Еще мне очень нравился, да и сейчас нравится, процесс моих репетиторских занятий с Никитой. Он такой живой, интересный, непоседа, одним словом. Мне даже нравилось, когда он отвлекался, пробуя во время занятий увлечься какой-то машинкой или другой игрушкой. Я позволяла ему таким образом передохнуть, с удовольствием наблюдая его игру. Что ни говори, а ведь получатель уроков он, и именно он должен оставаться довольным. Мне хотелось узнать мнение его родителей о моей работе, но они ограничивались молчанием, которое можно было бы понимать по-разному. Но то, что они не отказывали мне, говорило, что они довольны моей работой, хоть и не могут выразить это прямо. У них я довольно стеснительно спрашивала про возможность преподавания другими детям, но не хотела рассказывать им про свое тяжелое положение, чтобы они не отказали мне. Вскоре я получила-таки своеобразную оценку моего труда от родителей мальчика. Они рекомендовали меня для занятий девочке Ксюше, однокласснице их сына. Это очень аккуратная девочка, ее родители видят в ней не только прилежную ученицу-отличницу, но в будущем студентку, а потом, может быть, хорошую девушку с прекрасной работой. Эта моя ученица на самом деле очень ответственно относилась к учебе, не отвлекалась, задавала много вопросов, выполняла домашнее задание. Я замечаю, что у нее хорошо идут дела и с математикой, и с другими предметами. Через месяц занятий математикой Ксюша так сильно ко мне привязалась. Она стала делать успехи в математике. Ее родители спросили, могла бы я заниматься с ней еще и другими предметами, какими могу. Я согласилась, хоть и оплата маленькая. Вот поэтому у меня и какие-то деньги появились, теперь мне хватает на житье, почти на все, кроме оплаты этой комнаты. Извини, я отвлеклась, но я только хочу сказать, что люблю работать с детьми, да и сами дети мне нравятся. Слушай, что было дальше. Пришла я на следующий день в это ателье. Какая там красивая одежда висела на манекенах! В основном, конечно, женская. Белый открытый стеллаж с тканями, широкий стол посередине. За столиками сидели две швеи, обе в очках. Они как по команде одновременно подняли на меня глаза поверх очков, как бы спрашивая, зачем я пришла? Я поздоровалась и сказала, что мне хотелось бы видеть Элину. Швеи указали мне на закрытую белую дверь. Я постучала и вошла за дверь в маленькую комнатку. Там и было-то шкаф, еще один стеллаж да два столика, на одном стоял чайник и ваза с печеньем и конфетами. За рабочим столом сидела женщина лет сорока пяти с пышной шевелюрой, в очках, волосы, сразу заметно, крашеные в блондинку. Вот блуза у нее была красивая, светлая с большими цветами. – Здравствуйте, Элина, – сказала я женщине. – Я от Аркадия Николаевича, по поводу возможности работы. – Элина Егоровна, – довольно сухо ответила женщина и посмотрела на меня с ухмылкой, потом добавила, – Э-ле-ганс. Садись, раз пришла. Я уже не удивилась такому быстрому переходу к обращению на «ты», видимо, подумала я, в этом городе так принято. Элина Егоровна рассматривала меня как вещь. То есть какой-то интерес у нее ко мне проявился, но интерес этот, чувствовалось, был не искренний, а какой-то потребительский, что ли. Она внимательно разглядела меня и мою одежду. А я тогда была все еще в том же осеннем пальто, как приехала, хотя погода уже стояла холодная, ночами подмораживало. Я чувствовала себя неуютно, находясь, как под микроскопом, перед глазами этой женщины. Но тут я набралась смелости и сказала: – Извините, Элина Егоровна. Он мне сказал только ваше имя. Я хотела бы узнать насчет работы. Видите ли, так получилось, я оказалась в вашем городке одна, а мне как-то нужно жить. И вот Аркадий Николаевич помогает мне, – при этих словах Элина Егоровна легко ухмыльнулась и качнула головой, – помогает мне. Я надеюсь, что смогу найти работу или у вас, или, может быть, вы сможете посоветовать кого-то, к кому мне обратиться. – Сама-то ты откуда будешь? – она стала еще внимательнее разглядывать меня. – С кем это Аркаша… Я хочу сказать, кого это он ко мне отправил, дай-ка на тебя посмотреть. – Я из Светлогорска, а приехала из Санкт-Петербурга, – ответила я ей полуправдой. Тут я рассказала Элине Егоровне о том, где училась, какая профессия, сказала, что пытаюсь давать частные уроки математики школьникам. – К швейному делу какое отношение? Сама шьешь, умеешь? – спросила Элина Егоровна. – Нет, никогда не пробовала. – Как же, как говоришь, получилось, что ты оказалась у нас в городе? – Это личные причины, мне не хочется об этом говорить, – произнесла я как скороговорку заранее подготовленный ответ. – А что у тебя с Аркашей, с Аркадием Николаевичем? – А что вы имеете в виду? – не поняла я и, наверное, даже немного покраснела. – Какие отношения у вас? – Он директор гостиницы, а я остановилась там, в гостинице то есть. – И чем же это Аркаша тебе помогает? – Он позволил мне оставаться в гостинице в долг, и направляет, вот, например, к вам, чтобы найти работу. Я уже говорила в пекарне… Элина Егоровна стала водить взглядом по столу, по стенам, как будто что-то обдумывая. Я спросила: – Извините, можно у вас спросить? – заведующая ателье кивнула. – Как думаете, смогу я найти работу? И еще хочу спросить: вот сам Аркадий Николаевич, он влиятельный человек? – Что касается влиятельности, вот что я тебе скажу. У нас тут городок маленький, несколько человек, мужчин, которые занимают руководящие посты, между собой дружат. Вот уже тебе знакомый Аркадий Николаевич, из пекарни Михаил, Вениамин Георгиевич, директор завода. Еще несколько человек из управления города, полиции. Что касается работы, Аркаша меня попросил… Я его просьбу исполню, в смысле, попробую подыскать тебе что-нибудь к понедельнику. Но не ручаюсь, не взыщи потом. На этом мы расстались с заведующей ателье. «Снова до понедельника», – подумалось мне. Только какие еще варианты у меня были? Дни ожидания прошли быстро. Уже вовсю наступала зима, приближался декабрь. На заработанные деньги мне удалось купить в секонд-хенде хорошее зимнее пальто, еще кое-что. Я даже задумалась, чтобы что-то отдать директору гостиницы в счет долга, но это оказалась смешная сумма. В понедельник наш разговор с Элиной Егоровной был на удивление коротким. Я только вошла к ней, как она сказала, что работы у нее нет, потому что я к швейному делу никакого отношения не имею. И если в первый раз она разглядывала меня, как в магазине на полке какой-то предмет, то теперь будто поставила этот предмет обратно на полку, не желая покупать. Администратор Александр в гостинице передал мне, что директор возвращается из поездки и будет ждать меня 9 декабря в 5 часов вечера. Все мои надежды рушились одна за одной. Из дома никаких ни вестей, ни вопросов. Здесь полная неопределенность, да еще и тот долг, о котором я подписала уже несколько расписок. «Что же будет?» – спрашивала я сама себя. Однако единственным путем спасения я видела разговор с этим Аркадием Николаевичем. Тогда мне думалось, что только он пытается войти в мое положение и оказать хоть какую-то помощь. А в действительности узел проблем связывался все туже и туже. Я пришла в назначенное время. Директор сидел за столом, перед ним бутылка, как я поняла, виски, фрукты и сыр на тарелочке. Он заулыбался мне, а я подумала, что у него хорошее настроение, а от этого, возможно, и в моих делах что-то сдвинется к лучшему. Он налил себе виски в стакан, выпил и запил водой. Я рассказала о своем визите в ателье. И тут совершенно неожиданно для меня он как будто переменился, стал говорить своим грозным громовым голосом: – Ха! Что же ты собираешься делать, а?! Я как могу тебе пытаюсь помочь, а ты что, м? Я испугалась от этой перемены обращения, от его стреляющих страшных взоров, от его голоса, но еще больше от того, что и в самом деле не знала, что делать. Так я стояла перед ним, как голая, беззащитная, опустив голову и глядя в пол. Он продолжал: – Видишь, я все, что мог, для тебя сделал. Когда придут твои деньги, а? Что молчишь, как в рот воды набрала? Никакие деньги тебе не переведут, вот что! Ты меня дурачила, я это давно понял. Пользуешься моей добротой! Тут он встал и подошел ко мне совсем вплотную, тяжело дыша. Я слышала его глубокое дыхание и запах алкоголя. Он обошел меня кругом, даже не один раз, я не считала, стояла как вкопанная, слова не могла сказать. Я думала: а ведь он прав. Я поступаю плохо, я действительно его обманула, никакие деньги мне не идут, сама я во всем виновата, а он посторонний человек, а пытается мне помочь. Но среди этого чувства вины я ощущала его взгляд так, словно он раздевал меня глазами. Тут мне уже это стало совсем неприятно. – Я не знаю, как мне быть. Я, наверное, виновата перед вами, но надеюсь на понимание и помощь, у вас ведь такой авторитет в городе, – сказала я медленно и очень робко, я боялась его. Он снова как будто переменился, стал выглядеть спокойнее и сказал: – Давай сюда свой паспорт, чтобы не сбежала и не уехала. Даю тебе еще семь, нет, даже десять дней на тех же условиях. Садись, пиши расписку. Через десять дней, это значит девятнадцатого, придешь ко мне так же, в пять вечера. Тогда все и решим. Да смотри, не выкинь какого-нибудь фортеля за эти дни, ха-ха! Все решим по-хорошему. Я села за стол и под его диктовку сама полностью написала расписку с новой суммой долга, передала ему свой паспорт. Все это он положил в верхний ящик своего рабочего стола. Выйдя из кабинета, у меня часа два в голове крутилась только одна фраза: вот тебе, девушка, и Юрьев день! Да, наступил день оплаты долга, а платить-то и нечем. У меня не осталось на руках даже паспорта: не могу теперь никуда уехать, не могу на нормальную работу устроиться, расписки о долге, как камень на шее. Стала я какой-то крепостной, даже рабыней. А что сможет сделать хозяин с рабыней? Об этом мне даже думать было страшно и неприятно. Провела я эти дни так, как тебе сказать, как человек перед судом, когда он знает, что виновен, что приговор его будет о наказании, и что наказание будет суровым. Не знала я тогда только того, какой приговор может быть вынесен по закону этого Аркадия Николаевича. Пробовала еще обращаться за работой в какое-то кафе в городе, объявления дала о репетиторстве, снова ходила в пекарню, где Михаил меня даже не узнал и посмотрел, словно на давно приснившийся сон. Никой новой работы. Да если честно, у меня не было достаточного рвения, упадок сил не способствует поискам работы. Единственное, чем я занималась с удовольствием, чувствуя короткие отдушины, – это репетиторство с Никиткой и Ксюшкой. Арина остановила рассказ, попила воды, вздохнула несколько раз. Потом продолжила: – Я очень хочу, чтобы ты выслушал меня. Тебе может быть неприятно и мерзко, но другого варианта у меня нет. Я хочу попросить тебя о помощи. И вот 19 декабря я пришла к нему в кабинет. Он опять так же сидел за столом и пил виски. Судя по остатку в бутылке, выпил уже почти всю. Лицо у него было раскрасневшееся, очень довольное. Он показал мне рукой, чтобы я села в кресло для посетителей. Потом спросил: – Нашла работу? – Нет. Я все обошла, что знала, где думала найти подработку. Вот занимаюсь репетиторством, но денег мало, могу отдать только вот это, – сказала я и достала все деньги, какие могла собрать к тому дню. Он глянул в полглаза, ухмыльнулся и сказал: – Этого и кошке на молоко не хватит. Сидит, улыбается, весь такой довольный. А мне, наоборот, от этого его довольства не по себе, я-то понимаю, что он рабовладелец, оттого и улыбается, у него нет такого камня с долгами на шее, как у меня. – Что предлагаешь? – спросил он. – Я буду продолжать искать работу, попробую давать больше уроков, найти больше учеников на репетиторство. – И только? Хм, мало, подружка, мало! – отвечал он. – Так ты до пенсии копить будешь, а там уж, ха-ха, мне тебя и не нужно станет, старуха ты будешь, ха-ха, вот что! – Как же мне быть? Он рукой достал из своего рабочего стола мои расписки и сказал: – Знаешь, на сколько ты тут понаписала уже? – стал считать и объявил. – Тут на восемь тысяч долларов, и это без процентов. А процентики-то капают, капают, капают каждый день, – он говорил каким-то слащавым голосом, поднялся со своего места, перешел и сел напротив меня. – А их нужно гасить, ой гасить, голубушка. А чем? Что у тебя есть? – Почему так много? Мне казалось, что сумма меньше. – Вот расписки, посчитать легко. – Я вам уже показала все деньги, какие у меня есть, – сказала я, а сама и гадаю, откуда такая сумма. – Не-ет, не про деньги я. У тебя еще кое-что есть, что может гасить проценты. И это принадлежит тебе. Да, только тебе. Но нужно поделиться, со мной поделиться. И я тогда бег твоих процентов приостановлю. – Не понимаю, о чем вы, – сказала я. – А ты подумай хорошенько. Он встал и обошел меня вокруг, достал из шкафчика стеклянный стакан, налил в него виски, подал мне и сказал: – На, выпей, может, тогда придумаешь. – Спасибо, я не хочу. Я не понимаю, о чем вы говорите, извините. Он снова сел на кресло напротив меня и заговорил: – Смотрю я вот на тебя, симпатичная ты, волосы у тебя такие приятные, глаза. Про фигуру уж и говорить не стоит: прямо ух! Вот твое достояние, личное достояние. Поделись им, дева, вот и простятся тебе проценты по долгу твоему, – сказал он на манер попа.