала познавательную экскурсионную лекцию, из которой узнала, что открытие сего заведения, как и завершение строительства Эйфелевой башни, было приурочено к началу Всемирной выставки. Сгоревшее в годы войны кабаре два года назад вновь гостеприимно распахнуло двери. Расположенное в скандальном районе красных фонарей, тем не менее, оно привлекало не только состоятельных горожан, но и людей искусства, писателей, художников, цвет аристократии и даже членов королевских семей. Прославилась «Мельница», в первую очередь, зажигательным Френч-канканом, а также тем, что здесь еще тридцать лет назад впервые в мире был исполнен откровенный эротический танец. Конечно же, мой кавалер не повел меня на столь экстравагантное зрелище. Тем не менее, представление ошеломляло. Буквально разинув рот, я смотрела под музыку Оффенбаха на дразнящие движения танцовщиц с манящими взглядами и резкими вскриками, как взлетают вверх их юбки, обнажающие длинные стройные ноги в чулках на весьма пикантных красных подвязках. Когда, вслед за другими упав на шпагат, одна из девушек, словно невзначай, носочком туфли сбила шляпу с зазевавшегося зрителя, зал взорвался громкими аплодисментами, восторженным гулом и даже свистом. Номера сменялись калейдоскопом, смелые и яркие костюмы выступающих, состоявшие в основном из разноцветных перьев, производили шокирующее впечатление. Переводя взор то на поразительную сцену, то на ухмыляющегося Джори, я осознала, что пора менять взгляды на традиции, привычки и устои, привитые пуританской Америкой, потому что сама себе казалась дремучей дикаркой, а то и ханжой. Открытия не переставали сыпаться, как из рога изобилия. Некоторые даже оставили след в сознании и серьезно повлияли на дальнейшие события. Однажды Джори привел меня в какое-то второсортное питейное заведение, сильно отличавшееся от тех изысканных ресторанов, в которых мы обычно ужинали. Я уже давно решила ничему не удивляться, потому что понимала, насколько глупо выгляжу каждый раз, то впадая в ступор, то взрываясь восторгами. Однако я не подозревала, что поджидает сегодня. Джори объяснил, что голоден, и до выставки авангардистов, которую мы планировали посетить, ему необходимо встретится с одной из женщин, добровольно продающих кровь. В ожидании он рассказывал о модных и популярных художниках, чем они прославились, и с кем доведется встретиться на рауте. После полуночи к столику подошел бармен, что-то тихо сказал Джори, и он, извинившись, сообщил, что отойдет ненадолго, но скоро вернется. Я заверила, что все в порядке, и приготовилась ждать, рискнув заказать местного пива. Прошло некоторое время, и рядом подсела незнакомка довольно вызывающего вида, вульгарно накрашенная и очень фривольно одетая. Она курила папиросу и рассматривала меня сквозь вонючий дым. Я, в свою очередь, взирала на нее, догадавшись, что это представительница самой древней женской профессии, как говорят. Только непонятно, что она забыла за моим столиком, вряд ли я произвожу впечатление того, кому нужны ее услуги. Оказалось, это ее ожидал Джори. И с кем только не приходится ему общаться! Однако мне нет дела до ее образа жизни, гораздо интереснее узнать, почему проститутка согласилась на такую роль — служить обедом для вампира. Раз выпала возможность и вполне подходящее место, я решила проявить дружелюбие и, вежливо представившись, завела разговор. Улучив момент, осторожно задала интересующий вопрос. Женщина заливисто захохотала, а отсмеявшись, ответила: — Милочка, ты же не думаешь, что я по доброте душевной кормлю кровопийц? Или, по-твоему, мне и без этого мало шрамов на теле? Да и не за красивые глаза твоего Джори. За глаза я ему отдалась бы не раздумывая, утверждают, он чертовски хорош, но за кровь он прилично платит. Настолько, что мне и за неделю не заработать, даже если буду утюжить улицу не покладая ног, без сна и отдыха. Последняя фраза была не совсем понятна, возможно, трудности перевода и несколько незнакомых слов, поэтому я переспросила, что она имела в виду. Вновь разразившись сипловатым смехом, странная собеседница принялась методично и подробно просвещать меня. Непонятно, чего она хотела, поделиться тяготами трудовых будней или похвастаться, а может, посмеяться, заметив мою некомпетентность, но подошла к объяснению с полной отдачей, насколько я могла судить. Описывала она красочно, не жалея эпитетов, мимики, жестов и телодвижений, прихлебывая при этом мое пиво и продолжая дымить папиросами. Я сидела, открыв рот, с пылающими щеками, наверняка красная, как спелый томат, и не верила ушам, в которых дробью бился пульс. Теперь мне во всей полноте открылась истина, что же происходит наедине между мужчиной и женщиной, а также между однополыми партнерами, не говоря уже о групповых действах. В романах ничего подобного не упоминалось, но очевидно, профессионалка знала, о чем ведет речь. Через десять минут ее вдохновленного живописного монолога мне нестерпимо хотелось вымыть руки и лицо, а еще спустя несколько мгновений залезть в ванну целиком, окунуться с головой. Она поведала и про извращенные оргии, и про садистские «удовольствия», и про многое другое. По ее словам, однажды клиент привел своего пса, огромного бойцовского кобеля, и, щедро заплатив, пуская слюни, с упоением наблюдал за тем, как питомец дергался на мастерице. Вывалив на меня эту «ценную» информацию, женщина наконец выдохлась. Заявив, что ей некогда прохлаждаться, пора приступить к работе, и, если Джори она будет нужна, он знает, где ее найти, удалилась, отвратительно виляя бедрами. Я глядела ей вслед, и меня передергивало от отвращения и ужаса, а еще подташнивало, в висках нарастала боль. Я и не представляла, что подобное возможно в человеческих отношениях. Быть не может, что кто-то по своей воле соглашается на такую мерзость. Наверняка падшая женщина все выдумала, вычислив неопытную дурочку, попугать меня захотела, нечто вроде местной байки рассказала. Или, недостаточно владея французским, я что-то поняла не так? Но это вызвало такой отталкивающий эффект, что я долго еще приходила в себя. Требовалось обязательно прояснить этот вопрос, иначе мозг взорвется. А ответы даст только Джори, больше обратиться не к кому. Уверена, он разберется, что к чему, и уличит проститутку во лжи. Когда он возвратился, я приготовилась залпом выпалить наболевшее, но по голодным глазам стало ясно, что поесть ему так и не удалось. Пришлось неимоверным усилием отложить вопросы и передать слова чудовищной женщины. Он извинился и снова исчез, а я тоскливо замерла в ожидании. Чем дольше я обдумывала услышанное, тем настойчивее приходила к выводу, что заниматься такими отвратительными вещами способны только сумасшедшие. Не может же весь мир сойти с ума. Это абсолютно противоречило моим прежним романтичным представлениям об интимных отношениях и казалось одновременно шокирующим и ужасно омерзительным. Неужели я так наивна? Разве для продолжения рода или выражения взаимной нежности необходима вся эта грязь? Джори вернулся повеселевший, в прекрасном настроении, и, чтобы не тянуть, я сразу же шепотом вывалила свои сомнения и возмущение. Он внимательно слушал, приподняв бровь. Выражение лица непроницаемое, только в глазах медленно разгорался огонек. Вероятно, он едва сдерживал желание догнать и свернуть шею болтливой развратнице. Но, когда его взгляд подозрительно заблестел, а щека начала мелко подергиваться, я уныло осознала, что он усилием пытается не разразиться безудержным хохотом. Я нахмурилась и сжала кулаки. Так, похоже, не миновать целого месяца насмешек! Однако Джори переборол себя, попросил бармена налить нам вина, и вполне спокойно и миролюбиво пустился в объяснения. Он утверждал, а не верить причин не было, что уличная труженица вовсе не выдумывала, в ее жизни это действительно имело место быть. Люди зачастую ведут себя так, что трудно вообразить. У каждого свои ценности и пристрастия, которые можно разделять или отрицать. Но это отнюдь не общепринятые правила. Каждый выбирает сам, что ему приемлемо, а что недопустимо. Когда придет время, я непременно во всем разберусь. И то, что произойдет после, будет правильным, естественным, приносящим радость и удовлетворение. Ну, уж с этим я категорически не согласна! Такие устрашающие открытия хотелось стереть из памяти. Спорить не стала. Сохраню мнение при себе, заодно и остатки лица. А вот, что брат думает, было очень любопытно. И тогда, не удержавшись, я задала очередной несуразный вопрос, хотя, конечно, следовало прикусить язык. Что он сам считает приемлемым? Джори посерьезнел и твердо заявил, что обсуждать это со мной не собирается. Задавать такие вопросы ни в коем случае не следует. Это личное, а я слишком любопытна. И вообще, лучше выкинуть все из головы, а то меня, видите ли, на минуту оставить без присмотра нельзя! Мне было стыдно и немного обидно, до конца этой ночи я с ним не разговаривала. Глупо и по-детски. Но урок я усвоила и сделала для себя вывод, что обойдусь без таких сомнительных удовольствий, не дай бог стать похожей на блудницу, по какой-то нелепости прозванную «жрицей любви». Наверное, я совсем ни в чем не разбираюсь, но в моем понимании у любви совершенно иное предназначение. ДЖОРИ Я старался держать все под контролем, но вскоре пришлось признать, что все предусмотреть невозможно. Порой даже и не знаешь, как воспринимать подобные открытия — радоваться переменам или огорчаться поражению. Высвобождая как можно больше времени, чтобы провести его с Эль, я накопил дела в конторе, о чем неустанно напоминал по телефону месье Галлен, и в штабе возникли проблемы, требующие непосредственного вмешательства. Отягощенный чувством ответственности, я с головой ушел в работу, понимая, что отныне придется балансировать между двух берегов. «Сестренка» отнеслась с чутким пониманием, заверив, что я могу полностью на нее положиться и не беспокоиться. Ей тоже необходимо приналечь на учебники, да и выспаться желательно. Тем не менее, через несколько дней, не чинясь, я переложил на Маркоса остатки нерешенных вопросов, хотя мексиканец и косился недобрым взглядом на самодура-шефа. Ничего, ему не привыкать. И хотя я не предупреждал Эль о визите, был уверен, что она ждет меня с нетерпением, потому что сам очень соскучился, предвкушая, как, устало потирая глаза, она оторвется от книг, чтобы улыбнуться мне. Слишком малышка усердствует в своем рвении к знаниям, да еще и комплексы от недостатка стандартного образования. Я ее, конечно, поддерживал, но меру нужно знать во всем. «Эдак она меня начнет учить», — ухмылялся я про себя, как обычно, с трудом найдя место парковки в ее крохотном переулке. Некстати вспомнилось, что с недавних пор Эль начала мечтательно поглядывать на яркие нарядные автомобили, за рулем которых восседали уверенные, бойкие девицы. Исключено! Я категорично отметал неприятную мысль. Поводов для тревоги и так достаточно. К счастью, никаких намеков пока не поступало, и я понадеялся на ее благоразумие. Вручив Эль ключи от отцовского дома в Бельвиле, я получил в ответ беспрепятственный доступ в ее квартиру, чем и воспользовался. Хотел сделать приятный сюрприз. В гостиной горел свет. Я различал отчетливый спокойный ритм сердца хозяйки. Настолько ровный, как бывает только во сне. «Сей факт ничуть не огорчает, — подумал я с улыбкой. — Девушке лишние часы хорошего отдыха точно не помешают». Стараясь двигаться бесшумно, чтобы не потревожить спящую, я заглянул в комнату и замер, остолбенев. Золотисто-каштановые волосы каскадом рассыпались по страницам какого-то фолианта, лежащего на полу. Похоже, будущая стипендиатка принимала душ, и в этот момент у нее родился очередной научный вопрос, требующий, кончено же, немедленного разрешения и уточнения. И как была, закутанная в шелковую простыню, она устроилась на ковре его решать. Однако усталость взяла свое. В первое мгновение, как и подобает мужчине, заставшему даму в приватной ситуации, я отвернулся. Но тут же саркастично хмыкнул. Меня никто не видит. Какого черта я должен соблюдать приличия, когда можно насладиться невыразимо прекрасным зрелищем гладкой шелковистой кожи и нежного изгиба спины любимой? Я присел на диван, позволив себе такую дерзость. Был готов исчезнуть в любую секунду, стоило моей девочке пошевелиться, но, казалось, время замерло вокруг нас. Сердце сумасшедшим молотом стучало в висках. Я попытался собраться и, сохраняя спокойствие, рассуждать здраво. Куда подевался прожженный герой-любовник, за которым тянулся бесконечный шлейф из разбитых сердец? Я ощущал себя мальчишкой, впервые увидевшим изящное женское колено. Но, бог мой, эта почти невинная обнаженная спинка, разметавшиеся локоны и точеная ножка, выглядывающая из-под простыни, казались куда эротичней любого разнузданного стриптиза в порочных заведениях ночного Парижа. Слегка отпустив фантазию, я представил, как прикасаюсь к ее затылку, и, в предвкушении задержавшись, рука начинает плавный медленный спуск. Я словно пальцами чувствовал ее тепло… и надо же! Ладонь вспотела, дыхание сбилось. Сердце уже неслось галопом, и я краем сознания понял, что дольше здесь оставаться нельзя. Не будь я вампиром с железной выдержкой, уже взорвался бы изнутри. Также тихо покинув зону риска, оставшись незамеченным, я сорвал Пежо с тормоза. С ума сойти! Мне хотелось смахнуть испарину у висков. К счастью, Клодетт, новая подруга, ждала в клубе, как и договаривались. Не помню, успел ли я поздороваться с ней, прежде чем увлек ошарашенную любовницу на третий этаж в первую попавшуюся свободную комнату. Вероятно, глупышка приняла мою горячность на свой счет, чем была немало польщена, потому что отдавалась пылко и страстно. Наверняка ее крики слышны были сквозь громкую музыку в зале. Главное, мой внутренний пожар на время потушить удалось, остальное неважно. Личный список ситуаций «повышенной опасности» я пополнил еще одним важным пунктом. Удивительно, насколько безмятежно я жил, пока не обзавелся «сестренкой»! Глава 4 ЭЛЬ Не считая некоторых досадных недоразумений, скучать было некогда. К сожалению, это относилось лишь к тем дням, когда Джори не оказывался загружен делами. Если же я оставалась одна, остро ощущала необходимость хоть чьего-то присутствия. Да, я могла навещать Гаэтана, пожилой джентльмен всегда рад меня видеть. Но однажды, приехав в Бельвиль в неоговоренное время, я застала его в момент чаепития с приятной немолодой дамой, представленной мне как соседка, мадам Серафин. Чувствовала я себя очень неудобно, навязчиво и глупо, хотя и провела отличный вечер в их компании, ведь отпускать меня они наотрез отказались. Больше я не рисковала, до пятничного вечера просиживала дома. Вот тогда-то и осознала, как сильно мне не хватает подруги. Джори, конечно, заменяет весь мир. Но, как выяснилось по происшествию с блудницей, я не обо всем могу поговорить с мужчиной. Еще сильнее беспокоило отсутствие заработка. Пока я бессовестным образом использовала чековую книжку Мэри, тщательно складывая квитанции и чеки в твердом намерении все вернуть подруге. Но бесконечно так продолжаться не должно. Заговорить об этом с Джори я побаивалась. Достаточно изучив его характер, я понимала, что он наверняка воспримет мое желание в штыки и вновь заведет неприятный разговор о моем полном содержании Гаэтаном на правах опекуна. Допустить подобное никак нельзя, ведь я и так обязана Ансело слишком многим. Обдумав все как следует, решила самостоятельно подыскивать работу, которую смогла бы совмещать с занятиями и ночной жизнью. К сожалению, без образования вариантов было немного. Джори отсутствовал уже несколько дней и даже не сообщил точно, когда вернется. Я воспользовалась свободой и отправилась на разведку в одну из контор по трудоустройству, адрес которой нашла в газете. Согласно объявлению, они предлагали заработок для мигрантов и разнорабочих. Выйдя на трамвайной остановке, я еще издали увидела длинную очередь, выстроившуюся к двери искомого здания. Подойдя ближе, осознала бесплодность задуманного. Судя по усталому, изможденному виду мужчин и женщин в веренице желающих найти работу, им это было гораздо необходимей, чем мне, да и получалось, похоже, не у каждого. Грустно постояв на противоположной стороне улицы, я развернулась было, чтобы уйти, и столкнулась с девушкой, намеревающейся перейти дорогу. — Поняла, что делать тут нечего? — незнакомка бесцеремонно ухмыльнулась. Она говорила с сильным акцентом, значит, тоже приезжая. — Вот и я думаю, а не плюнуть ли на все? Простоять неделю в надежде выпросить кусок, за который распоследний клошар не берется? Они же нас за людей не считают. А уйду сейчас, только лечь и помереть останется, уже двое суток не ела. Рухну здесь, никто и не заметит. Я распахнула глаза, с состраданием и неподдельным изумлением глядя на девушку. Стало очень неуютно и стыдно. Как я додумалась прийти сюда, полагая, что мне чего-то не хватает? Надо же быть такой эгоисткой! — Неужели не у кого попросить помощи? — смущенно спросила я, понимая, как мерзко выгляжу со стороны в дорогом пальто и новых сапожках рядом с этими несчастными, голодными и отчаявшимися людьми. — Да все вокруг такие же, — грубовато ответила она, оглядев меня. — Тебе-то, видно, невдомек. Я приехала во Францию с хозяевами, служила горничной в барской семье. Бежали они из России, штат с собой привезли. Ну, думала, вот она — лучшая жизнь! И что? Случилась тут с госпожой горячка, да так не вовремя, что хуже не придумаешь. Требовалось ухаживать за ней всю ночь, а мне никак нельзя… В общем, должна я была уйти в тот момент. А наутро меня выставили без паспорта и выходного пособия. Подалась к сородичам в трущобы, приютили, но жить на что-то нужно. Вот и топчусь. А без документов дело пропащее, разве что на панель идти. Меня передернуло, воспоминания окатили ледяной волной омерзения. Схватив девушку за руку, я с горячностью заговорила: — Это из-за полнолуния ты не смогла работать, да? Не пугайся, я поняла, кто ты. Собеседница отшатнулась, настороженно вскинувшись, подозрительно впившись злым взглядом. — Ты из наших? Как узнала? — Нет, я другая, но никому не скажу, не бойся, — заверила я как можно убедительнее. — Ведьма, что ли? — бедняжка немного расслабилась, но бдительность не теряла. Не имея возможности открыться, не совершив очередной ошибки, я кивнула. — Могу помочь, — я миролюбиво улыбнулась. — Мой брат делает документы для приезжих. Я не знаю, сколько это стоит, но, возможно, если попрошу, он не откажет. В глазах новой знакомой вспыхнула искра надежды, и мне почему-то стало приятно и посветлело на душе. Вскоре мы сидели в небольшом кафе. Я с сочувствием глядела, как Маргарита, так представилась русская, жадно глотает бефстроганов с гарниром. Она была высокой и угловатой, с резким голосом и натруженными ладонями, но сразу расположили ее прямота и честность. Очень хотелось протянуть руку, так же, как мне помогла Мэри. Когда-то и я была такой растерянной, не представляя, куда идти и как жить дальше. И вот я здесь. А вдруг и я в силах изменить к лучшему чью-то судьбу? Я пригласила Марго к себе, и мы проговорили полночи. Она рассказывала о России и поделилась, что начала обращаться в полную луну, еще находясь в сиротском приюте. — Была в моей группе одна тощая, ненавидели друг друга люто. Однажды застукала, как она втихаря режет мою сорочку, да так толкнула, что дура грохнулась головой о железную кровать. Никто не видел меня, поэтому виновную не нашли, хотя наверняка подозревали. Но меня кровь наказала сильнее во сто крат. Оказалось, я из волчьего рода. Как я приспосабливалась первое время — отдельная история, не люблю ее вспоминать. Только вот не знаю, возможно ли привыкнуть. Столько лет прошло, а меня до сих пор перед полнолунием трясти начинает, слишком уж это мучительно. Я преисполнялась все большим сочувствием к бедняжке, на чью долю выпало столько испытаний. Вспомнилась семья оборотней из Теннеси, Саммерфилд-младший и ночь в закрытой карете. Тогда я и узнала, что, кроме охоты, у женщин-эльфиек и другое предназначение. Ведь в тот раз, пусть и насильно, но мне удалось утихомирить зверя. И Бенедикт почти не мучился. Далось это нелегко, но если все дело в тренировке? Я ведь ни разу с тех пор не пробовала, а могла бы! Разве плохо оказать помощь милой девушке? К тому же, я чувствовала, что мы можем подружиться. Это было бы замечательно! Полнолуние через два дня. Конечно, я не сомневалась, что Джори будет категорически против. Понимала, риск велик. Конечно, я предприму меры безопасности, не такая уж я беспечная, но вряд ли это убедит его. А если он не вернется до послезавтра? Наверное, я могу распоряжаться собой самостоятельно в его отсутствие. Я обещала быть благоразумной и постараюсь выполнить обещание. Но помочь Марго неудержимо хотелось. Последним решающим аргументом оказалось то, что после моих осторожных слов, что владею заклинанием, способным облегчить ее муки, бедняжка залилась слезами и бросилась меня обнимать. На том и порешили. Наметив план действий, мы приступили к выполнению. Днем нервная и взбудораженная Маргарита заехала за мной, потому как найти ее обиталище на окраинах было бы проблематично. В этом я очень скоро убедилась, поражаясь, насколько бедно живут некоторые в таком шикарном городе, как Париж. Даже в бытность охотницей с ненавистным братом я никогда не видела столько удручающей нищеты и упадка, как в трущобах, называемых жилым районом. Помня уроки Тирона, я плотно поужинала, набираясь сил. Чем ближе ночь, тем больше нервничала и я. Все же страшновато проходить через тот кошмар повторно, да и способности я давно не использовала. Успокаивало, что, как и у большинства парижских оборотней, в подвале ветхого дома Марго оборудована специальная клетка-камера. Похоже, предыдущий жилец тоже был волком. Обдумав, мы решили, что, находясь взаперти, Марго не представит для меня большой опасности, главное, чтобы я могла дотянуться до ее ноги, например. Тогда при непосредственном контакте я постепенно лишу начавшую превращение девушку энергии, и она тихо уснет до утра. В теории выходило вполне разумно и не предполагало сложностей. Я как-то упустила, что малейшая оплошность — и я лишусь руки, которую разъяренная волчица отхватит в мгновение ока. По испытанию трехлетней давности, которому подверглась в запертой карете, я в целом представляла, что нас ждет. Только тогда милосердная темнота скрыла от глаз подробности, лишь жуткий хруст ломающихся костей служил напоминанием. Сейчас же, в свете тусклой циклопической лампочки, затянутой паутиной, передо мной во всей красе разворачивалось невероятное действо.